Частная жизнь кардинала Ришелье

У нас, духовных, отняты права

Обыкновенных смертных: мы не можем

Избрать себе любимую подругу —

Мы лишены семейных утешений,

А все мы не безгрешны и должны

Любить, закон природы исполняя.

Так для себя избрал я идеалом

Мой край родной... что с этою любовью

Сравниться может? Почести, богатства

Все суета, пустая суета;

Бессмертны только слава и народ!.. (Э.-Д. Литтон. Ришелье или заговор)

Содержание:

Пролог

Глава I. Маленькая герцогиня

1.1. Балет в Лувре

1.2. Прогулка по Рюэлю

1.3. Приватная беседа Лианкура

1.4. Посольский прием

1.5. Хворь кардинала

1.6. Следствие по делу королевы Анны

1.7. Причащение телом пациента

1.8. Ловушка собственного приготовления

1.9.Племянница

Глава II. Красный герцог

2.1. Мари-Мадлен и Дева Мария

2.2. Она все-таки жива

2.3. Всякий сверчок знай свой шесток

2.4. Французский калейдоскоп

2.5. Смерть отца Жозефа

2.6. Павильон Антуана

2.7. Сумиз

Глава III. Лианкур

3.1. Детский спектакль

3.2. Анжен. Красный будуар

3.3. Библиотека Ришелье

3.4. Мэтр Шико

3.5. Дом на улице Бюсси

3.6. Опала

Глава IV. Милорд Сомерсет

4.1. Дуэль

4.2. Семейные портреты

4.3. Ла Комбалетта и Изабель

4.4. "Семейное" Рождество

4.5. Свадебный переполох

4.6. По ком звонит колокол

4.7. "В отсутствии любви и смерти"

4.8. Путь в небеса

Эпилог

Пролог

Из письма герцога Лианкура Его Высокопреосвященству кардиналу герцогу де Ришелье:

"Могу уверить Вашу Светлость в том, что все знания сей благочестивой дамы будут направлены исключительно на пользу французскому государству! А знания, которыми она располагает, чрезвычайно обширны. К тому же сердце княгини разбито и принадлежит только малолетнему сыну. А утешение она находит в книгах и новых знаниях...

В связи с вышеизложенным нижайше молю Ваше Высокопреосвященство похлопотать перед Его Святейшеством о признании моего брака действительным перед Богом и перед людьми".

Глава I. Маленькая герцогиня

1.1. Балет в Лувре

Среди нехоженых дорог.

Где ключ студеный бил,

Ее узнать никто не мог

И мало кто любил.

Фиалка пряталась в лесах,

Под камнем чуть видна.

Звезда мерцала в небесах

Одна, всегда одна. У.Вордсворт

Летний вечер освежал. Гулять по улицам было сплошное наслаждение. Но двор собрался в Лувре, где проходил балет "Солнце".

Сейчас была не первая постановка этого балета. Первый раз его танцевали в начале марта 1621 года. Теперь, в связи с тем, что продвижение Томмазо Савойского в глубь Франции было приостановлено, необходимо было потешить парижский свет.

Людовик XIII, несмотря на нездоровье, выступал в образе солнца с явными чертами божества. Знать ликовала несмотря на то, что после празднества многие из мужчин должны были отправиться на войну.

Герцог Лианкур, приехавший вместе с супругой, раскланиваясь с многочисленными придворными, пробирался поближе к зрелищу.

Внешность герцог имел примечательную. Уже в 18 лет волосы его начали стремительно седеть, и сейчас он имел снежно-белую шевелюру. Глаза его, немного навыкате, были серого цвета. Лицо скорее мужественное, чем привлекательное.

Стоило также обратить внимание и на новоиспеченную герцогиню Лианкур, брак с которой был заключен в далекой Жечи Посполитой, а уж после официально признан папой и ратифицирован во Франции.

Цвет глаз у супруги Лианкура был весьма неопределенный: пестрая радужка состояла из серых, голубых и зеленых вкраплений, наподобие мозаики. Сами глаза были круглыми, большими, но глубоко посажеными. Более темные, чем волосы, брови и ресницы, выделялись на бледном лице. Рот был маленький. Губы бледные, к тому же по стойкой привычке всегда крепко сжаты.

Роста она была среднего. Казалась худой, поскольку имела длинную шею и выпирающие ключицы.

Главное, что привлекало внимание в молодой женщине (герцогине было 20 лет), так это густые волосы темно-русого цвета, которые явно не хотели быть покоренными заколками и, вопреки моде, не были скреплены жиром. Казалось, один небрежный поворот головы, и герцогиня окажется перед публикой с распущенными волосами. Герцог неодобрительно смотрел на прическу супруги и что-то постоянно поправлял, пока чета продвигалась к сцене.

Перед самой сценой им повстречалась племянница кардинала Ришелье Мари-Мадлен Виньеро, госпожа де Комбале, которая с милой улыбкой приветствовала герцога.

— О, любезный Лианкур, наконец-то я снова могу вас лицезреть. Я уже вовсе не чаяла вновь увидеть вас во Франции! Скольким опасностям вы подвергаете свою жизнь, беспрестанно совершая длительные путешествия в баронства и далее на восток, а затем обратно! Представьте, любезный герцог, меня вашей супруге!

— Мадам, — обратился герцог к своей жене, — перед вами самая умная и самая прекрасная из женщин Парижа, которая могла только появиться на свете!

Де Комбале покраснела и бросила на герцога укоризненный взгляд.

Смущалась она зря, так как у нее была совершенная красота античной статуи, сочетавшая силу и изящество, тонкость черт и богатство форм. Ее фигура, пусть вытянутая и слегка раздавшаяся, была изящна и пропорциональна сложена. К тому же у нее были восхитительные плечи, и она была красива той красотой, которая, вкупе с красивыми руками и кистями, была в большом почете при королеве Анне Австрийской.

Ее тонкое и скромное лицо также располагало к ней, но больше всего восхищались чрезвычайной кротостью ее очень ясных глаз. Ее ресницы не знали краски и, как и брови и волосы, имели цвет лесного ореха, то есть каштаново-русый.

— Это не лесть, любезнейшая маркиза, — герцог склонился перед племянницей кардинала в любезном поклоне, — это просто поверхностная оценка ваших, сударыня, бесконечных достоинств.

Во время раздачи комплиментов у новоиспеченной герцогини Лианкур зачесалось в носу, она изо всех сил пыталась сдержаться, не чихнуть. Достав из поясной сумки-муфты маленький кусок батиста, она зажала им свой чуть удлиненный польский носик, но в итоге чихнула очень громко. Звук получился смешной: свист и писк...

Ядвига почувствовала, как взгляды устремились на нее. От придворного внимания ей стало неуютно. Она зябко повела плечами. Душно, но холодно было в большой и полутемной зале.

Мари-Мадлен де Комбале с покровительственной улыбкой на лице нежным голоском произнесла на ушко герцогине Лианкур:

— Не обращайте внимания, любезная герцогиня, на то и двор, чтобы тешиться любым проступком новичков. В сущности, они все не злые, просто вы для них новая забава.

— Вот уж, досточтимая маркиза, я не привыкла быть забавой! — с усмешкой высоким, но глубоким голосом ответила Ядвига.

— А вот и дядюшка! — Мари-Мадлен поспешила прочь от герцогини навстречу их светлости кардиналу Ришелье.

Кардинала не окружала свита. В толпе было еще несколько священнослужителей в подобном звании. Но облик несравненного красного герцога отличался некой магической притягательностью. Безусловно, часть этой притягательности давала власть. Однако не только... В Ришелье было нечто театральное, но для театра трагедии. Надменность сочеталась с маской страдания, то и дело проступавшего на его лице, что он старался скрыть холодной придворной улыбкой. Впрочем, некая живость на лице обозначилась, когда взгляд его коснулся племянницы: вымученная улыбка сменилась улыбкой человеческой, а взгляд из стеклянного стал просто грустным взглядом измученного человека.

Ядвига смутилась от того, что подсмотрела эту перемену во взгляде.

"Худо мне будет, если я выдам эту тайну", — подумала женщина.

— За кем наблюдаешь, Ядзя? — поинтересовался неожиданно появившийся рядом герцог Лианкур. С первых дней супружеской жизни, если можно назвать так тот альянс, в котором пребывали Ядвига и герцог, они свободно общались "на ты" и по именам.

— Смотрела на твоего покровителя, дорогой Анри, — голос герцогини стал слегка хриплым, — такое величие и столько горечи и боли!

— Ну, за все, девочка, надо платить! Кто высоко взлетел, то продал либо душу, либо тело! А поскольку наш Несравненный пытается сохранить свою бессмертную душу, тело его терзают демоны.

— Он так болен? — Ядвига повернулась всем корпусом к мужу и вперила в его лицо свой вопрошающий взгляд: — Чем, давно ли, кто лечит?

Герцог неслышно рассмеялся в ответ.

— О, взыграло ретивое! Мадам-лекарь вспомнила о своем предназначении! Душа моя! Об этом тебе надо побеседовать с его докторами или племянницей. Для меня лично — это тайна за семью печатями. Впрочем, есть болезни, о которых даже чернь поет. Это геморрой, который подкрался к успешному министру, и мигрени, которые успешно сводят его в могилу.

— Анри, прекрати иронизировать. Это действительно интересно. Если он твой покровитель, то я как твоя супруга должна способствовать его здравию, — при этих словах Ядвига лукаво улыбнулась мужу.

— И кто спорит, лекарка! — отозвался герцог, — Я же говорю, спроси у племянницы, раз уж вы начали с ней общаться, то думаю, что душка мадам Комбале с превеликим удовольствием расскажет тебе о всех болезнях дядюшки, если ты согласишься их лечить. Но бойся доставить ему какие-либо неудобства! Ибо в гневе Ля-Комбалетта страшна!

— Что за прозвище — "ля Комбалетта"? — удивилась Ядвига.

— Это значит буквально — моя маленькая Комбале. Таковой она является для своего обожаемого дядюшки. Это с его легкого слова так пошло.

— Она его ангел-хранитель?

— Вроде того. Но ангел несколько назойливый. Ибо охранитель должен быть совсем незаметным, а Мари-Мадлен слишком уж на виду.

Теперь настал черед Ядвиги хохотать.

— Дорогой, женщинам свойственно становиться навязчивыми. Для нас мужчины — дети малые! Всё делают не так.

Герцог вдруг резко развернул жену от себя. Герцогиня снова оказалась смотрящей на пеструю толпу в середине залы. Ей стало заметно, что кардинал вместе с племянницей направляется в их сторону.

— Прошу тебя, Ядзя, — раздался над ухом голос супруга, — сделай более милое выражение на лице и не смотри исподлобья.

Ядвига успела только любезно улыбнуться приблизившемуся Ришелье, однако тяжелый и пристальный взгляд его, остановил ее робкую попытку сделать лицо любезным. Вместо этого она уставилась в светло-карие глаза министра, как завороженный кролик на удава. Ей казалось, что в глубине этих странных глаз, в радужке, где рядом с карими крапинками присутствуют серые, искрится живой юмор.

"Дика, смущается, взгляд исподлобья", — отметил про себя кардинал.

— Так вот какое сокровище вы, любезный мой Анри, откопали в холодной стране! — произнес он вслух.

— О, я вовсе не сокровище, ваше высокопреосвященство! — вступила вдруг Ядвига и резко замолчала, сконфузилась от своего поступка.

Мадам де Комбале пришла ей на помощь.

— О, любезнейшие господа! Зачем мы смущаем герцогиню! — пафосно воскликнула она. — Мадам Лианкур еще не знает наших обычаев, да и неожиданно ей внимание подобного рода.

Губы кардинала искривились в усмешке. А Лианкур, приобняв жену за плечи, чуть встряхнул ее. Ядвига отошла от первоначального окаменения и вполне прилично улыбнулась.

— Простите мою бестактность, ваша светлость, — обратилась она к Ришелье, — наверное, местный воздух сыграл со мной злую шутку, но я возразила вашей светлости лишь потому, что в Жечи Посполитой очень много действительно прекрасных дам, которых можно назвать скарбьем, что по-польски означает "сокровище". Я же просто серая придорожная трава по сравнению с этими садовыми розами.

— Скорей придорожный цветок, сударыня, — улыбнулся на сравнение кардинал. — Как вы находите Париж, любезная герцогиня?

— И очарованна, и испугана, ваше высокопреосвященство, — ответила Ядзя.

— А чем вызван ваш испуг, сударыня? — удивился Ришелье.

— Тем, что город, ваше высокопреосвященство, очень большой, шумный и грязный, — смело ответила герцогиня.

— Да... — с грустью произнес кардинал, — тут не хватает чистого ветра, шума листвы и... много того, что приятно взгляду и сердцу, любезная герцогиня. Герцог, — кардинал слегка повернулся к Лианкуру, — приглашаю вас с вашей милой супругой в мое рюэльское уединение не далее, чем завтра около четырех. Там вам, герцогиня, понравится, — вновь переведя взгляд на Ядвигу, прибавил он.

— Жаль, мой любезный друг, что я не смогу вас завтра сопровождать в этой прогулке, — подала голос мадам де Комбале.

— Что ж, дорогая племянница, — кардинал насмешливо взглянул на Ядвигу, — тогда я приглашу еще дэ Куни с супругой и маленькую Витри, которая так прелестно поет. Надеюсь, герцогиня Лианкур, не будет возражать против присутствия незнатной, но весьма талантливой особы?

Услышав явную смешинку в голосе премьер-министра, Ядвига невольно улыбнулась сама.

— Зная от своего дорогого супруга о безупречном вкусе вашей светлости, я даже не помыслила бы возразить против присутствия певицы!

— Да... еще бы... — тихо произнес Ришелье, — вы бы не посмели возразить! — Глаза его при этом смеялись, болезненность лица сменилась просто светским выражением. — Ваша супруга, мой дорогой герцог, весьма повеселила меня! Надеюсь, что на прогулке она также проявит себя с занимательной стороны. Ведь я не люблю тусклых прогулок. Тем более, ваша протекция супруге позволяет судить о ней как о существе с занятным умом.

После этой длинной фразы кардинал лихо развернулся и отправился снова в центр залы. Племянница последовала за ним. Супруги Лианкур остались в одиночестве, если можно назвать одиночеством присутствие в зале, полной придворных.

— Уфффффф. Можно, наконец, передохнуть, — с облегчением выдохнула Ядвига.

— Да. В первый момент я подумал, что ты сейчас превратишься в соляной столб, как жена Лота. Но Господь миловал. Впредь, я прошу тебя, будь красноречивой в присутствии Его Высокопреосвященства. Если желаешь, чтобы твой супруг был по-прежнему одним из приближенных его высокопреосвященства.

— Прости, мой милый друг, — просто ответила герцогиня. — Я засмотрелась в его глаза. Он скрытный человек, но и великий насмешник. И болен... Сильно болен, но скрывает это за надменностью. А когда он поворачивался, то я поняла, что у него что-то с суставами.

— А ты все о своем, — вздохнул герцог, — надо вас подружить с племянницей. Будете оба пользовать его разными снадобьями.

— А это возможно? — удивилась Ядвига.

— Вполне! В этом мире нет ничего невозможного! Главное только тебе быть любезной и остроумной и найти ключик к сердцу Мари-Мадлен.

— Я постараюсь. Только вот вряд ли это получится прямо завтра.

— Не торопи время, малыш, — герцог слегка зевнул, прикрывшись рукой, — мы только начинаем нашу шахматную партию. Главное терпение, такт и понимание...

Ядвига тоже зевнула. И, как всегда, смутилась. Народ в это время начал покидать залу, в которой воздуха уже практически и не было. За серыми стеклами поднимались такие же серые сумерки.