Письма из Атлантиды

Письмо из Атлантиды.

Люди много рассуждают о любви с первого взгляда. А что значит взгляд последний?

У меня было несколько любовей. И только некоторое время спустя я мог вспомнить, с какого же взгляда они начинались. Нет, не с первого. И не какого-то определенного. Взгляды ведь не считают, правда?

Зато помнится — из настоящего в прошлое — какое-то мгновение, когда осознаешь: вот с этого всё и началось.

В этот миг первого любования увиделось единственное существо, которое задело чуткую струну, изболевшийся нерв, настороженную эмоцию...что-то уязвимое в душе.

В нашей душе эмоции — воспоминания.

А ты не знаешь, зачем мы вспоминаем?

Мы ищем себя. Затем, чтобы воскреснуть в момент угасания жизни.

И понять — это всего лишь очередной момент угасания любви. Вечного чувства, частички которого мы берем взаймы на время нашего скоротечного полета над реальностью.

* * *

...Она прижалась телом к моей спине так тесно, как могла.

Я никак не мог привыкнуть, что у нас одинаковый рост. Возраст. Мы родились в один год, но в разные месяцы. Поэтому наши биоритмы совпадали лишь в частностях.

И вид из окна мы видели по-разному. Для нее начало ночи. Для меня — рассвет.

На суше называют разные типы людей именами птиц: совы и жаворонки. Птицы в полете вне суши и воды. Существа, вызывающие трепетный восторг у тех, кто живет в Атлантиде.

* * *

Не стоит ли нам подышать дождем? Не стоит ли нам позабыть друг о друге? Ведь жизнь, как будущая ночная гроза, чувствуется, но не видится за спиной и ждет, когда мы обернемся, чтобы встретиться лицом к лицу, энергия с энергией.

И мы вместе с электрическими разрядами молний и оргазмом грома забыли о том, что после грозы обязательна радуга. Но и наличие солнца — тоже.

А ночью — что бывает вместо радуги?

...Был просто день.

Была просто ночь.

Ты — просто свет.

А я — твоя тень.

Ночью бывают сны, где наша любовь — скрытая на дне забытого моря Атлантида. Живая, живущая. И мы приходим с тобой с двух сторон мира, полудня и полуночи в средоточие острова, потерянного для реальности, но не для душ.

И не встречаемся.

Я буду писать тебе письма из Атлантиды.

Первое.

Сначала не помнил я.

...У нас странный дворик о двух выходах.

Один — на детскую площадку с качелями и горкой.

Второй — через кафе под претенциозным названием "Зодиак" с невозможно пошлым фонтаном в виде дельфина. За мраморное, искусственно состаренное убожество была уплачена немалая сумма, потому как материал доставили из Италии, судя по хвастовству моего однокашника, владельца прибыльного места.

И мокрые следы вели именно оттуда, от идиотски жизнерадостного дельфина, изрыгающего воду.

Она сидела на спинке скамейки у моего подъезда, обреченно опустив голову, опутанную мокрыми волосами. Странное существо, лишенное признаков вкуса в одежде. Даже на первый неискушенный взгляд безумно дорогое вечернее платье и — громоздкие докмартинсы с обитыми никелем носками. И в придачу украшения из разноцветных перышек в ушах и вокруг шеи. Мокрые перышки.

Я тут же вспомнил воробьиного птенца, видать, впервые выпорхнувшего из гнезда. Бедняга попал в лужу глубиной по его слабенькие лапки. Хвост и крылья вымокли напрочь, никак не получалось взлететь с такой тяжестью. Воробьеныша мог раздавить любой желающий человек, или сожрать жадная до живого мяса псина. Я не посмел его вытащить. Хорошо знаю, как разрывается от шока сердечко птенца, которого взял в руки человек. Пусть убийцей буду не я.

...Она была похожа на неудачливого воробьиного детеныша.

Бывает. Первый вылет не всегда успешен.

Я уже прошел мимо, но вдруг почувствовал струю мимо летящего ожога жадных взглядов от группы юнцов, оккупировавших детскую площадку, шакалов с бутылками пива, как будто содержащими "коктейль Молотова".

Они ждали, пока пройду поздний я, пока самая стойкая бабушка, не попадающая спицами в нужную петлю, не покинет двор, не создавший никаких новостей на завтра.

Эти хваткие шакалы ждали легкой добычи, когда опрокинутая в фонтан, но не пришедшая в себя девушка не сможет ни противостоять, ни дождаться от кого-либо помощи. В нашем безразличном к трагедиям малого масштаба обществе это уже считается нормой. Тем более — одна девчонка... и не наркоманка ли — для районной милиции не вопрос для закрытия дела.

Судя по всему, сопротивляться стае хищников это тихое создание не смогло бы. И вряд ли, послужив забавой, она осталась бы в живых. И не потому что убьют специально, а потому что такой субтильной девчонке не под силу похоть восьми здоровых мужиков. Скорее всего, через пару дней — в такую-то жару — ее распухший от внутренних газов труп обнаружили бы ниже по течению реки.

Судя по нынешним временам, я просто глуп. Уверенные в добыче шакалы могли бы растерзать человека, отбирающего добычу. Но не мои дворовые, прикормленные. Отлично понимали, что никто потом не поможет: вживую, ссскотина, чтобы больнее было, зашить рану от ножа; избавить от запоя или ломки (а вот последнее — временно, с матом беспощадное промывание организма и мозгов, так что следующая доза наркотика планировалась стать смертельной), кто же — если не этот придурок, всерьез воспринявший клятву Гиппократа?

Сначала помочь без уведомления милиции просили истерично вопящие малолетние мамки, буквально на дни старше меня (в одной песочнице тусовались), ползая в ногах. А потом они привыкли, что их изгвазданные чада, выросшие на моих глазах, мне не безразличны — и я не откажу.

Только однажды я преступил клятву. Когда чистосердечные, как детсадовские малыши, парни признались, что в результате потасовки этим, подрезанным и нуждающимся в срочной медпомощи, был убит человек. Я напомнил о нашем негласном соглашении: не отбирать чужую жизнь, и мы молча разошлись, оставив убийцу умирать в луже собственной крови. Я не священник и не ангел смерти. И совесть меня не мучила.

Но сегодня они все же надеялись на легкую добычу, пока я не сел на спинку скамейки рядом с девушкой, похожей на самоделку славного ребенка, который решил, что разные детали из разных конструкторов помогут сложить из льдинок слово "вечность".

Темнело быстро. Это вам не белые ночи.

Есть после тяжелого дня хотелось неимоверно. Поэтому, не чинясь, я взял девчонку за подбородок, приподнял пальцем тяжелое веко и заглянул.

Чернота. Безразличие.

Если это не наркотики, то я котик — милый, домашний...но исполненный чувства собственной значимости. И голодный до спазмов в желудке.

Но если бы я оставил эту девочку, меня бы мучила совесть.

Моя мимолетная привязанность, выгодно выбежавшая замуж вследствие удачно приключившейся беременности в начале первого курса, была слишком занята собой и личной неиспользованной юностью. А дипломатический муж — государственными делами. И их дочь осталась наедине с одиночеством, вседозволенностью и соблазнами.

Когда Танька обратила внимание на происходящее в собственной семье — еще не было поздно. Но она постеснялась обратиться за помощью: слишком грязно поступила со мной в свое время. И нашла меня, уже обряженная в черную одежду и лицом почерневшая, в день похорон своей дочери, время для которой остановилось в 15 лет.

Потому что искала помощи для себя. Она ее получила. Но я с того случая не смог избавиться от комплекса вины: что мне стоило поинтересоваться семейными делами однокурсницы?

...Я попытался снять мокрую девчонку со скамейки. Бесполезно. Реакции никакой. Пришлось в лучших традициях дамского романа уронить ее на руки и занести в лифт, а потом в квартиру. С этого нежданного подарочка не переставала литься вода.

Откуда она бралась, неизвестно, в одежде и ботинках никак не могло быть столько.

Не зная, какой наркотик, я не осмелился применить медикаментозные методы.

Раздев девчонку прямо в прихожей, где мокрым комком упокоились и ботинки, и вечернее платье (а под ним ничего не было), я сгрузил ее в ванную и запустил прохладную воду, предусмотрительно оставив сток открытым.

В кухне наспех разогрел готовый ужин, заварил зеленый чай. Ей не помешает при любом раскладе.

Ну, не пахло от девчонки никакими знакомыми наркотиками!

...Второпях уничтожил ужин (да, вот такая я скотина), наведался в ванную.

Покрытая синими пупырышками от прохладной воды, она все же не раскрывала глаз.

Худенькая. Гораздо старше, чем я предполагал. С большими грудями, которые свидетельствовали, что тонкая девушка впоследствии станет полновесной матроной. Бледная, трясущаяся, замерзшая.

Нормальная физиологическая реакция, это неплохо. Жить будет.

Я ее вынул из ванной, изо всех сил растер полотенцем, завернул в собственный халат и уложил на диван в гостиной. Сколько было у меня одеял и пледов — все на гостью.

Напоил горячим чаем. Пила, что уже отрадно.

Дождался, пока дыхание и пульс придут в норму.

Теперь можно и поспать.

...Спустя пару-тройку часов ко мне пришло холодное, трясущееся существо. Без объяснений заползло под простыню, прижало ледяные ноги к моему телу.

-Ты меня не помнишь, — сказала.

Прижал к себе как ребенка.

-Спи. Завтра решим.

2. О любви с первого взгляда.

Ты уже не помнишь, я напоминаю.

Мое утреннее пробуждение похоже на щенячье: неконтролируемые подергивания конечностей и рыскающий в поисках теплого соска нос. Им я утыкаюсь в пахнущую диким морем кожу.

Позабыв о ритуалах вежливости при обнаружении в своей постели иного разумного существа, я тормошу псевдо-наркоманку и обреченно спрашиваю, заранее зная ответ:

-Ты откуда взялась, Ини?

Очевидно, ты знаешь меня лучше, чем я представляю, твое пробуждение мгновенно, и ответ готов.

-Из фонтана.

Бесхитростный синий взгляд немедля сменяет торжественная кода парадного поцелуя императрицы — верноподданному.

Но официальные движения: лоб-подбородок-левая-правая щека соскальзывают в чувственный, требовательный поцелуй.

Ты разъединяешь мои сжатые губы языком, лихорадочно твое нетерпение, вспоминаю, ты всегда хотела всего сразу, как звереныш, изведавший горячечный вкус добычи, ты жаждала немедленно, и неважно, какой страшный зверь поблизости затаился в ожидании, чтобы потом без усилий получить размягченную оргазмом пищу...

И развернули тугие клубки ядовитые змеи воспоминаний...предвиденья? Это есть, было или состоится когда-то? Не от того ли я бежал из Атлантиды?

Но мудрые змеи уползают в тишину сознания под натиском твоего соленого тела, беспрерывных чаечных вскриков подо мной...Ты забыла о мире.

Потому что все, пришедшие из Атлантиды на землю, забывают прошлое. Так забыл его я после последнего взгляда любви.

-Ты думала когда-нибудь о последнем взгляде любви?

-Созерцатель ты, и шутки твои созерцательские.

Теперь, после финального аккорда любовного акта ты смеешься, как счастливый ребенок, объевшийся мороженого, в твоем алебастрово-прозрачном горлышке бьются о кожу серебряные птицы, рыжие пружины прядей резонируют в такт.

-Почему этот вопрос кажется тебе странным? А первый взгляд, с которого ты полюбила, помнишь?

В твоем состоянии сосредоточенности все веснушки с тела перемещаются на лоб и золотом заливают виски.

Неуверенно произносишь:

-Когда мы вместе смотрели в небо? Наша первая встреча?

...Я никак не мог привыкнуть, что в моем доме не первый год обитаешь ты. Почему и откуда? Незваная, нежеланная, да и я тебе не знаком.

Ты так же, как я, выстроивший дом, каждый раз при восхождении пересчитываешь ступеньки на все три этажа и на крышу, ибо ошибившись на один такт можно попасть совсем в другое место, а то и вовсе никуда.

Я судил о твоем присутствии по золотистым отпечаткам пальцев на моих рукописях, по заметкам на полях, которые становились все содержательнее: ты изучала переливы моих настроений и полутонов внешнего — для всех — облика.

Зачем это нужно было тебе, незванная?

Я замечал медленно тающие отражения в зеркалах, в которые ты вглядывалась в поисках моей души.

Наивная, как ты могла сотворить образ, если еще не любила меня?

Улыбаясь неизбежному, по предвиденному, я в самых неожиданных местах, вроде перил балкона, натыкался на обрывки фраз, написанных пурпурными буквами, иногда на цельные тексты на манер "мене, текел, фарес", кровоподтеками украшающие белые стены.

Благодаря этому я знал, что в твоей жизни случаются не только штили, но и шторма.

Но наши жизни текли раздельно, как два параллельных течения в одном океане.

Мы не совпадали во времени.

...В Атлантиде не существует разделения суток, и каждый живет, как удобно. Нужны годы любви и доверия, чтобы пожертвовать частью своей самостоятельности.

Ты бодрствовала вторую половину суток, я первую. На земле тебя назвали бы ночной пташкой.

Изредка я проникал в спальную во время твоего сна, по инерции удивляясь присутствию женщины в моей постели, созерцал по-детски тихое лицо, укладывался рядом, перебирал волосы цвета ржавчины, обрисовывал ладонью контуры тела под невесомой простыней.

Когда наступало мое сонное время, была остывшею постель. Но ты приходила и поступала так же, не зная, что сон мой чуток, и в любой момент я могу сжать твои тонкие пальчики в своей ладони.

А мимолетные прикасания, как усики лазоревой бабочки во сне, не прерывая снохождения, изменяли не только настоящее и будущее, но и прошлое.

Ты изменила его в очередной раз, несмотря на то, что у меня в те времена была подруга.

Ты оставила на моем столе запись разговора с очередным путешественником с земли.

Приписка удивлялась: и это я?

Неужели в ту встречу с земным ты впервые осознала, как грациозно движешься, опускаешься в кресло, улыбаешься совсем незнакомому существу?

Я с первого взгляда на отражение в зеркале при звуках музыки сразу же видел твою танцующую фигуру, отрешенное лицо, ты видела и чувствовала только пространство, ты сама была мелодией в собственных мышцах...Хотя, как выяснилось, совсем не умела танцевать.

Это девственное изумление самой собой, давно ясной для меня, породило первый взгляд любви. Я понял, наша любовь живет в моем доме, наша двойная любовь, потому что ты любила себя не меньше, чем я тебя.

Ты оказалась удержана в предрассветный час от сна тем же сигналом, каким я был преждевременно разбужен.

Я уже стоял на крыше, восторженно запрокинув голову, когда от входной арки прозвучали три стремительных шага, и твои твердые соски пронзили мои лопатки.

Тогда я удостоверился, что мы одного роста и возраста.

Заведенные подмышки, уложенные на моей груди крест-на-крест руки, твое теплое дыхание в затылок, слитность со мной — первое чувственное ощущение.

-Посмотри в небо.

Любимые и любящие понимают с полуслова.

Соски прочертили сладострастную полосу по моей спине, дыхание сместилось в сторону...

Спина к спине, головы на плечах друг у друга, лица, обращенные к небу.

В небе торжественно возникают и распадаются полупрозрачные перламутровые планеты.