МАРАМОРКА
Мы ехали по трассе на Питер и читали вслух дорожные указатели. Точнее, читала жена. Я следил за дорогой, вписывался в повороты и пытался не задремать за рулём.
Псковские топонимы изумительны. Тямша. Опочицы. Городец. Заполье. Феофилова пустынь. Фактурно, былинно. Особенно после Михайловского. Пушкинский заповедник, вероятно, любого русского человека настраивает на какой-то особенный лад. Чуточку лирический, чуточку созерцательный.
В Михайловском подзадержались до ранних осенних сумерек: уезжать не хотелось. Сидели на лавочке с видом на Сороть. Фотографировались на мостиках. Гуляли по саду, хрупая тут же подобранные, символически обтёртые платком немытые пушкинские яблоки. Стоило бы заночевать в гостинице, но утром меня ждали в Питере.
— Мараморка, — прочитала жена. — Что за прелесть здесь названия.
Мой кивок перешёл в клевание носом.
— Ты только не спи! — переполошилась она. — Может, остановимся?
— Кофе бы... Крепкого.
Сразу за указателем нарисовалась заправка. Не новая, сияющая огнями и снабжённая супермаркетом, а одна из тех ещё, доживающих — с единственным фонарём и механическими колонками. Одноэтажный домик с плоской крышей, криво обшитый нелепым оранжевым сайдингом. Вывеска "Закусочная". На прислонённом к стене щите из посеревших досок крупно написано краской: "Оплати заправку — получи скидку 15% на еду!"
Я припарковался у закусочной. Скидка не прельщала. Кто знает, что тут за бензин. Дёрнул дверную ручку: заперто. Дёрнул сильнее.
— Не ломись, — сказала жена, тыкая указующим пальцем: над дверью белела надпись. Длинная, в полстены. СТИРКА ДУШ РЕМОНТ НАДЕЖДЫ. Одной строкой, без знаков препинания.
— "Надеть одежду. Одеть Надежду", — процитировал я. Пушкинский заповедник не отпускал.
— Нерусские, наверное, — заключила жена. — Одежда, надежда... без разницы. Пошли, вон там вход.
Метнулся свет фар. Маленький жёлтый автомобильчик — из тех, что добрые люди зовут дамскими, а недобрые — бешеными табуретками, свернул с трассы.
Жена потянула меня за рукав.
Жёлтая машинка лихо приткнулась рядом с нашей. Чуть стену не протаранила. Правое крыло её было изрядно помято, бок поцарапан. И впрямь — бешеная табуретка. Хлопнув водительской дверцей, выскочила женщина: слёзы, всхлипы, размазанная косметика. Потянула за ручку.
— Там закры.... — начал я. Скрипнули петли, и женщина шагнула в светлый прямоугольник. Дверь захлопнулась — кажется, сама по себе.
— Кофе, — напомнила жена. Я помотал головой и послушно пошёл за ней. Вход закусочной, действительно, оказался за углом — со стороны заправки.
Посетителей не было. За прилавком сидела с журналом полная дама в зелёном передничке поверх чёрного платья. Бейджик на кармашке гласил: "Изольда". Без отчества.
— Двери зачем ломали? — напустилась она на меня вместо "здравствуйте". — Вам туда ни к чему. У вас и так всё в порядке. Видите же: закрыто!
— А вот девушка... — пискнул я, растерявшись.
— Ей, значит, НАДО, — отрезала Изольда Без Отчества. — Вам ведь кофе?
Мы закивали.
Кофе был угольно-чёрный. В бумажных стаканчиках. Из стеклянной капельной кофеварки.
Вообще-то новые, одобренные министерством, правила русского языка меня бесят. Но бывают, признаю, случаи, когда кофе действительно — "оно". На вкус — точно. Свою порцию я проглотил залпом, как отвратительное лекарство. Пульс забился в висках.
Голова была ясная. Я протянул Изольде банкноту — без сдачи, и мы вышли на воздух.
— Ты как? — осведомилась жена.
— Спать расхотелось, — сообщил я. — Мощный кофе. Робуста, наверное.
Я завёл двигатель. Уже почти стемнело. Ласточкины гнёзда под крышей оранжевого домика сделались не видны. Лишь белая надпись: СТИРКА ДУШ РЕМОНТ НАДЕЖДЫ — ещё просвечивала.
Жёлтенькая машинка вывернула на трассу следом за нами и умчалась в сторону Пскова. Мне показалось, что женщина за рулём улыбается.
До Питера мы доехали без происшествий, и я забыл об этой маленькой внеплановой остановке. Вспомнилась она мне позднее. Почти через год.
Дела забросили меня в Псков, и я вновь возвращался по тому же маршруту. Днём, засветло. Мелькали названия. "Мараморка" — прочёл я на указателе. Место было знакомое. То же место. Не было только заправки. Ни колонок, ни домика закусочной, ни пожарища, ни следов сноса. Просто болотистая поляна: кочки, ручей, кривые берёзы. И поворот трассы — через полкилометра. Опасный, крутой. С венками на придорожных осинках. "От жены". "От мамы". "От друзей".
Думаю, нам просто тогда было НАДО...
