|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— А сейчас, крыса, мы тебя казнить станем! — Матвей вращал перед Алиным носом внушительных размеров кулаком с надвинутым самодельным кастетом. Аля попыталась голову отвести, вывернутые в запястьях руки свело резью. Двое подростков держали девочку, остальные обступили их плотной стенкой, отгородив расправу от случайных глаз. Девчонки перешептывались, старательно изображая презрение, мальчики галдели, изощрялись в насмешках, то и дело сплевывая и сворачивая на мат. Но Аля будто не слышала. Остановившиеся зеленые глаза не отрывались от покрасневшей потной физиономии петушащегося перед ней громилы, побелевшее личико оставалось до странного спокойным. Она упорно молчала и только прикусывала губу, когда обидчик в пылу расправы тыкал ей кастетом в подбородок.
— Значит, ты у нас святая, да? — Продолжал издеваться парень. — Гринпииисовка!
Компания дружно загоготала. Матвей театрально воздел руки, призывая приятелей внимать:
— Послушайте, а я знаю! — Захихикал воодушевленно. — Она у нас это, как ее, о! Шпионка тайная, интервентка! Она их разводит и в дома подбрасывает, чтоб заразу всякую разносили!.. Сама крыса, вот с крысами и цацкается. С ними, наверно, и жрет, и спит!
Аля неожиданно рассмеялась. Закинув голову, она хохотала и хохотала. Обмякнув в руках удерживающих ее ребят, содрогаясь всем своим худеньким нескладным телом. Голоса окружающих смолкли. Они растерянно топтались вокруг. Переглядывались, не зная, что предпринять. А девочка продолжала заходиться, пока взбешенный Матвей не ударил ее второю рукой по губам. Смех оборвался, повисла гнетущая тишь.
Аля облизнула губы, плюнула красным ему под ноги и раздельно, четко произнесла:
— Крысы лучше, чем вы. Тараканы лучше, чем вы. Они живые. Вы — это грязь! Грязью и останетесь. До смерти!
Она снова плюнула, целясь слюной ему в кроссовки. Парень отскочил, матерясь и размахивая кулаками. Надтреснутый визгливый тенорок настолько не сочетался с разъевшейся обрюзгшей тушей, что он невольно напомнил ей громадного молочного поросенка и вызвал новый истерический приступ смеха, больше походившего на крик. Матвей рванулся к ней, но другие его удержали.
— Да ну ее на фиг, Медведь! — Увещевал пыхтящего праведным гневом вожака Юрик, вцепившись в приятеля и почти повиснув на жирных плечах. — Она ж шизанутая на все извилины, не видишь разве? Еще зашибешь дуру, отвечай потом!
— А ты зассал, что ли! — Взвился тот ором.
— За базаром следи! — Юрик отпихнул его и набычился. — Было б об кого мараться! Это ж имбецилка пришибленная. Она и не поймет ни хрена. Сделаем лучше по-другому! — Он принялся что-то увлеченно бормотать Матвею на ухо. Толстяк внимательно слушал. Квадратная физиономия радостно склабилась. Он одобрительно закивал и, круто развернувшись, закомандовал напряженно ожидающим подручным:
— Юрась дело придумал, сейчас мы эту сучку психованую проучим. Что надо наказаньце! Потопали по быстряку, тут рядом.
Подхватив беззвучно сопротивляющуюся Алю под руки, компашка поволокла ее следом за удаляющимися друзьями туда, где на отшибе пришкольного скверика маячили заброшенные кирпичные гаражи.
* * *
В редкой кроне старого дерева копошилась ночная пичуга. Помесь нашего удода и лупоглазого недоросля сычика. Желтые блюдечки глаз опасливо моргали и удивленно выкатывались, когда обитательница ветвей вытягивала шею, стараясь разглядеть получше неизвестное и не местное существо, по-хозяйски расположившееся прямиком под ее исконной вотчиной. Вздыбливала перышки сварливо, перескакивала с сучка на сучок и то и дело выдавала сердитую предупреждающую трель. Но утонувшее в густой траве существо на провокации не реагировало, очевидно не собираясь встревать в никому не нужные разборки. Оно только размеренно поводило остроконечными настороженными ушами да неотрывно щурило голубые светящиеся глаза на мельтешащие в глубине нижней долины хороводы радужных огоньков. Пичуга постепенно успокоилась и, прекратив ругаться, занялась обязательным туалетом, кропотливо вычищая до основания каждую полосатую пушинку.
Минула полночь. Первая в связке лун, Литава, благополучно откочевала за иззубренные шпили подпирающих небо скал. В вышине осталась её подружка — Гамма. Пряталась за облачные груды, выныривала, подмигивая вальяжно сапфировым томным оком. Голубые глаза мимоходом ухватились за луну, прижмурились. Снова переключились на непоседливые долинные огоньки. Внезапно, в ночную мирную перекличку вклинился явно посторонний звук — отдающееся дрожью низкое гудение. Через секунду лунный диск заслонило непроницаемое черное полотно. А понизу заметались острые лучи, щупая обрывистые склоны световыми дымными спиралями.
Голубоглазый забеспокоился, но убегать не стал. Он неспешно съехал наземь, упрятав морду в лапы, и растекся серебристой тенью, слившись в одно целое с нагромождениями серых валунов. Замеревшее бесконечностью ожидание, а потом... катер умчался так же стремительно, как и возник. Неизвестный привстал. Огляделся. Вздохнул с облегчением. И текучей плавной рысцой отправился прочь, чтобы через мгновенья раствориться в пушистой поросли подлеска. Ему вослед заинтересованно таращились любопытные круглые глазенки непоседливой диво-пичуги.
* * *
Холеные гибкие пальцы прокручивают сверкающий гранями хрустальный кубок, ритмично выстукивая по резному узорному краю заостренными кончиками ногтей. Литое тело в переплетениях рельефных мышц с небрежной грацией хищника раскинуто на обтянутом синим шелком полукруге просторной лежанки. Скрещенные в лодыжках ноги заброшены ступнями на подлокотник. Грива спутанных черных кудрей разметалась по широким плечам. Уголки яркого рта иронично наморщены. Угольные глаза под тяжелыми веками пренебрежительно меряют переминающееся у платформы портала многоногое лохматое создание. Так разленившаяся гадюка взирает на вас с прогретого солнцем валуна и про себя раздумывает философски — то ли отпустить недотепу, а то ли к праотцам отправить. На всякий случай, чтоб под ногами не путался.
— Ссстэун. Я удруччен. Нет. Разочарован. Вашшим неоправданным бездействием... Вы топчетесь на месте девятые сутки кряду. Если так дальше пойдет, наш договор будет разорван... Ты понимаешшь меня, Стэун? — меланхоличный бархатный тембр сопровождался посвистывающим шипением. Создание у портала мелко затряслось и просело на подкосившиеся задние конечности, звонко царапая по мраморным плитам шипастыми, роняющими капельки яда когтями. Размерами с откормленного теленка, покрытая кустами торчащей во все стороны серо-зеленой щетины, эта смесь гигантского паука с не менее впечатляющим скорпионом выглядела сейчас как наглядный пример беспомощности и граничащего с невменяемостью ужаса.
Выдержав паузу, мужчина на лежанке одним мимолетным движением поменял позу, перекатившись на живот и отшвырнув жалобно звякнувший кубок. Бедняга монстр запаниковал окончательно и, прикрыв четверкой передних лап массивную головогрудь с выпученными фасеточными глазками и растопыренными парами жвал, разразился очередями скрипучих причавкивающих щелчков. Одновременно он еще согнулся, будто намереваясь таким образом слиться с окружающей обстановкой и исчезнуть из поля зрения буравящих гневом глаз. Мужчина презрительно фыркнул.
— Тридцать два планетарных отрезка, Стэун. — Определил громким шепотом, оскалившись. На свет явилась ровная полоска белоснежных крепких зубов, увенчаная по бокам узкими и длинными, похожими на стилеты клыками. — Или одни стандартные космосутки. Вот срок вашей реабилитации. Вы можете не успеть его поймать. Но обнаружить и обложить намертво обязаны. В противном случае придется расплачиваться за потраченное на вас время и мои разрушенные надежды. Ты понимаешь, что это для вас означает?
Скорпионопаук задергался и принялся нащелкивать с удвоенной энергией. Мужчина на лежанке раздраженно потряс головой.
— Кончай шуметь и займись делами, Стэун. — рыкнул тихо, очевидно выйдя из себя. — Потом отмахнулся, показывая, что разговор окончен и прошипел ядовито:
— Сступай!
Огромное членистоногое мгновенно обрело прямоту и устойчивость и, быстрее ветра запрыгнув на платформу, растворилось в окутавшей его голубоватой дымке открывшегося трансперехода. Мужчина скучно проводил паука глазами, хмыкнул и, привалившись спиною к бортику, поймал за ножку следующий, наполненный алым кубок, минутою раньше возникший из воздуха и зависший, покачиваясь, на уровне его плеча.
* * *
Мое почтение заглянувшим на огонек! Да-да, именно Вам! Позвольте представиться. Рассказчик.
Пола я женского. А что до имени и подробностей прочих — думается, они не важны. Я также постараюсь не испытывать Ваше терпение и не уводить от событий непосредственных в философию и прошлые времена. Но иногда отступления все же понадобятся. Первое из них — прямо сейчас.
Мне нравятся сказки. Они отлично демонстрируют. Как ненадежен и хлипок наш предсказуемый, давно и многократно объясненный, научно вымеренный мир. Как хрупка его оболочка. И как паутинна пелена, отгораживающая нас от того непостижимого и жестокого, что вполне вероятно проживает себе по соседству. Ходит по тем же улицам. Дышит одним с нами воздухом. И премило улыбается нашему самовлюбленному и наивному скептицизму. Сказка дарит уникальную возможность окунуться в эту чуждую и опасную, но такую притягательную для нас среду совершенно без ущерба для здоровья. Душевное, разумеется, не в счет. Господам трепетным и тревожным подобных фантазий лучше избегать.
Итак, уважаемый мой гость. Если вы натура храбрая и авантюрная, а также не страдаете излишними сантиментами и болезненными предрассудками. Тогда...
Я. Приглашаю. Вас. В сказку... Устраивайтесь поудобнее. Мы уже начинаем.
* * *
Бесконечно далеко от Земли. В самом центре старых галактик. Медленно и неотвратимо. Умирает красная звезда. И с нею вместе в глубину небытия нисходит и ее бессменный спутник. Планета-гигант, планета-мемориал — каменный призрак, Рагез.
Несчетные тысячелетия назад, когда оба были молоды, честолюбивы и по-юношески эгоистичны, об одаренностях и сокровищах Рагеза слагались легенды. Посланники иных миров стремились хотя бы издали полюбоваться его волшебным сиянием и богатейшими переливами красок. Он был подобен редчайшей и совершеннейшей из жемчужин, увенчавшей корону Незримого Творца. Вся Вселенная судачила о нем. Нахваливала. Превозносила. И тогда красавец Рагез... возгордился! И порешил, что не пристало ему, богоподобному и лучезарному зависеть от мнения окружающих. А, кроме того, он велик и прекрасен, но не способен сойти с назначенной орбиты. Стало быть, остаются уголки в космосе, где о нем, Рагезе, до сих пор не слыхивали. И, значит, не восхищаются. Не преклоняются. Не страшатся, наконец!
Господи, страшиться-то зачем? Поинтересуетесь справедливо. Ему что, даровой фанатичной влюбленности не хватало? Увы, дорогой мой гость, на шаткой дорожке славы большинство баловней фортуны сходны. Редко кто из них, удостоенный почестями, не начинает со временем требовать большего. И мало кто имеющийся результат не старается закрепить при помощи силы. Потому как любовь добровольная, она вещество нестойкое и переменчивое. Другое дело: почитание, приправленное страхом. Вот это непробиваемо, сохраняется на века. В нашем случае — веков на миллионы.
И придумал хитромудрый Рагез — призвать к жизни собственное потомство. Воплотить в нем наилучшее, чем богаты вселенские просторы. Наделить гармонией физической красоты. И, сверх того, достоинствами и силой, что заставят пасть на колени остальные расы Галактик, навсегда превратив их в смиренных прислужников-рабов. А когда задуманное осуществится, тогда он, Рагез, прародитель правящих Высших, обретет единственно подобающий ему статус — станет Сердцем Вселенной...
Он и обрел, знаете ли. Но только — на смертном одре.
* * *
Конечно, это лишь предание. Из сотен, наводняющих мир. Но почву под собою держит. По крайней мере, дает вполне логичное обоснование нынешнему неутешительному положению. А положение, оно такое: космос подчинен рагезтам.
Метаморфам. Эфемерам. Трансформерам.
Пожалуйста, не проводите параллелей. Нет здесь никаких разумных железяк. Самораскладывающихся конструкторов. Вязок проводов. Датчиков, плат, экранов. Все куда проще и сложнее. Эти создания — теплокровные.
Бедняга Рагез!.. Чванливость тебя погубила. Ты слишком многим одарил любимых детищ в погоне за идеей совершенства. Ребята гордецами получились похлеще папочки. А первоначальные идеи подминания мира благополучно опробовали на тебе. Думали, твои запасы неистощимы. Или вообще не думали, а просто жили припеваючи, уничтожая ресурсы вскормившей их планеты направо и налево. Пока не наступил край. Не только благоденствию, но и самой жизни. Вот тут они сумели спохватиться. Прижать себя к ногтю. И кое-как стабилизировав обстановку несчастного своего дома, обратили лица во вне. Четко осознав, не найдут новые источники пропитания, окочурятся благополучно за компанию с родителем помирающим.
Пропитания, да. Или подпитки. На повестке у рагезтов этот вопрос безвременно активен. Почему? А потому, что герои наши — паразиты, каких свет не видывал. По народному выражаясь — вампиры.
Так. Опять пошли сравнения. Стоп, пожалуйста. Не углубляйтесь. Все стереотипы готовые — немедленно и безжалостно — в корзину. Избавились? Спасибо. Теперь можно спокойно продолжать.
Не знаю — на счастье или во вред. Но исторически сложилось, что подавляющее большинство прогрессивных космических цивилизаций относится к единой форме, гуманоидной. Может, у данного типа, к коему и мы с вами имеем честь принадлежать, больше способностей потенциальных. Может, он более универсален и приспосабливаем. А может, рулетка работает, по имени мистер Случай? Но и Рагез от старых добрых традиций отказываться не захотел. Планеты, они ведь между собою общаются и информацией, в том числе визуальной, обмениваются регулярно. Поднакопив ее достаточно, и так же достаточно разнообразив, новоявленный творец приступил к наиважнейшей части своих амбициозных изысков под названием — практический эксперимент. Экспериментировалось ему долго, муторно и сложно.
Рагез планировал потомство — непобедимое на поле брани, неуязвимое для известных болезней, выживающее там, где другие стопроцентно отправляются на небеса, и восстанавливающееся при травмах в рекордно короткий срок. А, кроме того, его дети обязаны были стать неотразимыми в глазах окружающего разумного мира.
И, отдадим ему должное, он не успокоился, пока своего не достиг.
С тех знаменательных времен и по современность, рагезтяне остаются единственной нацией, фактически не ограниченной количеством принимаемых обличий. Они копируют любые подходящие организмы, либо изобретают и комбинируют, полагаясь на освоенную базу. Но действуют по мере необходимого. А в повседневности предпочитают внешность человека, считая ее наиболее удобной и позволяющей наслаждаться жизнью максимально. Трансформеры непревзойденные себялюбцы.
Сейчас, правда, больше уже в душе. Тотальная проблемка выживания приструнила. Внедрила им самоконтроль по самое некуда, равно как и взаимоподдержку, и взаимоответственность. Но поначалу картинка вырисовывалась иная.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
