4. Люди и нелюди

Кара небесная? Опасное заблуждение, господа. Их породили такие же люди, как вы и я. Люди вообще склонны порождать нелюдей — можно сказать, это роковой удел человечества.

"Абель Вендел. Тысяча дискуссий",

116 г. Эры Возрождения, Нойнштау, Главный архив

Люди и нелюди

1.

Больше всего эта штука напоминала два тонких полумесяца, вырезанных из серебряной монеты и сплавленных воедино. Повернул набок — стало похоже на маленького краба, воинственно задравшего вверх пару острых блестящих клешней.

Он взвесил находку на ладони. Не ржавая совсем, хотя, небось, пролежала в песчаном склоне уйму лет; гладкий металл помутнел слегка — и только. Но не серебро, слишком уж лёгкая. Интересно, зачем она?

— Эй, Рэлька! Рэ-элька-а-а!

Занятная железка мигом исчезла в бездонном кармане штанов. Подальше от чужих глаз.

— Рэлька, дурья башка! Живой?!

Над краем поросшего травой обрыва показалась вихрастая светло-русая голова. Сверкнули тревогой серые глаза.

— Да что мне сделается? Просто упал.

Рэлька небрежно пожал плечами и принялся карабкаться по склону оврага. Только что он съехал на самое его дно вместе с источенной временем каменной плитой, на которую неосторожно наступил. По пути вниз зацепился левой ногой за какой-то ржавый и острый штырь, торчащий из песка. Штанину, ясное дело, порвал, и ногу до крови расцарапал. Но, сказать по совести, отделался легко. С эдакой кручи кувырнувшись, можно было и шею запросто свернуть.

— Просто упал?! — рядом с русоголовым Гешеком возникла растрёпанная каштановая шевелюра Ланца, его взгляд плеснул в товарища гневом. — Ты скажи спасибо, что ещё ногами перебираешь! Ну, давай лапу!

"Кому спасибо-то?" — недоумевал Рэлька, хватаясь за протянутую руку и подтягиваясь. Наверху первым делом пострадавшую ногу стал разглядывать. Царапина, конечно, ерундовая, а вот штанину жалко. Да и батя увидит — огорчится, потому как штаны — новьё, только-только на весенней ярмарке куплены.

— От тебя сплошь неприятности, подкидыш, — бросила, недовольно поморщившись, Ксана. — Так и знала, что не стоило тебя брать.

Вот бы Рэлька удивился, кабы услышал от неё что-то иное. Ксана не из тех, кто прячет свои чувства за семь замков, и к её насмешкам он давно уже привык.

— Ну, и не звала бы, раз не стоило, — отозвался беззлобно.

— Да кто тебя звал-то? — девушка осеклась и хмуро глянула на Гешека, тот виновато пожал плечами. "Сама ведь согласилась", — читалось в глазах русого здоровяка, но вслух он этого, ясное дело, произнести не решился.

— Ладно, идём дальше. А ты, коли ещё провалишься в дыру какую-нибудь, не надейся, что мы за тобой туда полезем. Понял?

"Как бы за тобой лазать не пришлось", — подумал Рэлька, но тоже промолчал. Ему, конечно, в отличие от Гешека, на расположение зеленоглазой занозы плевать с высокого дуба, да только всё равно лучше не спорить. Без толку.

Они прошли немного вдоль злополучного оврага, стараясь больше не приближаться к его краю, потом дорога вильнула в сторону. Дорога... хм... Всего лишь протянулось меж холмов реденькое мелколесье, сквозь которое идти после дремучих ельников — одно удовольствие. Денёк выдался не то чтобы пасмурный — так, облачный маленько. Хоть и перевалило за полдень, но жарило не сильно — Лик увлечённо играл в прятки, то ныряя за пушистые тучки, то вновь заливая светом поляны.

Шагалось легко и приятно, как на прогулке, хорошее настроение не смогли испортить ни досадное падение в овраг, ни вредина Ксанка. Время от времени Рэлька напоминал себе где они идут и зачем сюда явились, но серьёзный настрой никак не получалось вернуть. Ведь после целой недели тоскливых беспросветных дождей наконец-то потеплело — улыбнулось людям перед скорыми холодами короткое, но ласковое "бабье лето".

К ногам из-под поваленной сосны вывернулась журчащая ленточка ручья. У самой воды из густого черничника торчала крепкая светло-коричневая шляпка.

— Ух ты, моховичище! — Ланц тоже приметил гриб и аж присел от восторга: — Гляньте, како-ой!

— Может, за лукошком побежишь? — тут же съехидничала Ксана. — Забудем об охоте, наберём грибочков, и домой.

— Ну, Кса-а-ан, ведь такой красавец... Можно, я возьму?

Девушка посмотрела на сына бортника с досадой, как на капризного ребёнка.

— Ты забыл, что я говорила? В Мёртвом городе ничего брать нельзя. Ни-че-го, ясно?

— Так мы ж не в Городе ещё. И вообще, идём, идём, а его всё нет и нет. Может...

Ланц вдруг осёкся и по глазам было видно: испугался. Вот брякнул бы сдуру "заблудились", Ксана тут же съела бы болтуна целиком, вместе с оттопыренными ушами и дырой на ботинке. А побрезгуй она — Гешек уж точно не спустит приятелю сомнений в его, Гешека, охотничьем чутье. Небось, не поленится к уху кулак приложить. Пусть русый здоровяк языком чесать не мастер, зато кулачок у него — ого-го, да и старше он на два года.

— Что "может"? — с подозрением прищурилась, меж тем, Ксана.

— Может, передохнём уже? В Городе-то не до роздыху будет, а есть ой-ёй-ёй, как охота. Ксан, давай, а?

Зеленоглазая, конечно же, сделала вид, будто сомневается и раздумывает, но больше для порядку, как Рэльке показалось. Потом объявила "привал". Ведь сама утомилась и проголодалась не меньше других, но первой в том нипочём не сознается. Гешек... ну, а что Гешек? Он, само собой, согласился.

Расположились на сосновом стволе, сухом и тёплом. Достали из дорожных мешочков хлеб и твёрдые в острых пупырышках огурцы, с аппетитом захрустели, зачавкали, передавая друг другу большую флягу с водой. Гешек запасся основательней других — у него и варёные яйца нашлись, и картошка "в портах", и во фляжку он не воду налил, а кисло-сладкий брусничный морс. Всем этим он в первую очередь взялся Ксанку потчевать, но и про приятелей не забыл — угостил от щедрот. Рэлька соблазнился на печёную картофелину, а от яиц, как обычно, отказался. Сам тоже ранец вытряхнул: семь яблок, две чищеных уже репки, пара худеньких морковок. Налетай, кто желает!

Гешек только пренебрежительно фыркнул, глядя на этот "кроличий стол", а Ксана (о, чудо!) протянула руку и взяла большое розовощёкое яблоко. Смело надкусилв, кивнула с царственной благосклонностью:

— У нас такие же в саду, "Малиновка" называются. Мне больше "Золотой налив" нравится, но эти тож ничего, сладкие.

Рэлька слушал её вполуха, болтал ногами над бегущей водой и любовался, как тронутую осенней позолотой листву насквозь пронзают янтарные клинки Лика. И чего, в самом деле, место это стороной обходить велено? Лес как лес, светлый и ничуть не страшный. Разве что холмы странноватые — ровные, точно рядком выстроенные. Похожи на...

Морковка вдруг стала ему поперёк горла, он закашлялся, чуть не опрокинувшись на спину.

— Руку вверх подними! — распорядилась Ксана. — Правую! Теперь ясно, с чего ты дохлый такой — есть, видать, в детстве не научили. Геш, хлопни ему по спине!

Дожидаться когда старательный Гешек смахнёт его своей лапой в ручей, Рэлька не стал — спрыгнул сам и послушно потянулся правой рукой к небу, выравнивая дыхание. Яблоки и репки покатились по траве, но он на них не глянул даже — озирался по сторонам, поражённый неожиданной своей догадкой.

— Эй, ты чего? — забеспокоился, первым почуяв неладное, Ланц.

— Город, — пробормотал Рэлька.

— Где? — Ксана вскочила с ногами на ствол сосны. — Где Город?!

— Везде. Вокруг. Это он и есть — Город. Мы пришли.

* * *

Сразу было ясно — идея дурацкая. Возможно, самая дурацкая из всех, что когда-либо приходили в голову Ксане. И добро бы она так идеей и померла, но зеленоглазая любые свои затеи могла облечь в чёткий план, а план — претворить в жизнь, да так быстро, что его вольные или невольные участники попросту не успевали опомниться и пойти на попятный.

Рэлька, правда, попытался.

— Куда-куда?

— На серую тень охотиться. Ту, которую Мэт позавчера увидал.

— Понарошку?

— Сам ты... — Ланц обиделся. — Что мы, мелочь голозадая — понарошку охотиться?! Ксана знает где тварюгу искать! А ещё Гешек пойдёт!

— Ага, Ксанкой ваша тень отобедает, Гешеком повечеряет, тебя на закуску припрячет... А я-то на что ей сдался?

— Трусишь — так и скажи! И без тебя управимся, малохольного. Ну, считай тогда — ничего не слышал. Ксана про тебя сказала: ежели струсит, так хоть не разболтает.

— Я не трушу, — с деланным равнодушием пожал плечами Рэлька, — да только глупо это. Никого вы не найдёте, а найдёте — сами же потом пожалеете.

— Ничего с нами не случится — Ксана тварюку за тыщу шагов учует, а Гешек пристрелит. Помнишь, он прошлой весной волка здоровенного уложил? Серая тень — тот же волк, только вы... вы-ро-деж-ный-ся... Ну, ты идёшь или нет?

Рэлька вспомнил, как прилюдно хвастался полгода назад метким выстрелом сына Стоян, отец Гешека, как трепал его русую шевелюру и возглашал громогласно: "Весь в меня, медведь! Ну, как есть — моя порода!" Гешек стоял, красный от смущения и довольный, принимал похвалы от самого старосты и всё сверкал глазами на зеленоглазую Ксану...

— Да пойду, — ответил он, неожиданно для самого себя, — всё одно сейчас делать нечего.

— Ага! — торжествующе воскликнул Ланц. — Ну, смотри, подкидыш! Обещал — теперь сдохни, а слово держи!

— Сдохну, а сдержу, — произнёс обычную для всех мальчишек клятву Рэлька. — Когда идём-то? И куда? Еды много брать?

— Идём утром, как рассветёт. До вечера обернёмся, — Ланц подмигнул со значением. — А идём... в Мёртвый город. Во как!

Очень захотелось отвесить самодовольному дурачине хорошего пинка, но Рэлек на свои чувства накинул привычную узду и снова пожал плечами:

— В Город, сталбыть в Город. Давно и сам туда сбегать хотел.

* * *

Трава росла прямо сквозь камень — серый и потрескавшийся, похожий на высохшую глину. Рэлька ковырнул пальцем. Нет, не глина — что-то другое. Обычную глину дождиком помочит — она враз жидкой становится, а эту, небось, сто лет поливает, и ничего, только потрескалась сильно.

— Здесь, небось, улица была, — неуверенно предположил Гешек. — Мощёная.

— Ха! Ты мостовую хоть раз видал? Я родилась в городе, насмотрелась, как улицы мостят. Это не мостовая.

— Батя сказывал, до Тёмного века многое делали по-другому, — заметил Рэлька. — Может, и улицы тоже другие были.

— Много он знает, батя твой, — Ксана фыркнула и отвернулась; она всё ещё злилась из-за того, что не первой догадалась про Город. — Хватит уже рассиживаться тут, не успеем вернуться до темноты.

— Ну, а делать-то что? — в растерянности развёл руками Ланц. — Где ж нам искать того волка?

— Вот это уж не твоя забота. Искать будем мы с Гешеком. А вы — не мешайтесь и не отставайте. Отстанете — серая тень вам головы отгрызёт.

— Вон туда, — юный охотник указал на высокий холм. — Влезем, да оглядимся.

Полезли. Склон оказался крутоват и неровен; все четверо, пока до вершины добрались, дыхание сбили. Правда, Рэлька — лишь самую малость, но вид сделал, будто наравне со всеми устал.

Зря притворялся, все тут же стали разглядывать торчащие из травы остатки кирпичной кладки и толстенную железную трубу, сплошь покрытую бурой ржавчиной.

— Выходит, здесь дом стоял! — изумился Гешек. — На круче!

— Ха! Весь этот холм — и есть дом. Бывший.

— Таких не бывает, — Гешек нахмурился и в задумчивости взлохматил волосы на затылке мозолистой пятернёй. — Это ж целый замок развалить надо. Да ещё землицей притрусить, чтоб эдакая гора вышла.

Он ткнул пальцем в древнюю кладку, странный кирпич легко крошился, превращаясь в жёлтую труху.

— Гнильё! То-то всё ухнуло, как люди ушли.

— Дубина, — фыркнула Ксана, — город разрушили чёрные пастыри. Все Мёртвые города невесть когда ещё с землёй сравняли. Только за Межой они стоят нетронутые, сами помаленьку разваливаются. Но когда-нибудь пастыри и до них тоже доберутся.

— Ну, не знаю, — неуверенно протянул Ланц. — Межа с незапамятных времён не двигается. Если бы пастыри могли, они бы давно уж её перешли. Но там такое... такое...

Сын бортника наморщил лоб, пытаясь описать то, о чём взрослые при детях старались не болтать. Потом сдался и закончил:

— Дюже там страшно. Даже пастырям.

— Не болтай ты дурь, пастыри ничего не боятся, они силы копят. Может, ещё сто лет копить будут, если нужно. А потом возьмут, да и прихлопнут Безлюдные Земли одним махом. Бах!

Девушка звучно хлопнула в ладоши и, отвернувшись от смутившегося Ланца, начала оглядываться с любопытством. Сам Рэлька давно уже занимался тем же, слушая разговор приятелей вполслуха. Вид с холма и впрямь открывался замечательный. Весь Мёртвый город был как на ладони, ровные ряды холмов указывали места, где высились когда-то дома, меж ними угадывались завоёванные лесом улицы и площади. Кое-где среди многочисленных берёз и елей мелькали яблони, вишни, даже зеленели редкие в этих краях туи — одичавшие потомки обитателей здешних палисадников и скверов.

— Нам его за неделю весь не обойти, — посетовал Ланц.

— Весь и не надо, — Гешек выжидающе смотрел на подругу. — Ксан, ты как, чуешь чего?

Ответом ему было молчание. Ксана медленно вела взглядом по длинному холму, густо заросшему орешником. Все терпеливо ожидали, что она скажет. Наконец, тонкая девичья рука не очень уверенно протянулась в сторону медленно, но неуклонно скатывающегося с небосвода Лика.

— Кажется, там... что-то есть.

— Ага, — не удержался Рэлька, — ещё один холм.

— Ты так воняешь, подкидыш, что у меня в глазах мутится. Если отойдёшь подальше, я точнее скажу.

— Да на здоровье, — он отступил на пару шагов. — Так лучше?

— Лучше было бы, кабы ты вовсе дома остался. Но сойдёт и так.

С нарочитым вниманием Ксана ещё с полминуты разглядывала лес на западе, потом заявила без следа прежней неуверенности:

— Да, идём вон туда, где что-то белое торчит.

"Кости тех, кто пошёл туда раньше нас", — подумал Рэлька и едва сдержался, чтобы не рассмеяться в голос. Ему вдруг стало весело и легко на душе. Ну, кого они тут могут найти, в самом деле?! Видали охотников: взбалмошная девчонка пятнадцати лет от роду, вообразившая себя чующей, и семнадцатилетний белобрысый бычок, не выпускающий из рук заряженного самострела. Они с Ланцем — вовсе не в счёт, их и взяли-то только за компанию, потому как вдвоём уж очень боязно нарушать старые запреты. Вот и сходили, проветрились, поиграли в Приключение. Детские игры завершаются с приходом ночи, скоро уже закат и нужно возвращаться. Вот дойдут они до того длинного холма с чем-то белым на верхушке, осмотрятся и потопают домой. Может быть, даже вернутся сюда завтра или послезавтра, чтобы ещё поиграть, а может Ксана придумает новое развлечение...

Мысли деловито роились в голове Рэльки — странные мысли, слишком правильные для подростка, по возрасту целый год уступающего Ксане, слишком взрослые; будто и не его собственные, а кого-то другого, живущего на самом дне души и изредка выглядывающего наружу с любопытством: "Что там делается-то вокруг? Эвона-а-а!.." Своего "постояльца" Рэлька немножко побаивался, но к четырнадцати годам успел с ним свыкнуться. Ну, сидит себе внутри, смотрит иногда. Помалкивает? Печёнку не грызёт? И пусть сидит, плевать.