↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Я еврейка — сказала она мне.
Сказала так, будто призналась в инопланетном происхождении.
Поначалу до меня не дошло.
То, что у неё еврейские корни, это-то понятно. Ну и что?
Потом допёрло. И я слегка оторопел.
У меня сварился борщ из свиных рёбрышек. Осталось только зажарить.
А в сковороднике томился гуляш из свиной вырезки.
— Дак, Тамара... Ты, что — свинину не ешь?
Она удивлённо пожала плечиками.
— Почему не ем? Ем.
— Уф — расслабился я. Пронесло.
— Мы, как-то, кашрут не соблюдаем — пояснила она.
— Кто "мы"?
— Ну... Мама... Папа. Наша семья, короче.
— А что такое "Кашрут"?
— Это... — она пошевелила пальчиками, — ну список такой. Что можно есть, чего нельзя.
Всё же красивая она. Сильно.
— И... Твоя национальность что-то меняет? — Поинтересовался я.
— Мне кажется — это меняет многое...
— Например?
Она опять пожала плечами.
Я ожидал, что мне начнут объяснять расовые особенности психики. Но нет. Оказалось всё не так политизировано.
— Мне ноги приходится постоянно брить.
Я ахнул, всплеснул руками, — Да что ты говоришь?! А верёвка бельевая у тебя найдётся?
— Зачем? — Сморгнула она удивлённо.
— Пойду — повешусь... Тамара! Все женщины бреют ноги! И что теперь? Не размножаться?
Она насупилась. Нахохлилась. Этакий воробышек в фиолетовом халатике, на табуретке между столом и холодильником.
— Я не собираюсь размножаться.
— Ну, ладно, не обижайся. Наверно это было немного грубо... Это и все твои отличия от "не евреек".
Она помялась.
— И ещё я толстая.
Я совершенно офигел. Она?! Толстая?!
— В тебе пятьдесят-то кило есть?!
— Есть. Даже больше. Пятьдесят одно... Кило...
— А рост?
— Метр шестьдесят четыре.
Про себя я подумал, что это истощение. Слова "анорексия" в те времена мы ещё не знали. Да и диет никто особо не соблюдал.
Тут у меня возник вопрос.
— Ты, что — специально худеешь? Поэтому у тебя в холодильнике — пусто?
— Ну, я же должна поддерживать форму.
Что-то это мне стало подозрительно. Как-то всё это мне не нравилось. Непонятно только — почему.
Я помешал лучок на сковородке, подсел к столу и как завзятый психотерапевт ласково поинтересовался.
— А какие у тебя ещё... По твоему мнению... Недостатки?
— Ну, не знаю... — помялась она. — Когда я потею, от меня плохо пахнет.
Перегнувшись через стол, я вдохнул её запах. Она ещё не ходила в ванную после "ночи". В голове зашуршала картотека ароматов. Что-то такое... Знакомое.
Тресь! Вспомнил! Когда мама солила огурцы, они точно также пахли. Через два-три дня засола. Только у Тамары нет запаха укропа. Рецептурное недовложение, так сказать.
Поинтересовался.
— Ты огуречным лосьоном не пользуешься?
— Да ну! — Возмутилась она. — Он же мужской!
— Значит это твой природный... Огурчик ты мой, малосольненький.
Я взял её ручку и поцеловал.
Она вопросительно смотрела. Чего-то ждала. Нетерпеливо спросила.
— Ну?
— А, что — "ну"? Нормальный запах. Очень вкусный. Прямо бы — укусил и схрумкал.
— Что, серьёзно? Тебе нравится?
И тут мои подозрения сформировались в мысль.
— Знаешь, Тома, почему-то у меня такое впечатление, что все твои недостатки тебе озвучил один человек.
Она забегала глазками. Повисла натянутая тишина.
Я встал, помешал гуляш и снова сел перед ней.
— А почему ты так решил?
— Ты так всё преподносишь, как будто это смертельно... Это он тебе так говорил?
Она вскинулась.
— Кто — "он"?
— Ну, я не знаю... Муж, наверно.
— Он мне уже не муж.
Мы помолчали глядя друг другу в глаза. Я выдержал паузу. Потом спросил.
— А тебе не кажется, что он, с какой-то целью, тебе банально врал?
— Ну... В одном, он мне — точно врал.
— Да... И в чём же?
— Он всегда говорил мне, что я фригидная.
И опустила глазки, горестно вздохнув.
— И? — Ждал я продолжение.
— Сегодня я поняла, что никакая я не фригидная.
— Ну, вот и прекрасно. Остальное... То, что он тебе на уши навешал, точно такая же ерунда и глупость. Давай-ка я тебя покормлю. Тебе борщика налить?
Она повернулась лицом к столу.
— Ага. Только немного.
Тамара ела борщ и рассказывала.
— Выскочила замуж в девятнадцать... Дура-дурой. Влюбилась без памяти.
Тут она отложила ложку, встала и ушла в комнаты. Вернулась, держа в руках фотографию. Подала её мне.
О-о-о! Да. Великолепный экземпляр. Холёное, точёное лицо. Волосы мелкой волной зачёсаны назад. Умные глаза, с прищуром. Прямо — голливудский актёр!
Тамара продолжала.
— Высокий, красивый, утончённый... А какой умный!... Ну и всё. Я и попалась.
Я поинтересовался.
— А сколько вы прожили?
— Одиннадцать лет... И все эти годы он меня как котёнка носом тыкал. Я неряха, я грязнуля, я неумеха, от меня воняет, я не умею готовить... Я толстая... А я всё старалась... Соответствовать... Всё тянулась, как ученица за пятёрками.
Тома всхлипнула горько. Доела борщ. Вздохнула.
— Вкусно.
Я встал, наложил нам гуляша с вермишелью. И продолжил слушать её историю.
— Ну вот... А потом — перестройка. Всё изменилось... Папа стал зарабатывать ещё больше. Я сдала экзамены и устроилась в суд секретарём... Папка помог... А Костя занялся бизнесом. Начал возить стройматериалы из Германии. Ну... Всякое, там... Для евроремонта.
Она покрутила неопределённо вилкой.
— И стал, как-то... Всё время в командировках... Сначала по неделе... Потом всё больше и больше... А потом и вовсе не приехал... Папка, через своих знакомых, узнал, что Костя там женился. Потом и друзья подтвердили.
— А он что? Он там женился, а с тобой не развёлся?
— Да, Юра. Уж не знаю — как он это провернул.
— Ты смотри, — восхитился я, — какой крутой мужик. Я бы так, пожалуй, не сумел.
Тома обиделась.
— А чему ты радуешься-то?... Я когда узнала. Повесилась в ванной... Только кронштейн от душа не выдержал. Оторвался... Я головой треснулась и отключилась. Так меня мама и нашла...
Тамара судорожно вздохнула.
— Папка-то, в то время, уже уехал. А то бы он мне всыпал за такие дела.
— Так. Я не понял. А отец вас, что — бросил?
Тома фыркнула.
— С ума сошёл?! Ничего он нас не бросил. Ты просто не знаешь моего папку. Он в Израиль к тому времени уехал. На разведку. А год назад и мама следом за ним.
— И сколько ты уже одна?
— Я же говорю — уже год.
— Нет. Я имею в виду — не замужем.
— Да почти три года.
Она доела гуляш и отодвинула тарелку.
— Спасибо. Слушай, а как ты, так быстро, у меня на кухне сориентировался.
— Ай, Том... Всё стандартно. Кастрюли на шкафчике. Сковородник в духовке. Вилки, ложки, ножи — в ящичке стола.
Я пододвинул табурет к ней поближе.
— Золотце... Можно я тебя пожалею?
Она удивлённо вскинула глазки.
— Ну, пожалей.
Я осторожно обнял её, прижал к себе, поцеловал в макушку.
— Ну а теперь-то у тебя всё нормально?
Она прищурила глаз, дёрнула бровкой.
— Вроде бы да — нормально.
— Чай будешь?
Тамара пила чаёк и рассказывала о перипетиях своей семейной жизни.
Увлёкшись, она рассеянно колупала чайной ложечкой бисквитные пирожные. И так, в задумчивости, съела парочку. Потом спохватилась, отодвинула тарелку.
— Блин! Ты мне специально их подсунул?!
Я удивился.
— Почему специально-то?
— Если я всегда так буду жрать, меня же снова разопрёт!
Я зацепился мыслью за слово "всегда". Значит, она предполагает продолжение наших отношений. Это хорошо. Это мне нравится.
— Тома, ты действительно думаешь, что когда-то была толстой?
Тамара задумалась, что-то поприкидывала. Вздохнула.
— Теперь уже и не знаю...
Мы посидели, помолчали. Потом вижу — моя зазноба заклевала носиком, заморгала сонно глазками.
— Томочка, давай я тебя уложу. Ты же не выспалась.
Она полусонно кинула.
— Угу.
Я проводил её, полусонную, до спальни, уложил, накрыл, чмокнул в нос.
А сам пошёл на кухню мыть посуду.
Когда управился, тоже добрёл до кровати и залез к девушке под одеяло.
Она приоткрыла сонно глаза. Я поцеловал её куда-то в висок.
— Спи, Тамара. Спи, золотце.
Она глубоко вздохнула и произнесла.
— Меня не Тамара зовут.
Я так... Немного помолчал. Потом выдавил.
— Ты смотри-ка... Времени всего половина десятого, а уже столько открытий. А впереди ещё целый день...
— А почему ты не спрашиваешь — как меня по-настоящему зовут? Тебе не интересно?
— Ну... Если это секретная информация, то я не настаиваю...
— Нет. Не секретная... Меня зовут Тамар.
— Тамар? — Переспросил я. — Как мужика, что ли?
Она обиделась.
— Это древнее женское имя. Иудейское.
Я ещё помолчал, собирая мозги в кучу.
— А если ласково, то это как будет?
— Мама с папой называют меня Тами.
— Тами? Хм... А ничего... Красиво... А по отчеству ты, наверно, вовсе и не Игоревна?
— Почему, не Игоревна. Игоревна... Папу зовут "Игор". Без мягкого знака. И ещё его имя начинается с "и" краткого.
— Мдас... Нормально... У тебя ещё какие-то тайны мадридского двора имеются?
— Нет. Это всё.
— Ну ладно. Спасибо.
— За что?
— За доверие. Ты же не каждому говоришь своё настоящее имя.
Тами повернулась на бочок, лицом ко мне. Улеглась головой на плечо.
— Нет, не каждому. Только тем... Которым действительно верю.
И уже задрёмывая спросила.
— Ты меня, наверно, теперь будешь презирать? За то, что я тебе так быстро поддалась.
Я усмехнулся.
— Тами, золотце, это я тебя довел до нужной кондиции, охмурил, затащил в постель. И думаешь — я победными лаврами поделюсь с тобой?...
Не договорил. Она уже засопела ровно. Выключилась.
Ну, ещё бы. Полночи не спали. Резвились.
У нас с ней действительно всё как-то быстро получилось.
Мы познакомились в суде. В феврале девяносто второго.
Время было такое... Насыщенное. К тому времени я уже два раза прошел арбитраж, по искам налоговых инспекций, и одно уголовное дело. И ничего — выкрутился.
А в тот раз я в процессе не участвовал. Я пришел туда по просьбе моей знакомой. Она работает бухгалтером в одной конторе. В подчинении у моего... тоже знакомого. Короче — знакомая моего знакомого.
И вот её-то, в этот раз, налоговая и переехала. Вменили какой-то несуразный иск, на какую-то, взятую с потолка, сумму, по какому-то совершенно надуманному поводу.
Пока участники процесса собачились, я сидел на лавочке у зала заседаний. В виде моральной поддержки.
Кстати, это не зал судебных заседаний, в общепринятом представлении.
Это просто комната. Обычная, небольшая. Судья с секретарём, и пятеро участников, в ней компактно, так, помещаются.
А Тамара (тоже один из секретарей арбитража) проходила мимо. Она меня узнала. Уже третий раз пересеклись.
Я поздоровался. А она меня подначила.
— Что-то вы к нам зачастили.
Я развёл руками.
— Ох, Тамара Игоревна... Не мы такие — жизнь такая.
Посмеялись.
И, ребята, тут поворотный момент судьбы.
Я обратил внимание, что у неё, на бейджике, фамилия изменилась.
Раньше у неё была фамилия подлинней. В тот момент я прежнюю-то не помнил, но она была явно длиннее, чем теперешняя.
Теперь там у неё было написано — Шиф.
Я спросил.
— Вас можно поздравить?
Она удивилась.
— С чем?
— Вы замуж вышли. Фамилию изменили.
Она криво усмехнулась.
— Замуж?... Нет... Наоборот. Девичью себе вернула.
Я ахнул.
— Развелись? Простите, ради Бога. Я не знал. Нехорошо как получилось.
Она отмахнулась.
— Ай... Ничего страшного.
И поцокала каблучками по коридору в дальний конец.
Тамара сильно похожа на актрису, которая играла Аксинью в "Тихом Доне". Насколько помню, фамилия у той — Быстрицкая.
Похожа — лицом.
Только вот, худая очень. Такая тоненькая, чуть ли не прозрачная.
Тут из комнаты заседаний выскочила взъерошенная Валентина Леонидовна.
— Юрий Николаевич! Они там говорят, что мы перепутали налогооблагаемую базу!
— В смысле?
— Ну, надо было брать общий оборот, а мы взяли за минусом себестоимости.
— Валентина Леонидовна, — успокоил я её, — вот смотрите.
Открыл сборник законов.
— Видите, чёрным по белому написано. "Сумма доходов от реализации" и далее "Сумма расходов, на которую будет уменьшена сумма доходов".
Валентина Леонидовна метнулась обратно.
Через пять минут она вылетела снова.
— Юрий Николаевич, они говорят, что мы налоговый период неправильно определили.
— Ну, так вот же — написано. Налоговый период — квартал.
Она опять скрылась за дверью.
Через пять минут — снова.
— Юрий Николаевич, они говорят, что мы не длительность периода перепутали, а второй квартал с третьим.
— Так вот же, в отчёте о доходах и расходах указана конкретная сумма.
— А! Точно! Я как-то растерялась.
Снова убежала.
Еще через пару минут бухгалтер вышла и сообщила.
— Юрий Николаевич, там вас просят, — кивнула головой на дверь, — зайти... Чтобы я не бегала.
Ну ладно... Я зашел.
Судья, меня знала. Как и я её. Дважды она на "моих" процессах была председателем судебной коллегии.
Я раскланялся.
— Здравствуёте Ольга Владимировна.
Она протянула.
-Ааа! Так вот вы кого там прячете!
И с усмешкой повернулась к представителям налоговой инспекции.
— Мда, господа. Плохо ваше дело...
Там, вся эта компания местных юристов, судей и налоговиков, знают друг друга как облупленных. И поэтому на суде обстановка такая... Приятельская, блин.
Нет, ржать там конечно нельзя. И я сдержался.
Суд мы выиграли вчистую.
И пока напяливали шубы, в коридор снова вышла Тамара.
Тут меня как ошпарило. Ноги буквально сами пошли к ней.
Валентина Леонидовна окликнула.
— Юрий Николаевич, вас довести.
— Нет, спасибо. Я сам.
Тома, увидев, что я иду именно к ней, остановилась.
— Тамара Игоревна, — начал я смущённо, — поскольку вы теперь не замужем, позвольте мне пригласить вас на свидание.
Бедная девушка чуть папки не выронила.
Но потом собралась с мыслями и поинтересовалась.
— А с чего это, вдруг?
Я горько вздохнул.
— Не знаю... Меня только что долбануло. Я понял, что если не подойду к вам сейчас, то буду об этом жалеть всю оставшуюся жизнь.
Она посмотрела на мой убитый вид.
— Что-то вы как-то нерадостно делаете предложение...
— Так, я же понимаю, что вы мне сейчас откажете... Вернее всего.
— Ну, хорошо... Предположим я соглашусь... И куда мы пойдём?
— Да куда хотите. Куда прикажете, туда и пойдем.
— Что, прямо — куда прикажу?
— Да. Выбор за вами.
Она задумалась. Потом так, осторожно.
— Вы думаете, я смогу решить ваши проблемы? — И указала глазами на выходящую из комнаты судью.
— О-о! Нет! Нет! Эти проблемы я решу самостоятельно.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |