Все описанные в рассказе события вымышлены.
Все отрицательные персонажи вымышлены. Положительных персонажей в рассказе нет.
Все имена вымышлены.
Все государства, народы, нации, религии, города тоже вымышлены.
Название рассказа вымышлено.
Рассказ вымышлен.
Политические убеждения героев не имеют с автором ничего общего и тоже вымышлены.
Глава 1.
Доктор Рутенберг с раздражением бросил газету на стол.
— Ничего не меняется в этом мире! — в сердцах воскликнул он. — Прошло две тысячи лет, а здесь по-прежнему правят римляне!
— Римляне... — протянул его собеседник, осторожно отодвигая от упавшей газеты чашечку кофе. — Забавно наблюдать, как врастают в повседневную речь идеологические штампы.
— Язык не поворачивается назвать их "итальянцами", — пробурчал Рутенберг. — Вы только посмотрите на это! — доктор ткнул указательным пальцем в фотографию на первой странице. Его собеседник придвинул газету к себе и прочитал вслух:
— "Его Величество Чезаре Аугусто принимает парад своей преторианской гвардии". Интересно, насколько аутентична эта форма?
— Спросите у профессора Ковнера, — пожал плечами Рутенберг. — Я специализируюсь по другому периоду.
— Комики, — констатировал собеседник, рассматривая фотографию. — "История повторяется дважды. В первый раз это трагедия, во второй — фарс". Вы не помните, чьи это слова, доктор?
— Понятия не имею, синьор Бергер, — снова пожал плечами Рутенберг. — Но в данном случае это не важно. Допустим, новое римское правление в Палестине и в самом деле превратилось в фарс. А во что превратится новая Иудейская война?
— Я не пророк, у меня нет ответа на ваш вопрос, — ответил Бергер и задумчиво посмотрел в кофейную чашечку. — Но значит ли это, что мы должны отказаться от борьбы?
— Не от борьбы, но от ваших методов, — немедленно отозвался доктор. — Страдают невинные люди...
— Вы имеете в виду наших братьев в Европе? — Бергер изобразил на лице зловещую улыбку. — Даже сейчас, пока мы с вами мирно сидим в этом кафе и наслаждаемся хорошим кофе...
— Я не люблю кофе, — машинально ответил Рутенберг.
— Я тоже, но это не ответ на мой вопрос, — заметил Бергер.
— Должен быть другой путь, — в голосе доктора прозвучали нотки упрямства, и Бергер тяжело вздохнул. Он слышал эти слова не в первый раз, и даже не в десятый, но вынужден был продолжать разговор. Еще только восемь тридцать утра.
— Путь, который предлагают "митъявним"?
— Вы напрасно пытаетесь меня оскорбить, — нахмурился Рутенберг. — Я же не называю вас "зелотом".
— Не читайте после обеда итальянских газет, — покачал головой Бергер.
— Сейчас только завтрак, — не понял доктор, поскольку не владел языком первоисточника. — Если мы продолжаем искать исторические аналогии, то это имя вам подходит больше, чем "Хазит Иуда Маккаби". В самом деле, Маккабим боролись с греками, а не римлянами. Я понимаю, почему это имя нравится вам больше. Потому что они победили.
— Потому что мы его выбрали, — резко ответил Бергер. — И совершенно неважно, как называют нас — или самих себя — наши враги. Мы не станем вести борьбу по их правилам. Даже в таких мелочах, как выбор имени для организации. — Бергер снова заглянул в кофейную чашечку. — Кажется, мой кофе остыл.
— Не стану вам мешать, — нахмурился Рутенберг и снова уставился в газету. Но всего через несколько минут он снова нарушил наступившую за столом тишину.
— Нет, вы только послушайте этого идиота! — возмущенно воскликнул он. — Какой бред! "Не надо бояться фашизма. Фашизм — это всего лишь слово. Не надо бояться слов. Понимаете, как всякая цельная политическая концепция, фашизм есть одновременно действие и мысль: действие, которому присуща доктрина, и доктрина, которая, возникнув на основе данной системы исторических сил, включается в последнюю и затем действует качестве внутренней силы. Поэтому эта концепция имеет форму, соответствующую обстоятельствам места и времени, но вместе с тем обладает идейным содержанием, возвышающим ее до значения истины в истории высшей мысли. Нельзя действовать духовно на внешний мир в области велений человеческой воли, без понимания преходящей и частичной реальности, подлежащей воздействию, и реальности вечной и универсальной, в коей первая имеет свое бытие и жизнь". Какой бред! — повторил доктор. — "Титан с горы Титано!" Сумасшедший диктатор с манией величия. К счастью, он подобрал себе страну по размеру. Чего нельзя сказать о других наших современниках.
— Несмотря на размер своей страны, он оказывает заметное влияние на современную политику, — заметил Бергер.
— Не понимаю, как такое может быть, — надулся доктор.
— Вас же не удивляет влияние крошечной страны под названием "Ватикан"? — спросил Бергер.
— Нет, но это совсем другое, — отвечал Рутенберг. — Всемирный центр католической церкви...
— А Сан-Марино — родина фашизма.
— Да как вы вообще можете сравнивать! — возмутился доктор.
— Это сделали задолго до меня, — развел руками Бергер, — я просто повторяю чужие глупости.
— Вот и не повторяйте чужие глупости, — наставительно заметил доктор.
— По крайней мере, я честно в этом признаюсь, — заметил Бергер, но Рутенберг сделал вид, что намека не понял и поспешил увести разговор в сторону.
— Они собираются отмечать тридцатилетний юбилей, — сообщил доктор. В это утро официальная итальянская пресса исполняла роль неиссякаемого источника знаний и потрясений.
— Каким образом? — поинтересовался Бергер. — Выпустят памятную монету с девизом "IVDAEA CAPTA"? Король Аугусто на это способен... Он способен даже прибыть в Иерусалим и провести парад у подножия Храмовой горы. Несмотря на войну.
— Италия — нейтральная держава, — напомнил доктор.
— Я поражаюсь вашей наивности! В Средиземном море идет война. Не знаю, какой путь выберет его величество, но шальные снаряды и торпеды не спрашивают о национальности своих жертв. Вспомните "Струму".
— Вспомните гданьский пароход, — парировал доктор.
— По крайней мере, мы не стеяняемся признавать свои ошибки и стыдимся их. В отличие от наших врагов, — нахмурился Бергер.
— Мне хочется в это верить...
— Извините, доктор, мне пора, — внезапно произнес Бергер и выскочил из кафе, оставив на столе свою шляпу.
— Негодяй... — простонал Рутенберг. — Он сидел здесь битый час. Нас видели вместе. Теперь меня заберут, как свидетеля — и это в лучшем случае! А если как сообщника?!
До его ушей донесся грохот взрыва и многочисленные выстрелы.
— Как сообщника, — с несчастным выражением лица повторил доктор.
Глава 2.
Бергера втащили в кабинет, бросили на стул и приковали наручниками к специальной скобе, торчавшей из бетонной стены в метре от пола. Охранники встали у не за спиной. Несколько минут протекли в так называемом тревожном ожидании; затем в кабинет один за другим стали прибывать высокопоставленные гости.
Первым был молодой лейтенант в форме Regio Esercito. Ни сказав ни слова, он проследовал в дальний угол и устроился за печатной машинкой.
Минуту спустя появился еще один офицер, постарше (это касалось возраста и звания одновременно). Быстро осмотрев Бергера с головы до ног, он представился:
— Майор Веспучиано. Я буду вести ваше дело.
Летйтенант в углу застучал по клавишам.
— Однофамилец? — с надеждой в голосе поинтересовался Бергер.
— Сын, — не без гордости ответил офицер.
В 1912 году генерал Тито Веспучиано командовал дивизией, которая вошла в Иерусалим.
— Какая честь, какая честь... — пробормотал Бергер. — Ваш отец знает, что вы служите в контрразведке?
Итальянец нахмурился, но не ответил. В кабинете появился еще один гость. Этого Бергер узнал сразу. Еще бы, он так долго на него охотился.
— Какая честь! — снова повторил Бергер. — Сам прокуратор!..
— Не "прокуратор", а "вице-король", — машинально поправил маршал Глизенти, падая на удачно подставленный майором стул. — Я бы вас попросил. Что же касается "чести", я не стану ходить кругами. Вы знаете, кого вы убили? Знаете, по глазам вижу, — удовлетворенно кивнул маршал. Бергер сделал вид, что поражен его проницательностью и изобразил на лице потрясенное выражение.
— Полковник Лоренцо, "Лоренцо Аравийский", национальный герой и живая легенда.
— Живая? — удивился Бергер.
— Врежь ему, — вздохнул маршал, и ближайший охранник выполнил приказ. Глизенти снова кивнул и спокойно продолжил:
— В метрополии поднялась буря возмущения (проклятый солдафон обожал штампы), народ и парламент жаждут крови, поэтому я лично буду следить за ходом расследования.
— Вы и бить меня будете лично? — поинтересовался Бергер, пытаясь заглушить звон в только что поврежденном ухе и одновременно оценить ситуацию. Маршал Глизенти в свое время был неплохим солдатом, но бездарным политиком и явно никудышным следователем. В глазах стоявшего за его спиной Веспучиано-младшего явно читалось: "Вали отсюда, старый дурак, и не мешай мне работать".
— Не паясничайте, синьор Бергер, — нахмурился вице-король. — Что вы можете сказать в свое оправдание? Вы убили полковника Лоренцо?
— Ты сказал, — машинально ответил Бергер.
На какое-то время маршал потерял дар речи. Майор Весспучиано, в свою, очередь, был готов застонать. Ему показалось, что он разгадал игру Бергера. Ничего не поделаешь, иногда люди делают совершенно неправильные выводы, основавываясь на мизерной информации. В данном случае — на короткой цитате, которая вовсе не была цитатой.
— Да как вы смеете... — почти прошипел Глизенти.
— А что вас так возмущает, господин прокуратор? — быстро ответил Бергер. Он сам не ожидал такого эффекта, но решил им воспользоваться. Терять нечего, но можно потянуть время, и повернуть события в самом неожиданном направлении. — Вам эта сцена ничего не напоминает?
— Да как вы смеете вообще сравнивать, вы, убийца... — начал было маршал.
— Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч. Кто вам сказал, что история должна повторяться в мельчайших подробностях?
Очевидно, генералу не было известно выражение о "фарсе и трагедии" (что с него взять, тупой солдафон), поэтому он проглотил наживку.
— Прежний Царь Иудейский пытался действовать мирными путями, но люди его не поняли. Теперь мы будем действовать иначе, — Бергер изменил свое положение на стуле и сделался на несколько сантиметров выше.
— Врежь ему, — на всякий случай сказал маршал. Охранник снова выполнил приказ, но как-то неуверенно.
— Отче, прости им, ибо они не ведают, что творят, — зловещим голосом прошептал Бергер и сделал вид, что пытается выплюнуть выбитый зуб, но на самом деле выплевывать было нечего. — Пройдут годы и все будут показывать пальцем: "Это проклятые римляне, которые распяли Господа нашего".
— Вас повесят или расстреляют, — машинально ответил Глизенти.
— Да будет так! Тогда мои последователи вместо нательных крестов будут носить на цепочке пули — пули, вкусившие плоть и кровь... — Бергер мечтательно прикрыл глаза.
— За такое кощунство в прежние времена вас бы сожгли на костре... — вице-король пытался привести свои мысли в порядок.
— Зажигалку, — сказал Бергер.
— Что "зажигалку"? — не понял маршал.
— В этом случае бергерианцы будут носить на теле зажигалки. "Зиппо" будут особенно красиво смотреться.
— "Зиппо"? — Глизенти схватился за нагрудный карман мундира. Веспучиано, в свою очередь, отказался от прежде сделанных поспешных выводов и откровенно наслаждался спектаклем.
— Как тебя зовут, мальчик? — внезапно спросил Бергер у сидевшего в углу протоколиста.
— Марчелло, — машинально ответил лейтенант.
— Радуйся, ты уже вошел в историю. А то, что ты сейчас записываешь, люди грядущих времени будут называть "Евангелие от Марчелло". Если, конечно, какой-нибудь Никейский собор не объявит твою работу апокрифом.
— Это выше моих сил, — вскочил со стула Глизенти. — Продолжайте без меня. И доложите о результатах. И... придумайте ему такую казнь, после которой не останется символов!!! — добавил маршал и поспешно выскочил за дверь.
— Скорей всего, мы вас повесим... — задумчиво произнес Веспучиано.
— Вам удалось поставить меня в тупик, — признался Бергер, — но ненадолго. Бергерианцы будут носить на шее веревочную петлю. Только и всего. Очень просто и удобно. Никаких грузов вроде крестов или зажигалок. И символично. Мы готовы повторить путь учителя.
-...и закопаем, — добавил майор.
— Превосходно! Достаточно будет прикоснуться к земле, чтобы причаститься...
— Утопим.
На этот раз Бергер ничего не сказал, только загадочно улыбнулся.
— Вы же правоверный иудей, Бергер. Вы не помните, сколько иудеи настрадались от христианства? или от ислама? Вы ходите создать еще одну религию, которая первым делом примется преследовать евреев? — поинтересовался Веспучиано.
— Вообще-то я атеист, — скромно признался Бергер. — Но, как настоящий политик я обязан использовать религию в своих целях. После победы я даже намеревался возродить культ золотых тельцов и Господина Солдат. Господин Солдат в ХХ веке особенно актуален. Вам так не кажется?
— Я добрый католик, — пробормотал Веспучиано-младший.
— Вы же римлянин, майор! Вы должны поклоняться Юпитеру или Марсу! Кстати, что это за дурацкое звание? Смените его на трибуна или центуриона, — строгим голосом произнес Бергер.
— Оставьте нас, — приказал майор.
Бергер с тоской посмотрел вслед протоколисту.
— А как же Евангелие...
— Чему вы огорчаетесь? Так будет куда больше версий. Чем больше версий, тем лучше. У будущего Никейского собора будет богатый выбор. Господи, прости меня, что за чушь я несу... — Веспучиано посмотрел на потолок, вздохнул и добавил: — Вы знаете, там где будет труп, там соберутся орлы.
Эти слова были очень похожи на очередную цитату, но на самом деле являлись чем-то большим. И хотя Бергер не ожидал услышать их здесь, он совсем не удивился.
— А потом померкнет солнце, и погаснет луна, и упадут звезды. И кто только... — "...придумывает такие пароли", хотел сказать Бергер, но решил промолчать.
— Наш общий друг шлет вам пламенный привет, — сообщил Веспучиано.
— Ваш отец знает, что вы работаете на сан-маринскую разведку? — поинтересовался Бергер.
— Мой отец бы гордился этим, — вскинул голову Веспучиано-младший. — Мы родом из Самниума. Две тысячи лет самнитская земля стонала под гнетом римских захватчиков...
"Интересный прецедент", — подумал Бергер. — "Сначала Сионистский Конгресс. Потом Ассирийская Лига. Фронт Освобождения Филистии. Хеттская Народное Движение. Партия наследников Фараона. Дуче, объявивший сан-маринцев потомками пицентов. Теперь самниты. Что будет завтра? Две тысячи лет... Какие еще древние народы поднимут голову?"
-Продолжение следует-
Чезаре Аугусто (1870-1951). Из Савойской династии. Король Италии в 1900-1951 гг, король Ливии в 1912-1951, король Иерусалима в 1912-1948, король Родоса в 1912-1949, король Албании в 1935-1947, император Рима в 1945-1951, император Абиссинии в 1936-1951 гг. В годы его правления Италия вела агрессивную и экспансионистскую политику. Чезаре Аугусто развязал войну против Османской империи (1911-1912), в ходе которой Италия захватила Ливию, Переднюю Азию и острова Додеканес; итало-абиссинскую войну 1936-37 года; поддерживал движение Фаланги в Испании и др. Вместе с тем Ч.А. строго хранил нейтралитет в годы Второй Мировой Войны.
Титан с горы Титано — прозвище Бенито Муссолини (1883-1960), дуче (диктатора) Республики Сан-Марино (с 1925 г.), основоположника и главного идеолога мирового фашистского движения. В конце 1930-х годов возглавил так называемый "Фронт за освобождение коренных народов Италии", что привело к длительному конфликту с Итальянским королевством.
