Государь гл.2

Глава 2

Спал я не долго, часа два не больше. Разбудил меня, как и положено генерал-лейтенанта в полевых условиях, денщик вежливым покашливанием. А я и чувствовал себя в полевых условиях и, хотя бронепоезд уже въехал в пригороды Петрограда оделся именно в полевую форму, хотя имелась и богатая парадная генеральская форма. Для столицы она, может быть, и была бы в самый раз, чтобы подчеркнуть значимость Великого князя, но я по натуре не петух и не хотел уж очень сильно превозносить свою победу. А нас должны были встречать именно как победителей, которые уничтожили немецкую рейдерскую группу, к которой примкнули латышские предатели. Именно так был по телефону информирован начальник Петроградского гарнизона генерал Хабалов. Кроме него, по моей просьбе, поручик Симонов связался и с охранным отделением, которое и должно было раскручивать дело Латышских стрелков. А так же узнать каким образом проникли в столичный регион, обученные немцами финские егеря. Первоначально я сам хотел раскрутить захваченных в "Липках" финнов, но поездка в корпус была важнее. Ну что, в общем-то, я мог выпытать у финнов? Проникшие на территорию столичного региона подразделения Прусского Королевского батальона егерей ? 27, состоящего из добровольцев финнов, были уже уничтожены. Оставалось узнать у захваченных финнов только координаты коридоров на Шведско-Русской границе, по которым и попадали враги на нашу территорию. Но это пускай охранное отделение занимается, у меня есть дела поважней. Ясно же, что через дырявую границу немцы (если они поставили такую цель) смогут протащить в столицу Российской империи нужные им деструктивные силы. Дыр в границе полно и смертельных врагов у империи тоже много. Если государственная машина не в состоянии перекрыть границу, то я и подавно не смогу это сделать. Остаётся одно — в Петрограде глушить вылезших из щелей прусских тараканов. А для этого нужны надёжные части. Где их взять? Единственное место, где это реально — в корпусе, которым командовал Великий князь. Так что, несмотря на уничтожение подготовленных немцами егерей, нужно было продолжать выполнять первоначальный план. И чем быстрее окажусь в корпусе, тем лучше. Так что пускай жандармы занимаются финнами и латышами, а я лучше подберу бойцов, которые не допустят сползание России в клоаку революций и гражданской войны.

Так я себя накачивал, пока готовился предстать перед столичной публикой. А это был довольно длительный процесс. Одно бритьё чего стоило. Но появиться помятым или не бритым Великий князь не имел право. Вот и пришлось заниматься своим внешним видом, забыв о потребности организма в калориях. Правда, когда бронепоезд остановился в том же тупике, откуда мы менее суток назад выехали, на вроде бы как казалось тогда рядовую операцию, я не удержался. И всё-таки выпил стакан, уже остывшего чая с заботливо приготовленным бутербродом с чёрной икрой. Поэтому и выбрался из вагона самым последним. Но для этого времени и нынешней ситуации это оказалось правильным. Я поступил как истинный Великий князь — появился, когда вся суета уже закончилась. Спецгруппа и Латышские стрелки уже стояли в строю. Командир бронепоезда со своими офицерами, сгруппировавшись вокруг генерала Хабалова, ожидали появления Великого князя.

Великий князь появился, в скромном, но чистом полевом мундире, бодрый и стремительный. Вроде бы только что был на площадке пассажирского вагона, а в следующее мгновение уже рядом с группой офицеров. Это удивление я понял по выражению лица прапорщика стоящего рядом с генералом Хабаловым. Очень у этого парня было подвижное лицо, и эмоции своего хозяина оно хорошо передавало. Помню его восторженное выражение, когда раздавал солдатам и офицерам денежную благодарность Великого князя. И тогда это вызвало у меня внутреннюю улыбку, и сейчас тоже. Этот внутренний смех чуть не вырвался наружу, когда я обернулся, следуя за взглядами офицеров. Отставая от меня метров на десять важно вышагивая, шествовал ефрейтор Первухин. Он облачился в свой лучший наряд — конечно, по мнению моего денщика. Всё вроде бы было по форме, и я давал разрешение бойцам спецгруппы использовать полученные на складах Петроградского гарнизона, лётные кожаные куртки и гвардейские галифе. А помня своё время, и форму спец подразделений, разрешил одевать под кожаную куртку тонкую тельняшку. Так вот ефрейтор именно так и оделся. Но смотрелся он в этом наряде очень комично. Особенно смешно и нелепо выглядели на моём денщике — гигантские галифе, деревянная кобура с маузером и гордость Димы, собранные в гармошку кожаные сапоги со скрипом. Может быть, у себя в деревне в таком наряде он и был бы первым парнем, но здесь на фоне бронепоезда, выглядел чистым Петрушкой.

Вид Первухина объяснял и почему для приготовившихся встречать Великого князя офицеров, моё перемещение казалось стремительным. Мой денщик отвлекал внимание на себя, а я в это время не очень быстрым шагом дошёл до офицеров стоящих рядом с генералом Хабаловым. Это умозаключение я сделал не просто так, а потому что в голове шла постоянная работа — непрерывно думал, как противостоять угрозе нападения на Великого князя. А такой персонаж как Первухин наверняка будет привлекать внимание и даст мне возможность действовать. По-видимому, такой неосознанный вывод я сделал давно и именно поэтому не мешал своему денщику одеваться, как он хочет. Вон даже к маузеру, в общем-то, одобрительно отнёсся. Не возражал, что Первухин, пользуясь моим именем, раздобыл себе такое оружие.

Все эти мысли пронеслись молниеносно, а в следующий момент, я уже здоровался с генералом Хабаловым. Претензий за предоставленный для проведения операции разложившийся батальон Латышских стрелков, я предъявлять генералу не стал. Наоборот начал хвалить команду бронепоезда и юнкеров, за чёткое выполнение приказов и профессионализм их командиров. Одним словом смазал огрехи штаба Петроградского гарнизона, который проморгал предателей окопавшихся в батальоне Латышских стрелков. Но генерал, наверное, чувствовал вину за то, что направил для участия в операции батальон Латышских стрелков. Поэтому он не возражал, что латышей оставшихся верным присяге нужно передать в подчинение КНП (Комитету по национальной политике). Заодно я договорился, что казак Сергей переходит в моё распоряжение. Этот ловкий и удачливый парень был уже зачислен в спецгруппу, а сейчас получил формальное согласие начальника Петроградского гарнизона.

Обговорив с начальником Петроградского гарнизона ещё несколько вопросов, я переключился на представителя охранного отделения жандармерии полковника Клюева. Вот этого господина я по-настоящему и взял в оборот. Во-первых, высказал жандарму претензии по работе их агентуры, которая перестала грамотно работать. Совсем не видят опасных для власти людей, которыми буквально напичкан Петроград. Зациклились на всяких там эсдеках и прочей шушере, а вот по-настоящему опасных, сотрудничающих с Германией группировок не замечают. Вон, например одна из группировок социалистов — большевики, в центре Петрограда напала на фронтовика, генерал-лейтенанта, Великого князя, наконец, и что? Какие меры предприняты против пришедшего из Германии учения? Социалисты, как заседают в Думе, так и продолжают кушать народный хлеб. Сквозь Русско-Шведскую границу в воюющую страну массово проникают боевики и агенты Германии.

Моя обличительная речь и тыканье носом жандармерию в допущенные недоработки, плавно перешла к конкретным вещам, которые ведомству полковника следует предпринять. Моё сообщение полковнику, что кроме арестованных Латышских стрелков, имеются ещё и задержанные финские коллаборационисты. Они и рассказали о проникших на территорию России подразделений финских егерей обученных Германскими инструкторами. Задачей этих финских добровольцев было нападение на стратегически важные объекты Российской столицы. Моя информация очень заинтересовала полковника жандармерии. И я с лёгким сердцем обещал ему сегодня же передать службе жандармерии этих задержанных. При этом заметил, что эти финны наверняка знают коридоры в границе, по которым они и проникли на территорию Российской империи. Когда мы обговорили с полковником порядок передачи задержанных финнов, я почувствовал немалое облегчение. Полковник производил впечатление добросовестного служаки. И вполне мог раскрутить финнов и перекрыть коридоры на границе.

Когда давал обещание полковнику передать его службе задержанных, то подумал, — "я никак не успеваю до отъезда на фронт раскрутить финнов. А если бы даже и узнал у них места проходов через Российско-Шведскую границу, то за то небольшое время, которое мне осталось до отбытия бронепоезда в Могилёв, всё равно ничего бы не успел сделать. По-любому пришлось бы передавать финнов в жандармерию, и неизвестно кто бы этими господами занялся. Наверняка отнеслись бы к задержанным формально, и не дай Бог отпустили бы их под напором адвокатов и социалистов. По существу фактов их подрывной деятельности нет. Командиры егерей, как и у меня на допросе станут говорить, что они просто приехали в гости. А сам лесоторговец будет утверждать, что он ничего не знает. И определил на постой уничтоженных егерей, думая, что это солдаты русской армии. Да ещё будет требовать, чтобы ему вернули имение и деньги, которые он держал в своём сейфе. Да..., пожалуй, лесоторговца отдавать жандармерии не нужно. Пускай посидит ещё в подвале Смольного до моего возвращения в Петроград. А там будет видно, что с ним делать".

Наконец все дела были сделаны, вопросы согласованы, и полковник пригласил меня в свою пролётку, чтобы довезти до Смольного. Латышских стрелков я отправил в Смольный пешим маршем, ну а спецгруппа, захватив с собой Первухина, поехала туда с шиком — на автомобиле. Форд стоял рядом с тупиком, у будки часового, охранявшего стоянку бронепоезда. Ну и на время операции, автомобиль спецгруппы Великого князя тоже охранялся этим часовым. А его водитель Максим, ставший подпрапорщиком, принял участие в операции, как обычный боец спецгруппы. Подпрапорщиком Максим стал не просто так, это его папочка предпринял всё, чтобы его сын пошёл в армию, не рядовым, а хоть с какими-нибудь нашивками. Его влияния хватило на одну галунную нашивку в длину погона. Ну, это ладно, главное, что меня устраивало — водитель по званию стал вторым после Хватова, и теперь если не дай Бог с прапорщиком что-нибудь случится, Максим автоматически становился командиром спецгруппы. А Максим как боец конечно хуже Хватова, но зато был инициативным и расчётливым парнем, не уступающим в этом прапорщику. К тому же без всякого воздействия со стороны папочки или меня, стал явным авторитетом в спецгруппе.

Стало уже традицией, что я прерывал сон Каца. Вот и в этот раз Великий князь с шумом в двенадцатом часу ночи ворвался в кабинет-спальню, где на кожаном диване прикорнул его секретарь Джонсон. И опять спросонья мой друг плохо соображал, пришлось ему пересказывать мои похождения два раза, и даже после этого он осоловелыми глазами смотрел на полковника жандармерии вошедшего в кабинет. Полковник вошёл оформлять документы, на передачу ему протоколов допросов и самих задержанных финнов. Самих арестованных уже загрузили в жандармскую повозку сопровождающую пролётку полковника. Теперь оставалось только оформить бумаги, и можно было забыть о финнах.

Много времени бумажная волокита не заняла и через десять минут, проводив полковника, я смог уже детально рассказать своему другу обо всех событиях которые случились в последние сутки. Кац воспринял мой рассказ болезненно, не в том смысле, что ему стало жалко латышей, а в том, что он спокойно сидит тут в Петрограде, а его друг рискует собой и хоть что-то делает для изменения исторического развития России. Мне нрав Каца был хорошо известен и когда он начинал ныть и говорить о своей никчёмности — значит жди какого-нибудь прорыва. Чтобы узнать какое свершение сделал мой друг, нужно было выслушать его самобичевание, изредка не соглашаясь с тем, что он полное чмо и тогда Саня сам всё расскажет. По крайней мере, так было в той реальности, когда мы работали в НИИ Мозга. Вот и сейчас, Кац посокрушался минут десять, а потом когда начал сравнивать себя с моллюском в раковине, произнёс:

— Ну, получилось синтезировать немного пенициллина, а толку-то? Таким количеством можно сделать одну инъекцию и всё. Этим даже ангину не вылечишь. Как обычно занимаюсь бестолковой суетой, вместо того чтобы делать по настоящему крупное дело. Понятно же, чтобы получить значимый эффект от применения антибиотиков их нужно большое количество. А несколько грамм, которые я смогу синтезировать, это комариный укус в тело слона. Время, время и деньги, вот что нужно чтобы помочь фронту. Кое-какие деньги появились, но времени-то совсем нет. Скоро 1917, а чтобы развернуть промышленный синтез пенициллина, нужен год не меньше. А тут ещё требуется наладить производство "Катюш" и напалма. Одним словом чмо я паршивое, не тяну в попаданцы-прогресоры. Одна надежда на тебя, что всё-таки получится взять под контроль корпус и не допустить революций. Знаешь, Михась совсем не хочется ехать в ссылку в Пермь.

Информация о том, что получилось синтезировать пенициллин, меня огорошила и вдохновила. Это же первая наша реальная победа. Под впечатлением такой новости, я воскликнул:

— Да ты что парень..., это ты эпохальные вещи делаешь, а я так, работаю по ситуации. Ничего страшного, что промышленное производство антибиотиков, можно будет наладить только через год. Продержимся Кац! Зато потом можно будет спасти миллионы людей. Да и бабки на этом деле заработаем.

— Как продержимся-то, если все наши начинания буксуют? От Госдумы считай поддержки ноль. И это несмотря на то, что Родзянко обещал помогать Комитету по национальной политике. Как только Великий князь уехал, все думские деятели забыли о своих обещаниях. Только Гучков, хоть как-то помогает финансово.

— А ты что хотел? Сам должен понимать, что сейчас никто из них даже помыслить не может, что самодержавие в России падёт. Элита живёт своей обычной жизнью и не хочет лишних забот и принятие на себя дополнительных обязательств. Обещать брату императора это одно, а реальные действия другое. Сам знаешь нашу национальную черту — пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Это мы с тобой знаем, что гром грянет и вмажет так, что даже в 21 веке икается. Так что Саня, нам остается только сжать зубы и делать то, что наметили, а не ныть, что всё идёт не так как мы мечтали. Конечно, если хотим выжить, а не попасть под каток революционного молоха.

— Да... Михась, ты точно стал другим, как попал в тело Михаила Алексеевича! Крепче духом и увереннее в себе! Вот мне всё ещё не понятно — если Великий князь имел подобные черты в своём характере, как он мог допустить сползание России в такую клоаку. Какого чёрта не принял корону? Ведь Николай 2 отрекался именно в пользу Михаила. Что же тот забралом щёлкал, непонятно?

— Что, что? Европа его развратила! Он-то думал, всё произойдёт как там — власть и обязанности возьмут нормальные люди и он, наконец, сможет стать обычным человеком — гражданином Романовым. Наверное, ему даже в страшном сне не снилось, что его, не имевшего, ни малейших претензий на трон, шлёпнут в Перми. Я-то знаю, чем кончилось его благородство и чистоплюйство, поэтому и буду бороться до конца. Хрен меня смогут взять живым чекисты, я их сам вверх ногами повешу. Вот в чём разница между тем Михаилом Александровичем и мной.