Новатерра.Часть 5. Вервольф

Георгий Булавин

фантастическая сага

Н О В А Т Е Р Р А

Часть 5. Вервольф

И треснул мир напополам...

Что такое объективная реальность? Бред из-за недостатка алкоголя в крови!

Здоровый безмятежный сон имеет обыкновение скрадывать время. В этот раз, однако же, всё выглядело по-иному. Нет, выглядело — не то слово. Просто ощущалось. Причём весьма конкретно ощущалось! Александру, насилу продравшему веки, почудилось, что проспал он целую вечность. Ну, может быть, не вечность, но уж лет десять-пятнадцать — как с куста. Если быть совершенно точным, то — двенадцать...

Почему именно двенадцать? Что за бред с утра, какие там двенадцать лет?! Старенькие электронные часы на крытой блёклыми дешёвыми обоями стене врать не могли даже при том смягчающем вину обстоятельстве, что пара палочек на цифрах их дисплея в прошлом ещё столетии погасла безвозвратно. Хотя теоретически, конечно же, могли, но, нет, увы, не врали: 12 июля сего невесёлого года, 05.56. То ли — увы, не врали, то ли, наоборот, к большому счастью, поди-ка сразу разберись с утра...

После вчерашних посиделок в кабачке 'У Митрофаныча' с Доком и Карапетом Даниляном Александр лёг около часа ночи. Итого пять часов на всё про всё. Выпил он вчера совсем не много, так, для 'галочки', буквально пару-тройку рюмок, чтобы поддержать компанию. Хотя вполне мог бы и больше, потому что алкоголь по неведомой причине практически не вызывал у него похмельного синдрома и не оказывал дурманящего воздействия, разве что делал хмурым и задумчивым.

Задумчивым... Задумчивым! Помнится, весь вчерашний день его терзала мысль... даже не мысль, а подсознательное предощущение, которому и слова-то не подобрать. Завтра! То бишь сегодня. Сегодня, 12 июля, должно произойти Нечто. Некое грозное событие, которое изменит жизнь десантного комбата Александра Твердохлеба самым коренным образом. И Жизнь как таковую вообще. Большая Жизнь, конечно, не прервёт своих извечных странствий по вселенскому пути, но это будет уже совсем другая жизнь. Не та. Отличная от прежней. Больше того — не сравнимая ни коим образом. Именно так различны меж собой гиппопотам и аромат сирени. Именно так различны паховая грыжа и декадентский пафос в стихотворениях раннего Бальмонта. Перебродивший виноградный сок и среднегодовая норма выпадения осадков на Ямайке. Марш Мендельсона и горячий чебурек. Скорость света в вакууме и отрыжка после пива... И начало коренного перелома — в шесть ноль-ноль. Пошёл обратный отсчёт времени!

05.57... Ключ на старт!

05.58... Зажигание!

05.59... Эх, жизнь, держись!

06.00... Ну, всё, поехали!

Комбат зажмурился, накрылся невесомым летним покрывалом с головой, сгруппировался, словно перед приземлением при десантировании, и в следующий миг...

...ничего особенного не произошло.

И даже неособенного.

Просто ничего. Разве что стало чуть более душно, да где-то в глубине души послышался глумливый смех. И тонкий, лающий, с издёвкой, голосок вдруг зазвучал прямо в его голове.

— Вот дурак! Чего ты ждал? Чумы? Атаки злобных инопланетян? Нагой кинозвезды в постель? Непрекращающегося поноса? Гетманской булавы и воинского звания 'Полковника всея Руси'?.. Вставай, гетман Безразумовский, тебя ждут великие дела! Парково-хозяйственный день в твоём полку, гы-гы... — и под конец, затихая, будто растворяясь в бездонных глубинах сарказма, долетела цитата из старого-старого мультфильма про Емелю-лежебоку. — Вставай, дурак, собирайся, дурак, поедешь, дурак, к царю, дурак!

Александр резко сдёрнул покрывало, вдохнул полной грудью спёртый воздух комнаты и помотал головой, словно отгоняя морок. Причём сделал это до того неловко, что растревожил сладко почивавшую супругу.

— Алик, достал уже ворочаться с утра, дай поспать! — прошипела та.

— Прости, Марго, я не хотел, — извинился он.

Но тут вдруг вспомнил, как несколько часов назад ему было отказано в интимной близости, и осторожно запустил руку под её ночную рубашку с ангелочками.

— Нет, погоди, я-то хотел, а вот ты... Ты сказала: 'Тафай зафтра, Алик!' Так вот, с прискорбием сообщаю, что Завтра давно наступило, московское время шесть ноль-две.

— Алик, прекрати, я сплю! Тебе уже тридцать, и не нужно корчить из себя сексуально озабоченного юношу.

— Мне нет тридцати, — обиженно пробурчал Александр, убрал руку и отвернулся к стене. — И ещё целый месяц не будет. Что характерно...

Что точно было характерно, секса ему совершенно не хотелось. По крайней мере, с Марго. Уже давно. Однако — дело принципа! Никто её с вечера за язык не тянул.

— Не обижайся, — легонько ущипнула его жена. — Вечером наверстаем.

— Вечером наверстаешь с проводником или соседом по купе.

— Ой! — подхватилась она, на ходу меняя тактику отказа от исполнения супружеского долга. — Нам же с детьми в дорогу собираться! А у тебя одно на уме...

Вот тут Рита была права не до конца, отъезд семьи супруг тоже держал в уме. Вернее, вне ума, во всяком случае, вне понимания. Ещё позавчера об этом не было и речи, как вдруг — трах-бах, мы уезжаем, проведём пару недель на родине, в Рязани! И только вечером, у 'Митрофаныча', когда друзья провозгласили третий поминальный тост, он вспомнил — ровно год назад погибла в автокатастрофе тёща. Ну и черт с ней... в смысле — царство ей небесное!

— Давай, родная, собирайся, да поторопись — времени в обрез. Каких-то девять часов...

Сам он, вволю и в неволю натаскавшись по командировкам, терпеть не мог долгих сборов и потому, имея самое необходимое всегда в готовности, затрачивал на весь процесс минут пятнадцать-двадцать. Вместе с душем, лёгким ужином, слезами, поцелуями и 'посиделками' перед дорогой.

— Ты хоть выходной догадался взять? — спросила жена. С укором в голосе. Потому что заранее знала ответ.

— Какой выходной, мать? Шутишь?! Куда ни плюнь, везде война, целлюлит, кризис, инфляция. А ты — выходной!

— Понятно. Герой нашего времени будет спасать мир от целлюлита, а серое быдло в это время — как обычно, между прочим! — стирать, готовить, прибираться, паковать шмотьё и собирать детей в дорогу... На вокзал ты нас хоть отвезёшь, майор Отвага?

— Скорее да, чем нет, — хмыкнув, ответил Александр.

— Не издевайся, твою мать!

— Да отвезу, отвезу, — успокоил он жену, а после шёпотом добавил. — Есть такая вероятность...

— Смотри мне, в час нужно уже выехать!

— Да уж понятно. Время дорого! Хватай мешки, вокзал отходит! Отходит он, кстати, в 15.25, а туда от дома — пилить и пилить. Десять минут. Пешком. На бровях.

— Алик, не издевайся! Привык всё делать в последний момент... И смотри, чтобы без нас себя не забывал! А то натащишь в супружескую постель кучу кинозвезд...

— Я как раз об этом и подумал, потому что в супружеской постели положено не только и даже не столько спать... Но насчёт кучи можешь не волноваться. Я однолюб.

— Одной хватит, да? Даже не думай, потому что наши милые соседки, чума на их головы... Только попробуй — точно до 'полковника' не доживёшь!

Он и не думал пробовать...

Нет, думал! Правда, не о том, чтобы чего-то и кого-то пробовать. Думал о том, что всего несколько минут назад о тех же самых персонажах — полковнике, чуме, кинозвезде — лаял игривый пёс в его душе. Как он сказал? Вставай, гетман Безразумовский!.. К слову, при чём здесь гетман?! Ни капли иудейской крови, и нате, полюбуйтесь — Гетман!..

— Ладно, встаю...

— Да уж сделай одолжение, — саркастически бросила супруга. — В туалете не курить!

— А что там ещё можно делать?

— Исходить поносом после вчерашнего.

— Правда? Кто бы мог подумать?! Странная у вас, русских, физиология.

— Русскую нашёл!

— Только не нужно с утра упрёков насчёт антисемитизма.

— Я гречанка, а не еврейка!

— Да ладно! Не может быть! Понаехали, блин... С кем живу?! И то не дают... — проворчал Александр, выходя в прихожую, и сам не понял, что именно имел в виду, произнося последние слова. Видимо, это самое. Которое — 'Про ЭТО'. В некоторой степени...

Куда как в большей степени его волновало то самое предощущение коренного жизненного перелома, который должен был произойти буквально несколько минут назад, но почему-то не произошёл. А может статься, что как раз произошёл, но где-то за пределами убогого двухкомнатного обиталища, вне поля его зрения... Пресловутое шестое чувство не подводило Александра никогда. Наверное, поэтому, беспрестанно сражаясь на самых острых участках линии противостояния с апологетами Великой Албании, ортодоксальным исламом халифа Махди и агрессивным пантюркизмом нового Мустафы Кемаля Ататюрка, он до сих пор отделывался, в сущности, лишь царапинами, а по ВДВ слыл фартовым везунчиком. Нет, он, конечно, совершал ошибки — взять хотя бы брак с Марго, — но настоящих катастроф обычно умудрялся избегать. Вот и сейчас ему казалось, что беда уже занесла было над ним тупую ржавую косу, но Кто-то Наверху решил — нет, рано! — и отвёл удар судьбы.

Нет, даже не отвёл, кармический удар случился, но пришёлся по кому или чему угодно, только не по нему, лейб-гвардии майору Александру Твердохлебу. Как будто Мир людей, словно колоссальная медуза, миллиарды лет спокойно дрейфовал по воле волн бескрайнего Космического океана и вдруг сегодня, ровно в шесть часов утра, оказался разрублен на две части острым тесаком ныряльщика за жемчугом. И обе части эти стали жить самостоятельными жизнями, по собственным законам, со своим временем, пространством, направлением движения, с разнящимися меж собою образами единых вчера ещё персоналий. В одном из параллельных миров он, Александр Твердохлеб, остался гвардии майором славных ВДВ, достаточно перспективным в плане продвижения по службе, но, в общем-то, ничем не выдающимся командиром заурядного парашютно-десантного батальона. В другом же стал 'Полковником всея Руси', всевластным гетманом, мудрым стратегом, героем-любовником и удачливым авантюристом... Эх, побывать бы Там! Хотя, наверное, и там хватает заморочек... Что всё-таки произошло? Ведь что-то же произошло, к гадалке за ответом не ходи!..

Размышляя таким образом, он даже забыл выкурить первую утреннюю сигарету в туалете, чем наверняка неслабо удивил бы супругу. Навёрстывал в крохотной кухоньке, вынужденно делая, как Гай Юлий Цезарь, три важнейших дела сразу: затягивался крепко сжатой зубами 'Золотой Явой', размешивал в чашке с кипятком полмешка сахара и щепоть 'Нескафе', а свободной рукой накручивал диск допотопного домашнего телефона.

— Помощник дежурного по части старший лейтенант Федотов! — чётко представился невидимый абонент.

— Доброе утро, Женя! На проводе гетма... тьфу, ну, этот... Твердохлеб.

— Здравия желаю, товарищ майор! Слушаю вас.

— Как там мои, не 'отличились' за ночь?

— Да вроде нет, всё тихо.

Тут сквозь интершум прорезался голос дежурного.

— Кому там, блин, с утра уже неймётся?

Помощник отвечал ему, неплотно зажав трубку ладонью.

— Комбату-три, товарищ подполковник.

— Делать Сашке не хрен! Пошли ты его...

— Борисычу передай, — громко проговорил Твердохлеб, — что я пойду, но его захвачу с собой. Если утащу такую тушу... Говоришь, с гвардейцами моими всё в порядке, да, Женя?

— Так точно!

— А в целом как?

— Стабильности нет, — отшутился помощник фразой из старого фильма, но тут же осёкся. — Ой, виноват, товарищ майор! Нормально всё, по плану. Вы в курсе, что сегодня 'Москва' прилетает?

— Ну да, вся златоглавая, от храма Христа Спасителя до вонючего нефтеперегонного завода в Капотне... Какого чёрта?

— Самим интересно. Никто ничего не знает.

— Ладно, разберёмся... Спасибо, Евгений! Неси службу. Я буду к разводу, если что, звоните на мобильный. Борисычу — пролетарский привет и мой горячий поцелуй! Конец связи...

Горячей воды, как обычно в летние сезоны, не было в помине, и кипяток, залитый из электрочайника в стаканчик для бритья, успел схватиться коркой льда, а гель на помазке — засохнуть, будто сталагмит на дне пещеры, пока Александр, потеряв счёт времени, остолбенело глядел в старенькое облупившееся зеркало. Пора менять. Врёт, окаянное!.. Он ожидал — кто бы знал, почему — увидеть там крепкого телом зрелого мужчину с твёрдым, словно каменным лицом, покрытым благородными кракелюрами морщинок, под густой ещё шапкой вьющихся волос. А на него в упор пялился неопределённого колера глазками бравенький кавалергард с тонкими, немного вытянутыми чертами по-мужски красивого лица, щегольскими усиками и байроновской, цвета тёмного ореха шевелюрой. Эдакий сердцеед, до сей поры не уставший от амурных похождений, завсегдатай чужих постелей, ресторанов, казино и конного манежа, завзятый дуэлянт, позёр и вольнодумец, прожигатель жизни... Рассудок тряс Александра за плечи — это ты, это именно ты! Однако из глубин таинственного человеческого Эго некто настойчиво шептал:

— Да, это ты! Только не просто ты, а тоже ты. Бывший. Когда-то. Раньше. Прежде. До того, как всё это произошло...

— А что произошло?! — в сердцах воскликнул Александр, обращаясь посредством зеркала то ли к подсознанию, то ли к самому Господу Богу.

— Да ничего, — последовал ответ. — Пока. Но запросто могло произойти. И очень может быть, ещё произойдёт. А может, и произошло уже, только не здесь, не в твоей ванной... Мир куда более сложен и неоднозначен, чем вам, убогим, кажется. Чем даже просто может показаться. Одно в нём точно и неоспоримо — Будущего нет! Пока что нет. Есть только вероятность — Оно будет. Потому что так было всегда, от начала Времён. Но каким будет новый Мир, во что превратится в следующий миг, каким путём пойдёт, сохранит целостность либо разрушится на множество самостоятельных разнонаправленных осколков, какие внутри него возникнут взаимопересечения, куда потечёт само Время, тайна сие великая есть. И не тебе, профану, в этом разобраться... Езжай на службу, полчаса осталось до развода!

— Да-да, спасибо, еду, — механически пробормотал комбат, и вдруг его будто поленом оглоушили. — Эй, погоди! Ты кто?! Что происходит?! Что всё это значит?!

Никто ему не отвечал. Да был ли этот непонятный диалог?! А перед этим?! С кем?! Что за бред?! Может, проконсультироваться у начмеда Дока, он хороший психотерапевт? Спросить... Угу, спросить! Аминазин и галоперидол, дескать, имеется?.. Всё, хватит бредней, пора ехать!

Он размочалил стылый гель, небрежно, второпях мазнул пену на щёки и принялся неистово кромсать щетину плавающим лезвием. И не услышал голос диктора Гидрометеоцентра, доносившийся из динамика кухонного телевизора.

— ...дорогие телезрители! Погода снова преподносит нам сюрприз. Вопреки всем прогнозам обширная территория Европейской части России наглухо закрыта стремительно затягивающимся кольцом циклонических фронтов, возникших буквально из ниоткуда. Лишь в центральном Черноземье сохраняется...

Нилгородская область — самый центр пресловутого Черноземья, и за окном, при полном безветрии, на абсолютно безоблачном небе весело поблескивало утреннее солнышко. А в остальном мире что-то происходило. Что-то выходящее за рамки и среднесрочного метеопрогноза, и Устава внутренней службы, и даже Конституции Российской Федерации. Потому что большой Мир куда более сложен и неоднозначен, чем нам, убогим, кажется. Чем даже может показаться. Почудиться после недельного запоя. Пригрезиться в самом дурном из снов... Ну, ладно, хватит на сегодня грёз, и впрямь давно пора на службу!