Родина - рядом

А жизнь — только слово. Есть лишь Любовь и есть Смерть. Эй, а кто будет петь, если все будут спать?! Смерть стоит того, чтобы жить. А Любовь стоит того, чтобы ждать...

Глава 1.

-По машинам!!.

Пронёсся вдоль вереницы начальственный рык. Наряды, до того стоявшие возле своих бронеходов, словно вихрем подхватило. Секунда-другая и уже глухо звякают закрывающиеся дверцы. Почти одновременно взрыкивают двигатели, выбрасывая из выхлопных труб струи вонючего синеватого дыма. Резко трогается, качнув пушкой, первый бронеход, за ним второй, третий, четвёртый и вскоре вся вереница прёт по насыпи рыча движками и лязгая звеньями ходовых цепей. Я сижу на своём начальственном месте в башне одного из ползущих по дороге бронеходов и разглядываю в обзорник окружающую природу. Смотреть особо и не на что. По обе стороны от дороги тянутся поля, сплошь покрытые не убранной вовремя масличкой или чем-то похожим. Что поделаешь — четвёртый месяц войны перевалил за середину, мы терпим одно поражение за другим и заниматься уборкой урожая просто некому. В Амурском княжестве не осталось ни одного поселения без разрушений, почти всё пространство захвачено врагом, сотни тысяч жителей некогда цветущей страны вынуждено стали беженцами, а десятки тысяч погибли, и далеко не все из погибших были бойцами.

Как ни грустно и тоскливо признавать, но мы проигрываем войну. Воеводы собрали остатки войск чтобы, как оно говорит, нанести врагу решающий удар. Здорово, конечно. Только думается, что будет удар отчаяния. Все это понимают, хоть и не говорят вслух. И даже страха нет. Страх пропал после трёх месяцев тяжёлых боёв, постоянного недосыпа и напряжения. Осталась только решимость — победить вопреки всему или умереть с честью, как и подобает солдатам. Громко звучит, но такова явь, по крайней мере для нашей не очень уж и большой вереницы. Мы — третья сотня бронеэскадрона Добровольческого войска.

В звуковиках шлема сквозь шорохи помех раздаётся:

-Внимание!. Рассредоточиться!.

И впереди идущие машины начинают расходиться веером влево и вправо, съезжая прямо в жёлтую масличку или как там егё. Я тоже приказываю машинисту-водителю:

-Лопатин, влево!

Бронеход ныряет с невысокого откоса и устремляется вслед за другими машинами, выбрасывая из под ходовых цепей комья чёрной земли. Я, конечно, этого не вижу. Так всё должно выглядеть со стороны. Зелёные туши бронеходов ползут, оставляя чёрные ленты следов на полях. Впереди то, что когда-то было большим поселением. В обзорник уже различимы развалины крайних домов. Это — наш рубеж боя. За бывшим поселением большая пустошь, а за ней линия обороны маньчжуров. Я оторвался от глазков обзорника чтобы сравнить карту и местность. Вроде похоже. Оглядел внутренности башни. В полумраке блеснули глаза наводчика и мне на секунду стало горько — парень приехал на чужую войну и ежеминутно рискует жизнью, при том что сам не росс, не даур, а самый что ни на есть сяньюн. Брат, блин, по разуму. Он уставился на меня, я подмигнул в ответ. Снова ожили звуковики:

-Звено один — занять левый край. Звено два — занять середину. Звено три — занять правый край. Выходим на рубеж боя...

Снова пришлось браться за обзорник и уточнять направление для машвода. Наше первое звено оставляло то, что осталось от поселения, по правому борту. Было больно смотреть на место, где совсем недавно кипела жизнь, а теперь руины тянут к дымчатому небу руки обгорелых столбов. От поселка осталась только точка на карте. И вот неподалёку от этой точки скоро состоится решающее сражение. По дороге сюда я видел множество людей, машин. Пропылённые стрельцы на своих ББМках, пушкари-самоходчики, чумазые как и мы. А ещё броневики лёгой пехоты и грузовозы с ополченцами. Их-то куда? Наверное на края сунут. Вся эта прорва стекалась сюда, в окрестности бывшего поселения. Как говорили нам перед началом дела "Кобра" — на нашем участке будет отвлекающий удар. Замысел такой: мы ударим, маньчжуры бросятся собирать подкрепления с намерением заткнуть прорыв, а в это самое время особые подразделения проведут своё жутко тайное дело. Победа. Ура. Вот только сомневаюсь я что "особняки", пусть и сверхкрутые, смогут выиграть войну. Так не бывает. Выигрывает войну пехота, занимающая вражеские столицы. Пока по их улицам не протопал какой-нибудь Ванька или Ляо в пехотной робе и с самострелом — война не выиграна. Во всех других случаях может иметь место что угодно. Перемирие, соглашение, отступление. Но не победа. Так говорит военная наука.

Пока я размышлял, бронеход резко тормознул. Если бы не шлем, то мне бы понадобился врач. При ударе башки о броню башни мне показалось, что броня загудела. Или это гудела голова? Лопатин, чтоб тебя!!. Шипя от боли я открыл крышку над головой и выглянул наружу. Свежий воздух пьянил. Скоро лёгкие будет рвать пороховая вонь, и тогда глоток чистого воздуха покажется недостижимой мечтой. Впереди на вёрсты раскинулась степь, край её терялся в пылевой дымке. Глянул на часы. До времени "Н" ещё минут двадцать. Оглянувшись, я быстренько отсоединил разъём переговорного устройства и выбрался на броню. Проверил снарядные коробы самозарядных пушек, обрывком ветоши протёр бронестёкла обзорника и прицела. Краем глаза заметил, что многие начальники последовали моему примеру. Нервы у всех не железные, а так хоть какое-то отвлечение. Я ещё на крышке механика стёкла протёр и полез обратно в башню. Подсоединил ПУ, глянул вверх и в этот миг над головой зашумело. В сторону вражеских войск через полнеба протянулись хвосты ракетных выхлопов. Началось.

Перед тем как захлопнуть крышку я выглянул вперёд. Где-то там на вражеских стоянках сейчас распухали огненные шары, сквозь полуденный воздух уже накатывал грохот, потянуло гарью и какой-то кислятиной. Залповые ракетомёты поистине страшное оружие, когда применяются больими количествами. Установки, которые сейчас выпускают последние боекоукладки, собирали по передовой чуть ли не поштучно. С самого начала войны именно на них маньчжуры деятельно охотились, уничтожив немало единиц. Вот теперь ракетомётчики и отрываются напоследок, потому что ракет больше нет. Им свезли всё, что смогли найти. Сейчас вот они жахнут, своими руками подорвут матчасть и пойдут в бой как обычная пехтура. Я пощёлкал плашкой внешней связи, но в шлемозвуковиках только шипело и визжало. Глушилки включились, уж не знаю — наши или вражеские. Я велел наводчику наблюдать, а сам опять открыл крышку и стал смотреть в небо. Сигнал к атаке (самобытно) повторят красной ракетой. А небо-то красивое. Мягкая дымка, голубые края, постепенно сходящие в тёмно-синий кругозор. Ярило яркое, но уже не жгучее. Люблю такую погоду — не жарко, но ещё и не холодно. Ветерок тёплый, ласковый. Начало осени. Пора стихоплётов и сказочников... Расчерченное дымными хвостами ракет небо бесшумно пересекает красная звёздочка. Время "Н"! Оборачиваюсь на приближающийся прерывистый свист. Проносятся звенья ударных винтокрылов, прямо над нами начиная стрелять по только им видимым целям. Захлопываю крышку, напоследок глотнув чистого воздуха. Вперёд! Говорю в ПУ:

-Лопатин, вперёд на полный!. Тянь, работаешь самостоятельно по готовности!

А сам перелезаю на место наводчика высотной установки. Не хватает людей в наряде, приходится совмещать обязанности. Мой бронеход один из немногих имеет в названии букву "А". Это значит, что он оборудован высотной башенкой со спаренными самозарядными десятилинейками. Из-за них боезапас основного орудия снижен, так как на месте дополнительной боеукладки в задней части башни установлены те самые высотные пушки. Устаревшая придумка, но иногда и она полезна. По винтокрылу, например, влупить, если он умудрился прохлопать бронеход и не сжёг его ракетным залпом. Или по лёгкой броне дать, если она настолько дурацкаяая, чтобы лезть на передний край обороны. В городах хорошо из них по надстроям работать, потому что почти совсем вверх стволы можно задрать, а десятилинейные бронебойники на расстоянии до двухсот пятидесяти саженей вышибают кирпичи из обычной кладки. Одна очередь выносит почти квадратную сажень стены обычной многонадстройки. Вобщем нужная вещь иногда. Дорога ложка к обеду.

Мой бронеход — почти мой ровесник. Восемнадцать годков старичку и в нашем эскадроне он не самый старый. Более-менее новые машины потеряны в начале войны. Да и было-то их немного, а этих "долгожителей" вытащили с полузабытых мест хранения Сибирского княжества и послали нам. Благодарствие и на этом, своего производства бронетехники у гордого Амурского княжества отродясь не было. Старичок С-42А бодро рычит двигателем и резво мчится в строю таких же бронированных стариков, выбрасывая в стороны струи вонючего сизого дыма. Что поделать: дрянное масло, дрянное топливо. Запас прочности движков, и так не особо большой, расходуется с безумной скоростью. Я более чем уверен, что и масло, и топливо — на основе растительных масел. Дешёвые заменители. Да и хрен с ним. На бой хватит, а там — или мы победим, или нас сотрут в порошок.

Я вцепляюсь в ручки управления высотки. Бронеход мчится вперёд, раскачивается, подпрыгивает на ухабах. Лопатин выжимает из престарелого движка всё что можно. В шлемозвуковиках сквозь треск слышно как машинист ругается сквозь зубы. Я прижимаюсь к резиновому наглазнику прицела и пытаюсь осматриваться, но в поле зрения всё мелькает. Резина больно бьёт по брови и я отрываюсь от прицела. Пусть. Сейчас наша задача — пролететь эту чёртову пустошь, пока винтокрылы и ракетомёты утюжат передний край маньчжурской обороны. В клубах пыли и дыма мы промчались две трети расстояния. Местность выровнялась, я приникаю к наглазнику прицела. Впереди творится что-то невообразимое. Над большим пологим холмом поднимаются тучи пыли и дыма, в серых клубах то и дело что-то вспыхивает. Я гляжу выше. Отряд наших ударных винтокрылов распался на отдельные группы и они атакуют наземные цели. К земле тянутся дымные хвосты реактивных снарядов и строчки самострельных пушек. Но с мест врага им отвечают. Вот задымил двигателем и отвалил в сторону один винтокрыл, другой. Вспышка. Огненной кляксой рассыпается ещё одна летающая машина. Винтокрылы огрызаются огнём пушек и уходят. Кто-то из них скорее всего не дотянет до дома, но мне думать об этом уже некогда. Ловлю в прицел передний край обороны. Для высотки ещё слишком далеко. Бахает основное орудие и сорокалинейный снаряд сверкает в дыму. Тянь куда-то влупил. Но там ему сейчас виднее, а моя задача — глядеть вверх. У самоходных высоток есть хорошая штука с иностранным названием "радиолокатор". Он и цель издалека нащупает, и правильно прицелиться поможет. Не зря же он половину башни занимает. А вот мне приходится самому находить врага и самому придумывать упреждения, потому что никакого локатора на моём бронеходе нет. Я же не в художественной сказке. Это в занимательных книжках встречаются вычислительные машины, которые помещаются в головной части ракеты и самостоятельно ей управляют. Ёшки-матрёшки! Да если бы эти самостоятельные ракеты существовали, то мы бы и половины пустоши не преодолели! На самом деле прибор, управляющий ракетой по проводам, можно установить на бронемашинах или даже говорят, что появились переносные пусковые установки, но они всё равно тяжёлые. И это хорошо, потому что хватает бронебойных пушек. Надеюсь, что ракетомётчики и винтокрыльщики проредили их обслугу, иначе нам солоно придётся. Словно в подтверждение худших мыслей машина сотрясается от удара, оглушительный звон закладывает уши. Как будто сквозь вату доносится мат водителя и сдержанное чертыхание наводчика. Судя по всему по лобовому листу вскользь ударила бронебойная болванка. Кручу башенку, пытаясь осмотреться. Вот по соседней машине ударила такая же болванка — сноп искр, куски дополнительной брони и искорёженные навесные детали разлетаются во все стороны, но бронеход продолжает свой бег. Другому соседу не повезло. Бронеход словно наткнулся на каменную стену и встал как вкопанный в облаке пыли. Оглядываться я не стал, а сосредоточил внимание на переднем крае. Начались неровности, Лопатин сбросил скорость и стало возможно прицеливаться. Сразу же нашлась цель. Маньчжурская пушка обнаружила себя вспышкой выстрела и я открыл огонь. Бронеход ощутимо затрясся от отдачи двух самозарядных пушек, полсотни бронебойных и осколочных снарядов вспахали то место, откуда стреляли маньчжурские пушкари. Снова грохнуло основное орудие, тряхнув машину и оглушив экипаж. — "Первое звено! Огибаете высоту по левому склону! Ваша задача — уничтожить стоянку самоходных пушек!" — прохрипели вдруг шлемозвуковики сквозь шум помех. Надо же, начальнику удалось выйти на связь. Наверное часть глушилок уничтожили. Велю Лопатину брать чуть левее, сам поворачиваю башенку вправо, в сторону вероятной опасности. Но маньчжурам не до нас. Второе и третье звено открыли беглый огонь по линии обороны, сзади их подпирают ББМ пехотинцев, постреливая из гранатомётов и пятилинейных пулемётов по дальним маньчжурским окопам. Мы переваливаем через один такой полузасыпанный окоп. Кругом валяются трупы маньчжурских пехотинцев в серо-зелёных робах. Хорошо что запахи не проникают внутрь, а то бы меня вывернуло от запаха гари и крови. Но мне не жаль этих бойцов. Никто их сюда не звал. Через пару вёрст стремительного продвижения наше звено разделилось. Одна часть направилась дальше вокруг холма, намереваясь выйти в тыл врагу, а наша часть рванула по кустам туда, где уже слышны стали выстрелы самоходок. Сходу прорвались через лагерь расположившихся на поляне маньчжурских тыловиков. Они в панике разбежались по кустам. И то сказать — когда из зарослей с рёвом и лязгом вываливаются три железных чудовища, то тут уж не до спокойствия, остались бы портки сухими. Никто по нам не стрелял и мы не стреляли. Ну подумаешь — раздавили пару полевых котлов. Так ведь война всё спишет. А нам некогда гоняться за поварами и завскладами. У нас самоходки стынут.

На поляну пушкарей мы вылетаем неожиданно. "Стой!" — ору Лопатину. Бронеход клюёт носом, я притормаживаю голову об резиновую маску прицела и матерюсь сквозь зубы. Ходовые цепи юзят по дёрну. Бронированная скорлупа только ещё приподнимается на катках, а орудие уже делает своё оглушительное: "Бам!!!". Дальняя от нас машина с крупной раздутой башней взрывается, разбрасывая вокруг куски металла. Я хватаюсь за ручки, прижимаюсь к прицелу и судорожно навожу десятилинейки на стоящие поодаль тягачи. Бронеход трясётся от отдачи, в ушах снова вата. По угловатым тягачам пробегают искры попаданий. Один сразу начинает дымить, всё сильнее и сильнее. Другие не подают признаков жизни. Даю ещё очередь. Один за другим два тягача взрываются и разваливаются. Тем временем все самоходки уже подбиты. На дальней стороне поляны заметны перебегающие фигуры, наводчик стреляет в ту сторону из башенного пулемёта. Я берегу снаряды.

Батарея уничтожена. Мы снова ломимся через кусты, теперь в направлении холма. Пройдём по ближним тылам врага, наделаем неразберихи. Чем её больше — тем лучше для нас. Вырываемся на пустошь, я говорю в ПУ:

— Лопатин, как дела?

— Ничего, начальник. Вроде живой.