Попаданец (ч.7)

Барон Ульрих (ч.7) "Сила Любви".

Скоротечное лето на исходе. Странное дело, зима всегда длиться и длиться, и кажется, что конца и краю ей нет, а лето закрыл на секундочку глаза, и пролетело, словно его и не было никогда. Все три месяца меня не выпускали из дворца. Я составил для обоих из заинтересованных сторон все необходимые для подписания пакеты документов, тщательно всем советникам и казначеям разжевав по пунктам, что и где, а тем паче для чего описано и оговорено. Но я как птичка в золотой клетке, не волен был покидать дворец до подписания двухстороннего договора между империей и королевством. Все ждали императора с его свитой. Соответственно я тоже. Увы, но деваться некуда, вокруг меня денно и нощно дежурило с десяток магов из личной гвардии короля, ну и пяток другой, специалистов разного жанра от господина верховного мага, Нильса Ваггета.

Все как-то с прищуром смотрели на меня, видимо подозревая во всем и сразу, а я изнывал от тоски и уныния, медленно пережевывая тягучие мысли в своей голове, о странностях и перипетиях в своей не легкой судьбе.

Дни на пролет я ел виноград, метал вилки в портреты великих деятелей прошлого, читал, фантазировал и играл в шахматы...

Хотя последнее время в шахматы я играл в рыцарском шлеме. Когда-то по простоте душевной я считал, что только я могу расстраиваться, проигрывая, пока в моей жизни не случилась ОНА. Высокая, с острым носиком, которым казалось, можно было лимон на дольки порезать и безумно глубоким взглядом, чистым не замутненным налетом человеческой низменности, взором.

Юное прелестное и чистое душой, хоть и избалованное до безобразия существо. Знакомьтесь ее высочество принцесса Катрин, собственной персоной сидит напротив меня, от усердия мысли высунув кончик языка и распаляясь из-за сложных шахматных комбинаций.

Бздым!

Она засветила по моему шлему сложенным веером.

— Вы мухлюете барон! — Губки поджаты, глазки сверкают. — Где я вас спрашиваю моя ладья?

— Позвольте. — В свою защиту я тут же выдвинул вперед листик бумаги, где под каждым ходом во избежание уже миллионного обвинения в мой адрес стояли наши подписи. — Вот, пожалуйста, мой конь ест вашу ладью ровно три хода назад.

— Это не оправдание вашему коварству! — В подтверждение весомости своих слов она еще раз стукнула по кастрюльке моего шлема. — Сознайтесь, вы коварно все это продумали, что бы я вас ударила?

— П-п-ф! — В такие моменты я обычно так и отвечал на ее сумасбродство. Принцесса была немного старше моих тринадцати лет, но вот как была ребенком, так по сути, им и оставалась совершенно не желая меняться.

Красивая что не говори девушка, от папеньки ей достался командный голосок, слышимый за версту, не слабенький рост, и немного крупные для девушки кисти. Да уж, сразу видно папина "доча", у папули кулачищи были с мою голову каждый, и орал он, блуждая по дворцу, как Иерихонская труба, пинками расшвыривая мебель и зазевавшихся слуг. Тому же принцу Паскалю гораздо больше досталось от маменьки, уравновешенной, строгой женщины говорившей всегда тихо, а главное по делу, а не ради того, что бы просто по орать, сим возвестив благую весть твоего явления народу.

— Сестрица прекрати бить нашего друга барона. — Паскаль так же принимал участие в наших посиделках, правда, в играх не принимал участие, проводя это время, как правило, в кресле за чтением книг.

— Мой друг, хочу бью, хочу милую! — Она сверкнула на братца своим пылающим взором. — И вообще я девушка, мне можно!

— Когда ж тебя уже замуж отдадут? — Печально закатил глаза принц, тут же втянув голову в плечи, так как над ним со свистом пролетела ваза с фруктами.

— Куда?! — Я запоздало вытянул руку, так и не успев перехватить разлетевшуюся по комнате виноградную кисть. — Ну, ваше высочество! Разве ж так можно?

— А пусть прекратит мне про замужество! — Она подскочила с места, топнув ножкой. — Сам вон стыдобища бегает к своей имперке худородной, и меня хочет куда-нибудь сбагрить!

Это было жестоко с ее стороны. По лицу Паскаля можно было прочитать крайнюю степень неприятия сестры в данный момент. История тут и вправду какая-то расплывчатая получалась. Нашему принцу было уже примерно лет двадцать шесть, двадцать семь, не женат, но не для кого не секрет во дворце, с недавних печальных событий, случившихся на зимнем балу, его сердце принадлежало одной даме всецело без остатка.

Я знал, кому и от этого мне становилось как-то неуютно. Даже не знаю, возможно, где-то внутри я чувствовал себя ответственным за эту встречу. Дамой сердца нашего принца стала госпожа Генриетта Ван Шегуэр, вдова того самого имперского посла из-за жизни и смерти которого случилось так много неприятных вещей в моей жизни и большой политической арене этого мира. Генриетта не вернулась домой, вместе с дочкой она получила негласный патронаж, от принца Паскаля оставшись здесь во дворце. Не знаю обоснованно или нет, но похоже она считала, что на родине ее ничего хорошего не ждет. Ну да бог с ней, это ее мысли и ее голова, женщина она разумная и без царских амбиций, думаю все, что ей двигало и движет на данный момент это забота о своей маленькой дочурке. Ну а принц... Не знаю, тут все гораздо хуже, он ведь формально уже обручен с какой-то принцессой которую я насколько понял, он собственно видел лишь единожды по присланному послами портрету.

Ох уж эти мне дворцовые страсти. У них вся семейка, начиная от бабули с большим и пламенным приветом. Сплошные скандалы, интриги, расследования. Глядя на Катрин, можно себе представить страсть в душе юной Вальери, пожалуй, по темпераменту это две родные огненные стихии. Надеюсь принцеска, не сильно будет бить в будущем своего короля. Хотя бы не как бабуля, без членовредительства и летального исхода.

— Ваши высочества! — Дверь открылась, пропуская внутрь подтянутого старичка лакея. — Прибыла делегация имперцев, через пол часа вас ожидают в приемном зале!

— Йе-х-у! — Принцесса, взметнув веер юбок, на сверхзвуковой скорости вылетела из комнаты, сметая все на своем пути, вроде досадных помех в лице двух дюжих парней гвардейцев и чуть не затоптав старичка слугу. Опасно, опасно ребята находиться на пути женщины следующей к новому красивому платью, в котором она будет красоваться перед целой иностранной делегацией.

— Ох, и непоседа. — Мы вместе с Паскалем помогли старичку подняться с пола, честно скажу, глядя на него, могу со всей ответственностью заявлять, из него получиться в будущем куда как толковей правитель, чем из его папочки. — Вы барон, надеюсь, составите мне компанию на встрече? В конце концов, это ведь вашими стараниями мы выходим на этот уровень переговоров, вы обязательно должны быть.

— Всенепременнейши ваше высочество. — Улыбнулся ему я, снимая с головы уже не нужный тазик рыцарского шлема. — С удовольствием составлю вам компанию.

Мы вежливо раскланялись, после чего я остался в гордом одиночестве, если не считать гвардейцев у двери, но к этой мебели на двух ножках я уже привык. Пройдя к своему рабочему столу, сажусь в кресло, в очередной раз, разворачивая письмо, пришедшее из усадьбы, от чего слегка затухшее чувство тревоги вновь всколыхнулось во мне волной плохих предчувствий.

Странный визит де Тида в мой дом, пугал меня неясностью своих мотивов, а так же остро кольнул сердце тревогой за близких мне людей и тех, что ими когда-то был. Граф чудом выжил, нужно при встрече пожать ему уважительно руку, он в одиночку разорвал на куски дюжину своих подопечных, что словно обезумев, бросились на него. Все-таки "папочка" у них матерый зверь, не знаю, на что рассчитывал де Тид, но граф хоть и в не лучшей форме, но по прежнему жив, и остается моим негласным управляющим в загородном особняке. А вот Ло... Маленькому монаху пришлось куда как хуже. Даже помыслить не берусь, с чем этот малыш мог столкнуться. По словам графа, на теле монаха нет не единого живого места, мой учитель боевых искусств лежал третью неделю неподвижно, не в силах даже пошевелиться, а лучшие лекари, чьи услуги я смог купить в городе, день и ночь не отходили от его постели. Правда в письме граф жаловался на то, что монах периодически приходя в себя, начинал улыбаться, утверждая, что о лучшем и мечтать не мог, и если у Ули-Ри, хотя бы еще один есть такой враг, он будет самым счастливым человеком во всем мире. Далее я соглашался с графом, подозревая сильнейшую травму головы у монаха, ибо в здравом уме о подобных перспективах на будущее вряд ли кто здравомыслящий может мечтать. Побарабанив пальцами по столу, я отложил письмо Десмоса, беря в руки другое послание, пришедшее от сестер Хенгельман. Которых уже я в свою очередь просил пройтись по дому, дабы проинспектировать его на момент, всяческих подлянок от нежданного гостя, все же, как не крути, а они одного поля ягодки, а в то, что де Тид просто так заглянул на огонек верилось с трудом. Что-то ему было нужно, и что гораздо печальней, боюсь, он получил все что хотел. За время нашей короткой встречи я прекрасно успел осознать всю холодность натуры герцога, это уже далеко не человек, в привычном нам значении этого слова. Это нечто за гранью, его невозможно обсчитать и спрогнозировать, думаю, что бы он не затевал, а я еще тысячу раз прокляну тот день, когда впервые перешел ему дорогу.

"Ульрих. — Писала Априя Хенгельман. — Мы с сестрой прошли дом, видимых операций с некротикой не проводилось, что бы в доме не делал де Тид, мы этого не узнали. Все чисто. Однако, расслабляться не стоит, убиты оба кракена, мы смогли спасти частичку одного из них, но на процесс его восстановления уйдут годы. Самое неприятное это то, что вскрыты оба хранилища гончих, именно в этом вопросе с сестрой мы видим наиболее вероятную угрозу тебе. Здесь что-то произошло, мы видим отголоски мощного заклинания, но что это было, нам уже не разобрать. Это странно Ульрих, но мы со всей ответственностью можем утверждать, что одна из гончих сожрала вторую, пока та была в спячке, а потом покинула дом, покинула свое хранилище. Как ты наверняка понимаешь, подобное просто невообразимо, этого просто не может быть, но однако, это именно так. Гончая не может жить без своего хранилища, максимум сутки, ну может двое, после чего идет необратимый распад ее организма. В этих созданиях установлен жесткий контроль подчинения и на инстинктивном уровне установлено возвращение по внутренним часам к своим резервуарам. Почему вторая тварь сбежала, мы не знаем. По идее это чистое самоубийство, даже если допустить, что каким-то образом нарушена связь с посохом подчинения, нам сложно ответить что же в действительности стало со зверем. Мы с сестрой вторую неделю обходим окрестности, нет ни малейшего намека на сбежавшую тварь, нет ни следов, ни слухов, ни тем паче, чего стоило бы ожидать, тела разлагающейся твари.

Так не бывает. Поверь нам старым, что-то происходит, что ускользает от нашего взгляда, все это не спроста. По словам графа, де Тид уходил пешком, так что зверя он с собой не брал, да и сложно себе представить, зачем ему ломать уже готовое оружие, обрекая его на смерть, проще было бы провести обряд подчинения, с теми же кракенами, он совершенно не церемонился.

Мы пока побудем в твоем доме, проведем еще ряд действий, но боюсь, ничего утешительного не скажем. Будь осторожен мальчик, будь очень осторожен, мы банально можем не понимать общей картины происходящего, у тебя могущественный противник, это даже близко не наш уровень. Береги себя.

М/А-Хенгельман".

— Господин барон. — В дверь после вкрадчивого стука заглянул слуга. — Вас ожидает его высочество принц Паскаль.

— Иду любезный. — Я сложил письма, жестом руки отпуская слугу и выходя из покоев.

— Барон, это что такое?! — Вместе с Паскалем меня встретила Катрин, широко округлив глаза. — Я вас спрашиваю, это что такое?!

— Ваше высочество? — Я немного сконфуженно огляделся по сторонам не находя причины ее беспокойства.

— Вы, почему не переоделись? — Она нахмурила брови.

— Зачем? — Я недоуменно уставился на принца.

— Вы на него не смотрите! — Топнула ножкой юная прелестница. — Мой братец известный ханжа, посему может себе позволить в одном и том же появляться как с утра, так и к обеду, но о вас я была лучшего мнения!

— Что с ней? — Мы с Паскалем проводили гордо выпрямленную спинку, его сестры не оглядываясь скорым шагом удаляющуюся от нас.

— Женщины. — Пожал плечами принц. — Что тут еще сказать?

— М-да. — Я последовал за принцем, подстраиваясь под его шаг. — Не подскажите ваше высочество, чего ожидать на приеме?

— Нуть, муть, бла-бла-бла речи и море фальшивых улыбок. — Улыбнулся мне он. — Ничего особенного, ну разве что оценим с вами новое тело императора.

— Вы в курсе? — Я удивленно уставился на него.

— О, я вас умоляю барон. — Он отмахнулся рукой. — Я без малого уже скоро тридцать лет в этой семье, для меня все эти марьяжи папеньки с бабулей, как кость в горле. Меня больше удивляет, откуда вы в курсе самой сокровенной тайны нашей фамилии.

— Мне пришлось, если помните, быть невольным участником того зимнего бала. — Несколько сконфужено произнес я. — Там собственно, мне и довелось коснуться всего этого, причем напрямую через...э-м-м...

— Дедушку? — Он тихо рассмеялся. — Да, папенька моего папеньки, призанятнейшая личность.

— Да уж. — Я невольно сжал кулаки при мысли об императоре.

— Сколько себя помню, он практически всегда незримой тенью нависал над нашей семьей. — Паскаль задумчиво покачал головой. — Сложная личность. Мы иногда общались, я по молодости не понимал этого, просто неуловимо что-то менялось в людях, которых я знал всю свою жизнь. Мои мягкие, учителя наставники, вдруг приобретали сталь во взгляде и говорили странные, тяжелые вещи. Знаешь барон, он весьма и весьма умен и дальновиден, я многое смог почерпнуть из наших с ним бесед.

— Ваше высочество. — Я покачал головой.

— Да барон? — Он внимательно на меня посмотрел.

— Если вы когда-нибудь в будущем меня спросите. — Я вежливо склонил голову. — То знайте, больше половины из того, что он вам наверняка говорил, стоит немедленно выбросить из головы и забыть, так как более опасных, холодных и жестоких людей мир наверняка еще не знал.

— Наверное, я вас понимаю. — Он покивал своим мыслям. — Правда, открытым остается весьма существенным вопрос, а человек ли он вообще?

— Хороший вопрос, ваше высочество. — Хмыкнул я. — Хороший...

Мы вошли в приемный зал, где герольды бегали взмыленные, пытаясь расставить всех, согласно занимаемых должностей и статусов. Не знаю на счастье или нет, но принц властным поднятием брови отогнал от меня всю эту шушеру, установив мою скромную персону непосредственно рядом с собой по правую руку. С одной стороны вроде как приятно, с другой стороны сразу же ощущаешь на себе целую кучу колючих взглядов стаи товарищей, что, несомненно, не в курсе того, какого это спрашивается лешего, какой-то сопляк удостоен милости стоять у левой пятки любимого господина.

Я тяжело вздохнул, похоже, из сидячих мест сегодня предусмотрены, лишь два трона, для его величества и его королевы, остальным, придется все это беспутство мировой политики вынести на ногах.