Государь гл.8

Глава 8

Брусилов, как и говорил мне Клембовский, действительно меня ждал и рад был, что командир 2-го кавалерийского корпуса, наконец, прибыл к месту своей службы. У меня из прочитанных материалов Бунда из газетных статей и сплетен, которые пересказывала Наталья, командующий Юго-западным фронтом вызвал ассоциацию с его великим предшественником Александром Васильевичем Суворовым. Тот также был потомственным военным и тоже не мыслил иной карьеры. Похожи они были даже внешне — оба невысокие, худощавые и подтянутые, жилистые и выносливые. И Суворов, и Брусилов были исключительно требовательны к подчиненным, не чурались жестких дисциплинарных мер, в то же время были любимы солдатами, которые шли за них в огонь и в воду. Оба новаторы в военном деле, не стеснялись смело "ломать стереотипы", брать на себя ответственность. Честолюбия у них было в избытке, что свойственно всем настоящим карьерным офицерам. И нелепые на первый взгляд поступки тоже присущи были обоим.

Пока Брусилов мне что-то говорил, я думал о его военном гении — "План наступления, который был стратегическим новшеством для этого времени, заключался в том, чтобы произвести по одному прорыву на фронте в четырех частях своей армии. До этого, как говорится, "били клином" — вели наступление всеми силами по одной линии. Такого варианта операции придерживался Алексеев и сам Николай II". О "Луцком прорыве" (в прессе названом Брусиловским) Клембовский мне рассказывал, — Вечером 21 мая, перед самым наступлением, Алексеев пригласил Брусилова к себе и передал, что: "несколько сомневается в успехе активных действий фронта. Это сомнение вызвано вследствие необычного способа, которым он его предпринимает. То есть атаки противника одновременно во многих местах вместо одного удара всеми собранными силами и всей артиллерией, которая распределена по армиям. Алексеев сказал, что сам царь желает временно отложить атаку. Дабы устроить лишь один ударный участок. На отказ Брусилова Алексеев ответил, что Николай II уже лег спать и будить его ему неудобно, и он просит командующего фронта подумать.

Из беседы с царем я понял, что он не очень хорошо относился к Брусилову. А если точнее сказать Николай 2 его не любил, и терпел только из-за государственных интересов. Слишком тот, как военачальник был хорош. А вот мне Брусилов понравился и именно своим профессионализмом. Не сюсюкал со мной, как с братом императора, а конкретно и ясно ставил задачу командиру корпуса. А когда служебный разговор закончился, он очень естественно переключился на газетные статьи о моих действиях в Петербурге. В отличие от многих должностных лиц, которым я рассказывал о финских егерях в столичном регионе, Брусилов отнёсся к этому очень серьёзно. Мы начали обсуждать вопрос — как бороться с такими подарками Германии. Тогда и возникла тема организации наших партизанских групп. По-видимому, Брусилов напряжённо думал, как противодействовать контратакам противника, когда резервов практически нет, а стойкость войск при обороне неуклонно падала. Мой рассказ о финских егерях и о крайней опасности для напичканной войсками столицы, направил его мысли на применение таких же методов для тылов противника. Я с Брусиловым согласился, что введя в тыл начавшего наступление противника, пускай и небольшое подразделение, можно сорвать даже тщательно подготовленную операцию. Целая дивизия в жёсткой обороне не сделает то, что способен натворить в тылу противника, всего лишь один эскадрон "Дикой дивизии". Вся сложность заключалась в том, как забросить в тылы противника наши рейдовые группы. Вот это мы и начали обсуждать.

Я выдвинул идею, что при настойчивых атаках противника, нашим передовым армейским частям не нужно вставать в жёсткую оборону. Лучше отступить на заранее подготовленные позиции. Неприятель будет преследовать, и наседать на отступающие русские подразделения и, несомненно, в его боевых порядках появятся прогалины. Вот через эти щели в построении вражеских войск и должна проникнуть в тылы противника наша партизанская группа. Оказавшись в тылу у неприятеля рейдовая группа, прежде всего, должна действовать на тыловых коммуникациях врага, нападать на штабы и склады противника, создавать хаос и распространять панику. При этом не нужно вступать в схватку с боеспособными подразделениями противника. Лучше применять тактику комариных укусов — укусил и отлетел, потом снова цапнул, но уже в другом месте.

Брусилов ненадолго задумался на моё предложение, а потом ответил:

— Идея интересная, но она требует хороших исполнителей. Где мы сейчас можем найти обученных солдат, чтобы сформировать такие подразделения? А рисковых и инициативных офицеров с железными нервами, тоже практически нет.

На это замечание я ответил:

— Да любой эскадрон Туземной дивизии, справится с этим делом. У моих джигитов в крови, действовать самостоятельно, небольшими отрядами. Их предки всю историю так воевали — укусят, вырвут кусок добычи и в горы. Если они будут действовать так, как заложено у них с детства, то паника в тылах противника точно обеспечена. Помните, как действовал Ингушский полк, когда дивизия Деникина наступала на Луцк. Тогда произошло примерно то, что я сейчас предлагаю. Части 74-й пехотной дивизии штурмовали деревню Езераны и несли большие потери. Бой был страшный, ведь войскам генерала Деникина противостояла одна из лучших Германских частей — 20-я Брауншвейгская дивизия, носившая имя "Стальная". Они своими контратаками оттеснили Деникинцев и по-видимому в боевых порядках немцев образовалась брешь и полковник Половцев (командовавший штурмом) решил, что теперь настало время действовать коннице и скомандовал в атаку приданной кавалерии. Этот последний удар по неприятелю, оборонявшемуся в деревне Езераны, и предстояло нанести Ингушскому конному полку полковника Мерчуле. Всадники 1-й сотни штабс-ротмистра Баранова под убийственным ружейным и пулеметным огнем противника ворвались в Езераны, перескочив через вражеские окопы, которыми была окружена деревня. Бой за Езераны завершился блестящей победой всадников и офицеров Ингушского полка. В тот день было забрано ими в плен 134 немца при одном офицере, заколото свыше 230 и взято 5 тяжелых германских орудий. И тогда всадники действовали не в тылу противника, а на самой что ни на есть передовой, против вышколенных немецких солдат.

— Деникин, Луцк..., да, да, вспомнил этот случай! Мне докладывали об этом эпизоде. За то дело я подписал много наградных листов. Дело было славное и тогда я помню, спустил на тормозах нарушение собственного приказа о соблюдении секретности. О недопущении передачи сведений о ходе операции в тыл. А такое нарушение ваш полковник Георгий Алексеевич Мерчуле допустил. Он отправил телеграмму о победе. Я даже запомнил текст этой телеграммы, копию которой показал мне полковник Меркулов, отвечающий за соблюдение секретности. Она была адресована начальнику Терской области генерал-лейтенанту Флейшеру, "Я и офицеры Ингушского конного полка, — сообщал Мерчуле, — горды и счастливы, довести до сведения Вашего Превосходительства, и просят передать доблестному ингушскому народу о лихой конной атаке 15-го сего июля. Как горный обвал, обрушились ингуши на германцев и смяли их в грозной битве, усеяв поле сражения, телами убитых врагов, уводя с собой много пленных и взяв массу военной добычи. Славные всадники ингуши встретят ныне праздник Байрам, радостно вспоминая день своего геройского подвига, который навсегда останется в летописях народа, выславшего своих лучших сынов на защиту общей Родины".

Замолчав, Брусилов задумался, наверное, вспоминая прошлые бои частей своего фронта. Потом посмотрев на меня, ответил на моё предложение:

— Хорошо Михаил Александрович, я даю своё согласие, на рейдовые действия подразделений ваших дивизий. Тем более выхода-то всё равно нет, контрудары неизбежны, а локализовать их практически нечем. Ставка забрала у фронта резервы и направила их на усиление создающегося сейчас Румынского фронта. Боюсь, что и Туземную дивизию могут перебросить в Румынию, если дела там будут совсем плохи.

Из высказывания Брусилова мне стала понятна, его спокойная реакция на приказ главнокомандующего о переброски сводного полка Туземной дивизии в Петроград. Наверное, командующий фронта уже знал, что у него заберут всю Туземную дивизию, так что возмущаться её ослаблением, он уже не посчитал нужным. Да и моё предложение на действия небольшими силами в тылу врага одобрил исходя из мысли, что если у него забирают "дикую" дивизию, так пускай она напоследок, хоть как-то поможет фронту. Наверняка он как человек из этого времени считал, что конную лаву остановит пулемётный огонь, а если к этому присоединится артиллерия, то потери станут чудовищными и прорыв в тыл врага захлебнётся в крови. А пулемётов и артиллерии у австро-германцев было достаточно — гораздо больше, чем в Русской армии. И они были слишком хорошие вояки, чтобы оставить без огневого прикрытия разрывы в своём построении. Мне показалось, что пример атаки Ингушского полка его особо не убедил. А вот на меня, вернее на Михаила Александровича эта атака ингушей, произвела впечатление и заставила размышлять. Не зря факт атаки и кое-какие размышления о действиях кавалерии, остались в долговременной памяти Великого князя. Так как это были единственные знания по тактике кавалерии, которыми обладал то их я и стал использовать в своих планах, хоть как-то тормознуть немецкую военную машину.

Для меня было понятно, что после летнего отступления в ходе "Брусиловского прорыва" Австрия и Германия постараются вернуть утраченные территории и сбить наступательный порыв Русской армии. Об этом же говорил и тот небольшой багаж знаний о ходе 1-й Мировой войны, который я впитал на занятиях в школе 21 века. Нужно было не допустить отступления и больших потерь нашей армии. Если это произойдёт, то внутренние деструктивные силы опять подымут голову и начнут раскачивать основы империи. И в этом примут участие не только явные враги монархии, но даже и патриоты России. Такие как тот же Гучков, князь Львов, Родзянко. Они искренне уверены, что все проблемы заключаются в Николае 2. Будет другой монарх, а ещё лучше Правительство народного доверия и всё наладится. Но как говорится — хотят как лучше, а получится как всегда. Я это знал, вот и выдумывал способы имеющимися силами не допустить ухудшения положения, хотя бы на Юго-западном фронте. Мне конечно было понятно, что чтобы не допустить просадки фронта, нужны резервы и более менее нормальное материально-техническое снабжение, да много чего нужно для успешного отражения атак неприятеля , но всего этого не было. Даже дисциплина в тылу и то хромала, особенно на железнодорожном транспорте. Что тут делать? Кидаться отлаживать гнилую систему? Бессмысленно, да и не успеть даже её немного улучшить — через несколько месяцев, если положение на фронте не изменится, обязательно грянет череда революций и история пойдёт тем же путём. Конечно, можно ждать когда появится новое оружие которое мы с Кацем пытаемся внедрить в эту реальность. Но это не выход. Во-первых, даже опытный образец "Катюши" ещё не изготовлен, а напалма произведено лишь несколько килограмм. Так что появление небольшого количества нового оружия можно ожидать, как раз к началу февральской революции. А первый дивизион "Катюш", по закону подлости будет сформирован как раз к октябрьской революции 1917 года. И всё, можно готовиться к поездке в Пермь. Вот я судорожно и пытался найти доступные сейчас методы противодействия, предстоящим в скором времени, атакам переброшенных с запада, свежих Германских частей.

Успех Ингушского полка в атаке на "Стальную" дивизию немцев, показал мне, что надеяться нужно не только на новое оружие, но и на собственных всадников. Вот так и родился план, который я доложил Брусилову — атака конной лавы во фланг контратакующему противнику. И цель этой атаки не остановить конкретный полк или дивизию, а прорыв в глубокие тылы неприятеля. Этим я считал, снимутся опасения Брусилова, что такая безрассудная кавалерийская атака захлебнётся в результате пулемётного и артиллерийского огня. Немцы опытные вояки и, несомненно, у них будут на флангах пулемёты, а артиллеристам отдан приказ отсекать фланговые удары русских. Но вот именно что немцы будут ожидать возможность фланговых контратак, направленных на наступающую часть, а мы сделаем ход конём. Не будем влезать в кровавую мясорубку, а направимся в тылы противника. Мои джигиты это могут — молнией проскакать мимо пулемётных гнёзд и добраться до жирного мяса тыловиков. Горцы на своих неприхотливых лошадях привыкли скакать по пересечённой местности и для них, не станет преградой перепаханные артиллерией поля и перелески. Примером, того что это возможно, для меня послужила лихая атака Ингушского полка на порядки 20-й Брауншвейгской дивизии немцев. Как всадники, не снижая темпа наступления, перескакивали окопы и воронки и немецкие пулемётчики не успевали поймать в прицел несущихся в атаку джигитов. А пулемётов в боевых порядках "Стальной" дивизии было много, но их обслуга привыкла работать по классическим целям, а молниеносный бросок ингушей, не обращающих внимание на пулемётный огонь, привёл их в замешательство. Когда они очухались, было поздно, немцы уже были в пределах досягаемости, пик и шашек лихих кавалеристов.

Пока я размышлял о возможности остановить намечающиеся атаки Германских, войск кавалерийскими ударами. Брусилов, увлёкшись, вспоминал, как тяжело взламывалась оборона австрийских войск. Насколько серьёзно противник относился к возможной атаки русских. Глядя на меня, Брусилов вздохнул и произнёс:

— Михаил Александрович, вы ещё раз проанализируйте возможность кавалерийского удара. Учтите опыт нашего весеннее-летнего наступления. А он показывает, что неприятельские позиции были чрезвычайно сильно укреплены. По всему фронту они состояли не менее как из трех укрепленных полос в расстоянии друг от друга приблизительно от 3 до 5 верст. В свою очередь, каждая полоса состояла из нескольких линий окопов, не менее трех, и в расстоянии одна от другой от 150 до 300 шагов, в зависимости от конфигурации местности. Все окопы были полного профиля, выше роста человека, и везде в изобилии были построены тяжелые блиндажи, убежища, лисьи норы, гнезда для пулеметов, бойницы, козырьки и целая система многочисленных ходов сообщения для связи с тылом. Окопы были сооружены с таким расчетом, чтобы подступы к позициям обстреливались перекрестным ружейным и пулеметным огнем. Такие позиции без помощи тяжёлой артиллерии прорвать невозможно. Австрийцы, а немцы-то наверняка при контрударах будут стараться на захваченной территории возводить укрепления. И где тогда окажется ваша конная лава?

— Алексей Алексеевич я конечно согласен, что противник, скорее всего, будет ожидать ответных контратак русских подразделений. Но они будут предполагать, что последует ответ на их атаку, а не того, что русские начнут прорываться, имея целью глубокий тыл. На этом мы имеем большой шанс их поймать. Мои джигиты легко преодолеют недавно вырытые окопы и наспех оборудованные пулемётные гнёзда и, не задерживаясь, поскачут к более выгодным целям. Надо знать психологию горца, чтобы понять, что даже плотный пулемётный огонь не остановит джигита, когда он знает, что отдаёт свою жизнь на благое дело. А Российская империя, для многих горцев стала — благое дело.