Прерванный полёт

Прерванный полёт

Все люди рождаются свободными и равными. Потом некоторые женятся.

Этот афоризм можно воспринимать с насмешкой, но зачастую так всё и случается. Один из подлых законов жизни. Руслан Москвин проверил его на себе. Повзрослеть ему пришлось в один день.

Никогда не думал, что его отношения с женщиной могут привести к таким последствиям. Привык к легкости и радости, которую ему приносило женское общество, и не мог подумать, что бывает по-другому. Недаром же говорят, что беда одна не ходит. Если уж черная полоса в жизни, то это надолго. На очень, очень долгое время.

Бесконечно, невозможно долгое...

И случилось всё тогда, когда в жизни вот-вот должно было произойти нечто волшебное. Когда его маленькая девочка наконец-то повзрослела и у Руслана, после многолетней "дружбы", появилась надежда. Маленькая, призрачная и обжигающая, но надежда. В те дни Москвин себе места не находил. Выходные на даче в привычной компании и извечный флирт двух "друзей" — взгляды, которые красноречивее всяких слов, улыбки, какие-то безмолвные обещания, да и воспоминания о невинных поцелуях будоражили кровь сильнее обычного. Чем всё это могло закончиться? Вскоре это перестало иметь значение. Легче было принять всё это, как не свершившийся факт.

Они слишком долго играли в "друзей". Слишком много времени потратили на задушевные разговоры и секреты, которыми делились лишь друг с другом. Притворялись, что между ними ничего нет и быть не может, убегали от взглядов и улыбок, держались за руки и творили на пару нечто немыслимое — например, рассказывали друг другу о своих "романах". Обсуждали, смеялись, давали какие-то советы, а потом вдруг неловко замолкали, а после меняли тему... от греха подальше.

Это была первая, самая настоящая любовь. Или влюблённость. Но ведь в двадцать лет не особо разбираешь — любовь или влюбленность. Всё одно, всё огромно и сладко. И тогда Руслану казалось, что эта хрупкая белокурая девочка, порой с по-настоящему стальным взглядом, самая лучшая, самая красивая и желанная. Руслан ею любовался. Любовался, как можно любоваться произведением искусства и почти не слушал то, что она ему рассказывала о своих поклонниках и ухажёрах. Это казалось чем-то лишним, что разбивало его представления об идеале. Катя говорила, улыбалась, таинственно понижала голос, потом привычным жестом заправляла за ухо блондинистые пряди, а розовый язычок быстро пробегал по нижней губке. Как ею можно было не любоваться? Отсюда и все его горящие взгляды, когда переставал себя контролировать, и её смущение. Руслан прекрасно знал, что когда она замолкает на полуслове и опускает лучистые глаза, следует тут же отвернуться и сменить тему разговора. Тему приходилось выдумывать на ходу. Иногда получалось.

Но прикоснуться к ней не смел. Были, правда, моменты, когда просто невозможно было остановить огонь, растекающийся по венам, руки сами тянулись к девичьему телу, губы находили губы, а здравый смысл отказывал. Но и Катя, и Руслан прекрасно помнили то смятение, что возникало после, и как трудно было это пережить и вновь стать "друзьями", и со временем научились избегать смущающих ситуаций. Старались, по крайней мере. Почему-то оба были уверенны, что "настоящий роман" невозможен. Даже причины были известны, и не только им, но и всем окружающим. Вот только однажды Руслан попытался эти самые причины озвучить — и не смог. Ни одной не нашёл. Смотрел на Катю, как она потягивается на диване, как маленькая ангорская кошечка, и понимал, что причин нет. А есть вот эта девушка, и его огромное и до конца непонятное ему самому чувство к ней.

— Я ведь совсем взрослая, да, Руслан? — спрашивала она, загадочно улыбаясь.

— Совсем взрослая, — отзывался он, внимательно наблюдая за каждым её движением. Хотелось протянуть руку и провести ладонью по шелковым волосам, а потом вниз — по узкой спине. Приласкать так, как ласкают породистую кошку.

— Я красивая?

На этот вопрос он неизменно улыбался, коротко кивал и тут же уходил от разговора.

Москвин готов был закончить эту сладостную пытку, почти решился. Очередной быстротекущий романчик его только подзадорил. Отдыхал с девушкой на море, а думал о Кате Вороновой — как она соблазнительно потягивается и намеренно задает ему провокационные вопросы. Она манила и обещала неземное удовольствие, возможно и сама не совсем понимала, что делает, но ведь это правда — девочка повзрослела. Превратилась в красивую и соблазнительную женщину, и Руслан вдруг подумал, что нет ничего предосудительного в том, чтобы цветок этот сорвать. Кто-то же должен это сделать? И почему не он? Почему, черт возьми, не он, который ждал и любовался на неё столько лет. Который хранил и оберегал, уважал, лелеял... Он, Руслан Москвин, никогда ни к одной девушке так не относился. А теперь готов прервать бег по кругу за удовольствиями. Ради неё — готов. И прекрасно знал, что его чувства взаимны.

Эти мысли и мечты будоражили воображение, он всерьёз занялся тем, что начал продумывать, что скажет её отцу — ведь в этот раз всё должно было быть по правилам, — но так ничего и не случилось. Именно в этот момент, когда "волшебство" начало наконец сбываться, вмешалась судьба. Железной рукой перемешала карты и обнажила зловещий оскал. Руслан даже не догадывался, что ему может быть так страшно.

Когда жизнь его так легко сломала, решил, что он просто-напросто трус. Только трус может испытывать такой безотчётный, безумный страх. Только трус может сдаться, даже не попытавшись сопротивляться и что-то изменить. Оказалось, что он не готов к трудностям. Слишком привык порхать и мечтать, а жизнь она совсем не такая — она злая и несправедливая, она умеет бить из-за угла и получает от этого несказанное удовольствие. А ты бьёшься, трепыхаешься, как тот мотылёк, который попался в паутину, обломал красивые крылышки и с ужасом наблюдает, как к нему подбирается голенастый паук.

Возможно, всё это глупости, но когда Руслан Москвин выслушивал отца своей бывшей "возлюбленной", чувствовал себя именно этим несчастным мотыльком. И даже трепыхаться попробовал, но крылья ему быстро оторвали.

— Почему она это сделала? — никак не мог он понять и смотрел на незнакомого доселе мужчину полными страха глазами.

Мужчина снял очки, достал из кармана накрахмаленный носовой платок и принялся тереть стекла. Затем снова водрузил очки на нос. Было заметно, что он сильно нервничает и этот разговор ему даётся нелегко, но он держался, и Руслна решил, что и ему не следует впадать в панику. Надо взять себя в руки и поговорить. Поговорить о будущем своего ребёнка.

— Лена очень чувствительная девочка... всегда такой была. А уж беременность лишь усилила её нервозность.

Москвин потёр внезапно вспотевший лоб.

— Но я же с ней говорил!.. Говорил! Мне казалось, что она меня поняла!

Смотреть в глаза человека, дочь которого по твоей вине едва не умерла — тяжело. Мужчина не смотрел осуждающе, не сыпал обвинениями, но Руслану казалось, что он немного не в себе. Движения были заторможенными, да и в словах слегка путался. У человека несчастье.

— Владимир Николаевич, я честно с ней говорил, только вчера.

— Я же не спорю...

— Мне казалось, что мы всё выяснили... Что будем воспитывать ребёнка вместе, что я... Я никогда их не оставлю!

Владимир Николаевич кивнул, а потом попросил:

— Сходи к ней в больницу. Она только о тебе и говорит.

— Да, конечно, — с готовностью отозвался Москвин и поднялся.

По дороге в больницу Руслан вспоминал вчерашний визит бывшей возлюбленной. Хотя, это слишком сильно сказано — возлюбленная. С его стороны особой влюбленности не наблюдалось, но у Лены на всё было своё собственное мнение, и мнение Руслана она выслушивала неохотно. Вчера состоялся непростой разговор, который стал для Москвина не только откровением, но и потрясением.

С Леной они не виделись больше месяца, и Руслан, если честно, был этому только рад. Владимир Николаевич называл дочь мнительной и чувствительной, а Москвин бы охарактеризовал её по-другому — болезненно зацикленной на предмете своего обожания. Обычно Руслан старался избегать таких отношений, а вот с Леной не повезло. Поначалу она казалась абсолютно нормальной девушкой: красивая, жизнерадостная, раскованная (даже чуточку больше, чем это было необходимо), но для кратковременных, необременительных и страстных отношений, это было самое то. Лена совсем не создавала впечатление "чувствительной" барышни, проявилась её натура несколько позже, и Руслану с большим трудом удалось от Лены избавиться. Она исчезла, и он вздохнул с облегчением. Дышал, как раз до вчерашнего дня, пока не открыл дверь на требовательный звонок, не увидел Елену и не услышал от неё потрясающую новость — она беременна. От него.

— Ты представляешь? У нас будет ребёнок.

Лена светилась от счастья, а он "не представлял". Переварив новость, Москвин прищурился, присматриваясь к девушке. Та радовалась так, словно сообщала ему новость долгожданную. Как будто это не она пропадала где-то больше месяца. Со свистом втянул в себя воздух и поинтересовался:

— Ты была у врача?

— Ну, конечно, была, глупый! Как же иначе? Уже два месяца.

— Два? Подожди, а когда ты узнала?

Она пожала плечами, прошлась по кухне, оглядывая её.

— Давно.

— Как давно?

— Давно. Руслан, я позвонила папе! — сообщила она, продолжая радостно улыбаться. Села за стол и сложила руки, как школьница. — Он так обрадовался внуку.

Москвин нервно откашлялся.

— А ты знаешь, что будет мальчик?

Глядя в лихорадочно горящие глаза Лены, спорить с ней не хотелось.

— Конечно, мальчик. Русланчик. Руслан Русланович. Руслан, я самая счастливая. И вообще, всё удачно совпало. У нас есть ещё пара месяцев, чтобы подготовиться к свадьбе. Осенью не хочу замуж выходить... не люблю дождь... мрачно и тоскливо.

— Какая свадьба, Лена? — стараясь не повышать голос, спросил Москвин.

Она улыбнулась шире.

— Наша. У мальчика должны быть папа и мама. Так правильно.

Несколько секунд молчания, а после он покачал головой.

— Свадьбы не будет.

Улыбка стекла с её лица мгновенно.

— Ты не можешь так со мной поступить.

Он вздохнул и присел напротив неё.

— Ты на самом деле беременна?

— Ты мне не веришь?

— Ты пила?

— Я не пью! Ты слышишь? Мне нельзя!

Она вскочила, а Руслан постарался сохранить спокойствие.

— Хорошо.

— Ты не рад...

— Эта радость несколько... неожиданна.

— Ну конечно! — Лена нервно взмахнула руками. — Ты ведь привык гулять и ни о чём не думать! Руслану Москвину проблемы не нужны! А то, что я... Что я тебя люблю — тебе всё равно!.. — Она захлебнулась словами и уже тише добавила: — Я тебе ребёнка рожу.

— Мне рано жениться, Лен. Я даже не думал об этом. Надо сначала институт закончить, пойми.

— А почему ты не думал об этом раньше?

— Да потому что ты меня уверила, что проблем не будет! — закричал он, не выдержав напряжения и её обвиняющего взгляда.

— Это я проблема? Или наш ребёнок?

Стало стыдно. Руслан отвернулся, не зная, что ещё ей сказать. А она вдруг накинулась на него сзади, обняла с такой силой, что ему больно стало, и прижалась. Бурно дышала, тёрлась щекой о его плечо, а потом жалобно проговорила:

— Я тебя люблю. Руслан, люблю. У нас ребёнок будет, мы будем счастливы вдвоём.

— Втроём.

— Что?

— С ребёнком нас будет трое.

Лена отодвинулась.

— Ты женишься на мне?

Он упрямо покачал головой.

— Нет. Если решила — рожай. Я не против. Я помогу всем... чем смогу, в общем. Но жениться... — Развёл руками и виновато улыбнулся. — Извини, не могу.

Ему казалось, что она всё поняла. Больше никаких слёз не было, не всхлипывала и не заламывала руки. Даже голос не дрожал. Руслан вроде успокоился, им удалось поговорить и прийти к какому-то решению. Москвин ни в коем случае не настаивал на аборте — хочет, пусть рожает. Он всю ответственность возьмёт на себя, будет стараться быть приличным отцом, но о свадьбе надлежит забыть. Лена с ним спорить не стала, спокойно выслушала, а потом засобиралась уходить. Руслан вдруг засуетился, начал выведывать у неё о состоянии здоровья, о том, что сказал врач и когда очередной визит в консультацию. Она отвечала односложно и явно неохотно, но Москвин списал это на нервозное состояние и усталость. Предложил довезти её до дома, даже настаивал, но Лена отказалась.

После её ухода, Руслан заметался по квартире, не находя себе места. Оставалось только клясть себя за глупость и доверчивость. Ведь с самого начала замечал странное поведение подруги. Она не всегда вела себя понятно, не на всё адекватно реагировала, не чувствовала меры, когда дело касалось алкоголя. Она всегда была странной. Но Руслан не считал, что его это должно беспокоить. Лена была лишь одной из многих, одной из симпатичных подружек в окружении Москвина. Да, одно время он уделял ей много внимания, видел, как она смотрит на него, но при этом быстро осознал, что от этой черноволосой красавицы проблем будет намного больше, чем удовольствия, и поспешил от неё отделаться. И в качестве подтверждения своих подозрений, хлебнул в полной мере и телефонных звонков с рыданиями в трубку, и караула у дверей института, и слежки по вечерам, когда Лена ожидала, притаившись за углом дома, чтобы посмотреть с кем и когда он возвращается домой. Но потом она просто исчезла, и Москвин вздохнул с облегчением. Решил, что она нашла себе новый объект для обожания, который, возможно, отвечает ей взаимностью. А вышло всё вон как. Эта несдержанная и надоедливая особа собиралась родить ему ребёнка.

— Ты же не дурак, — твердили ему на два голоса друзья. — Откуда ты знаешь, что это твой ребёнок? Где это написано?

Но этот разговор состоялся уже позже, и к тому моменту стало не так уж и важно — его ребёнок или не его. Пришло время отвечать за свою ветреность. Потому что как ни крути, а это он, Руслан Москвин, едва не лишил человека жизни. Потому что он чёрствый, равнодушный болван. Который не сумел настоять... Надо было отвезти её домой и проследить за её состоянием. Он ведь прекрасно знал, насколько у неё неустойчивая психика. А он обрадовался тому, что его в покое оставили, что пистолет к виску не приставили и в загс не погнали, что удалось отмазаться, выкрутиться, обойтись пустыми обещаниями... А она вернулась домой, напилась виски и наглоталась таблеток. И кто знает, чем бы всё закончилось, если бы её вовремя не нашла соседка по квартире и не вызвала "скорую помощь".

Все прекрасно понимают, чем бы закончилось — не было бы Лены, и ребёнка бы не было. А виноват во всём был бы Руслан Москвин.

Он сидел в палате, держал Лену за руку, смотрел в бледное, обескровленное лицо и думал о своём будущем.

— Что говорит врач? — спросил он Владимира Николаевича, когда они встретились в коридоре.

— Говорит, что опасность миновала, но... Интоксикация была довольно сильная, и они пока не уверены, что беременность удастся сохранить.

Москвин кивнул.

Из палаты вышла медсестра и подошла к Руслану.