Просветление. Глава 25. Муки рождения

Глава 25. Муки рождения

"А будущее, что только родилось, беззвучно плакало.

А время тикало себе, а сердце такало".

Ю.Ю. Шевчук

Если очень захотеть, остановить мгновение, продлить прекрасный миг способен почти каждый человек. Но растянуть до бесконечности даже самый счастливый отрезок жизни невозможно. Андрей хорошо понимал это. Оставалось использовать недолгие часы пребывания в Москве так, чтобы вместить в них главное. Самым главным сейчас оказалось общение с дочерью и её лучшей подругой, нежданно-негаданно ставшей для Андрея родным человеком. Не на все вопросы подруг он мог ответить, но некоторые требовали прояснения. "Папа, ты предвидел встречу с Полиной? — спрашивала Мария, оставшись наедине с отцом в своей квартире. — Ты предчувствовал что-то подобное?" Отрицательно покачав головой, Андрей достал из кармана маленькую коробочку красного дерева, достал из неё заветный амулет на цепочке и надел его на шею дочери. "Предвидеть такие события я не умею, — заговорил он, пока Маша прислушивалась к своим ощущениям от неожиданного подарка отца, — зато почувствовать, что со мной происходит что-то особенное, важное, могу. Думаю, каждый может. А когда происходящее наполнено теплом и светом..."

— Папочка, этот амулет тёплый! — воскликнула Мария, наконец, разобравшись в своих ощущениях.

— Ещё бы, — счастливо улыбнулся Андрей, — ведь он предназначен именно тебе. Это подарок не только от меня. Поцелуй кулон, он откроется, и... ты сможешь заглянуть внутрь!..

— О, Господи! Никогда не видела такого потрясающего портрета! — Маша долго не могла отвести глаза от изображения внутри кулона, а затем подняла ясный взгляд на Андрея: — Так значит все мамины рассказы — правда до последнего слова? Вы с Эммой на самом деле побывали в Золотом Дворце, созданном в мрачных глубинах мироздания и служившем тюрьмой для...

— Для прекрасной женщины на невероятно живом портрете. В те времена я стал называть её "Ма", так и зову до сих пор. Она не возражает.

— Не возражает? Значит, в этот раз ты появился здесь не снизу, а...

— Ты всё правильно поняла, дочка. А этот оберег для тебя вручил мне её сын...

— Сын? Её сын?! — Мария посмотрела на отца глазами, полными слёз. — Это же — чудо! Прости, папа, иногда очень сложно поверить в простые вещи. Ты даже не представляешь, какими немыслимыми дозами вдыхаешь в меня веру, даже не подарком этим, а самим своим существованием здесь, рядом со мной. Но ты же видишь, что я перед тобой — маленькая девчонка, дитя неразумное, и мне интересны, вероятно, очень глупые вещи. Ты спустился ко мне сверху? Как там? Тебе доступны путешествия снизу-вверх и обратно? Видишь, как много у меня детских вопросов. Если они лишние — не отвечай.

— Не праздные вопросы, я понимаю, но полностью удовлетворить твоё любопытство не смогу, — вздохнул Андрей. — Честно говоря, многое и сам не могу осознать в должной мере. Верю, чувствую, а умом... как-то не очень хорошо получается. Что там наверху? Белый Свет! Там хорошо, доченька, но внизу у меня так много необходимого, жизненно важного. Перемещаться снизу-вверх и обратно когда мне вздумается, я, конечно, не могу. На то должна быть высшая воля... Существует такое понятие — Божий промысел, Машенька! Если мне дано прикоснуться к нему, пытаюсь воспринять это, как чудесную данность, и соответствовать ему по мере сил... Расскажу тебе совсем невероятную историю: я сейчас не путешествую между мирами, а нахожусь в трёх местах одновременно!

— Как это, папочка? — изумлённо произнесла Мария. — Ты же здесь, со мной?

— Верно. Моя сущность, душа моя сейчас здесь, а вот тело...

— Что с ним не так?

— С телом всё в порядке! — засмеялся Андрей. — Не знаю, поверишь ли, но ещё два моих тела ждут возвращения сущности твоего отца и соединения с ней. Одно — на Свете Белом, кстати, по соседству с Тамарой, готовящейся стать дочерью Полины. Тома сделала свой выбор: начать с чистого листа, вновь родиться в мире под Солнцем. Ну, а другое моё тело... Не хотел тебе говорить... Оно лежит в Ультра-Петербурге с железным ломом в груди...

— Что?! Папочка, я пытаюсь отключить мозги и прочувствовать ситуацию, но не получается, — совершенно серьёзно заявила Маша. — Там... в тёмном Питере... тебя убили?!

— В общем-то, да, — пожал плечами Андрей, — но высшая воля оставляет выбор за мной. Ты хочешь спросить, что сейчас происходит вокруг моего бездыханного тела в Ультра-Петербурге? Катя ничего не знает и восстанавливает здоровье в Ультра-Москве, но рядом с моим телом хорошие, близкие люди. Надеюсь, не похоронят раньше срока.

— Ты всё шутишь, папа...

— Там имеются умные люди, а значит, у меня есть ещё срок. Не пугайся, дочка... Время, вообще, очень странная штука. Не понимаешь? А термин "флуктуации пространственно-временного континуума" тебе известен?

— Папа! — скорчила недовольную физиономию Маша.

— Всё случится вовремя, дочка! Ускорить процесс мне не под силу. Вероятно, существуют объективные ограничения, а может быть, меня проверяют, не знаю! Главное — мне позволили выбирать, и мой выбор сделан: я снова возвращаюсь во Тьму. Ты же понимаешь, почему?

— Близкие люди и грандиозные идеи, которые без тебя не осуществятся. Но главное — люди! Они любят и ждут тебя.

— Да, точнее не скажешь, — кивнул Андрей. — Знаю, что и ты будешь ждать меня, и Полина теперь... Если появится возможность, появлюсь или весточку пришлю. Как ты сказала в своём видеописьме? "Я буду помнить. Я хочу верить".

Время визита в Москву быстро приближалось к завершению, но Андрею удалось ещё пару раз почти остановить его с Полиной. "В моих силах помнить, верить и ждать новой чудесной встречи", — говорила она, словно слышала разговор Андрея с дочерью. А он только кивал в ответ и крепко прижимал к себе будущую мать своей будущей дочки. Андрей ни на секунду не усомнился в реальности новой встречи с Полиной, но предчувствовал совсем не простую жизнь этой чудесной женщины, не мог знать заранее, как всё обернётся, и тревожился по этому поводу...

На Свет Белый он вернулся в раздумьях о коротком, но важнейшем отрезке своей жизни в Москве. После разговора с Тамарой, Андрей убедился, что чувства не обманули его, и жизненный выбор бывшей сотрудницы Службы безопасности студии "Альфа" он ощутил точно. Они много разговаривали о прошлом, настоящем и будущем...

— Я не подведу Вас, — трогательно обещала Андрею Тамара.

— Сомнений нет, но от волнения мне не избавиться, — улыбался он в ответ. — Знаешь, Томочка, я горжусь, что у меня родится такая дочь!

К решающему разговору с "хранительницей своей души" Андрей подошёл с ясной головой, открытым сердцем и непоколебимой уверенностью в правоте своего выбора. "Возвращение будет крайне болезненным, сынок! — предупредила Ма, понимая и принимая его решение. — Но я помогу тебе своей молитвой. Два оставшихся оберега от моего старшего, как ты выразился, сына найдёшь в Ультра-Петербурге без моей подсказки. Там же найдётся и одна вещица от меня для тебя лично. Постарайся не расставаться с ней без веских причин".

— Спасибо, мама! — Андрей пристроился у ног самой светлой женщины на белом свете. — От всего сердца благодарю тебя за Машеньку, за Катю и Эмму, за Илью, а теперь ещё и за Тамару с Полиной. Просветлённым возвращаюсь я в тёмный мир, к моим дорогим, близким и любимым людям...

— Андрюша-Андрюша, — Ма уложила голову Андрея на свои колени и принялась гладить его чёрные с проседью волосы, — ты мог бы помогать им всем отсюда, но снова выбираешь тернистый путь просветления Тьмы. Мне нравится твоя решимость, но не беспокоиться мне трудно. Скажи, сынок: тебе не мил Белый Свет?

— Он прекрасен, Ма! Да и просто жить рядом с тобой — большое счастье! Но... позволь я не буду снова озвучивать свои идеи и мысли, тебе они известны.

— Да. Как и то, что ты сомневаешься в том, что мы адекватно воспринимаем жизнь людей вдали от Белого Света... Улыбаешься? В твоих сомнениях имеется рациональное зерно. Несмотря на большие возможности, нам не хватает состояния погружённости в другую реальность, тонкости восприятия времени и места. Но мы используем каждый подходящий случай для того, чтобы восполнить пробелы в своих знаниях. И, прежде всего, светлые порывы человеческих душ. Наша нынешняя встреча принесла огромную пользу не тебе одному... Но что-то я увлеклась... Мне понятны твои чувства — тоска по близким людям, тревога за них, ностальгия. Снова сомневаешься? Тогда я почитаю тебе стихи. Пусть и не точно в тему, но они пришли мне в голову не напрасно... Ма принялась декламировать по памяти, вызывая неподдельное изумление Андрея:

"Первый снег в окно твоей квартиры

Заглянул несмело, как ребёнок,

А у нас лимоны по две лиры,

Красный перец на стенах белёных.

Мы живём на вилле ди Веллина,

Трое русских, три недавних друга.

По ночам стучатся апельсины

В наши окна, если ветер с юга.

На берёзы вовсе не похожи —

Кактусы под окнами маячат,

И, как всё кругом, чужая тоже,

Женщина по-итальянски плачет.

Пароходы грустно, по-собачьи

Лают, сидя на цепи у порта.

Продают на улицах рыбачки

Осьминога и морского чёрта.

Юбки матерей не отпуская,

Бродят чёрные, как галки, дети...

Никогда не думал, что такая

Может быть тоска на белом свете". *(К.М. Симонов)

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Говорят, что время лечит. Сомнительная мысль. Оно только ретуширует шрамы былых ран. Говорят, что человек ко всему привыкает. Увы, это похоже на правду, но из такой мудрости тоже существуют исключения. Жизнь в Ультра-Петербурге постепенно вошла в обновлённую колею. Только Эмма и Вероника так и не смогли прийти в себя. Время не лечило. Привыкнуть к безжизненности Андрея, постоянно находясь возле его тела, им не удавалось. Сказать, что остальные люди, прибывшие в Северо-Западное Княжество из Ультра-Москвы, смирились с потерей своего лидера, близкого и родного человека, было бы явным преувеличением. Но они справлялись с новой реальностью, отдавая себя работе, утешаясь общением друг с другом и с новыми знакомыми. А Ника с Эммой не смогли. Нет, они не сидели без дела, постоянно помогали доктору Клэр, умудряясь ещё и успокаивать приходящих в госпиталь друзей, вселять в них надежду и веру. Душевная организация Клэр работала иначе. Всё свободное время она проводила в больницах и госпиталях Ультра-Петербурга, где находились люди и Блюстители, пострадавшие во время путча. Заметив, с какой настойчивостью и эффективностью доктор из Ультра-Москвы борется за жизнь и здоровье подданных Властительницы Северо-Западного Княжества, её Оранжевая Графиня начала оказывать ей всемерную поддержку. Пытаясь психологически воздействовать на Эмму и Веронику, Клэр старалась привлекать их к своей работе. Они не отказывались и попеременно помогали доктору, но делали это автоматически, не задумываясь. И тем не менее, за месяц пребывания в Ультра-Петербурге Клэр со своими помощницами поставили на ноги более полусотни человек и два десятка Блюстителей.

Находясь у постели Андрея вдвоём или поодиночке большую часть дней, тягостно текущих один за другим, Эмма и Вероника стали сёстрами по несчастью и ощущали при этом невыносимое одиночество. Преодолевая эту напасть, они старались поддерживать друг друга, прекрасно сознавая роднившую их особенность: без Андрея жизнь обеих женщин потеряла смысл. Друзья пытались осторожно разубедить в этом Нику и Эмму, но подобные разговоры упирались в глухую стену непонимания. Вся радость жизни Эммы прямо или косвенно была связана с её мужем. Вероника вдобавок страдала комплексом вины "тени", не сумевшей защитить своего Хозяина. Доктору Клэр пришлось отобрать и спрятать рыцарский меч Ники, когда в минуты страшной депрессии та заявила, что наложит на себя руки, если Андрей не вернётся.

Терпение и выдержка трёх "сиделок" были небеспредельными. Пошёл второй месяц неподвижности Андрея. Тягостная действительность психологически давила до такой степени, что они начали срываться друг на друга. Однажды, глядя, как Эмма в очередной раз омывает тело мужа "голубой" водой, Вероника не выдержала и раздражённо заговорила:

— Ты его так намываешь, будто он уже...

— Что же ты такое говоришь, Ника? — от возмущения жена Андрея выронила влажный тампон.

— Сказала и сказала... — буркнула она.

Душевных сил на извинения у Вероники не хватило. Зато разъярившаяся Эмма не нашла ничего лучшего, чем отвесить ей пощёчину, и... немедленно получила аналогичную сдачу. "Спасибо! — неожиданно произнесла жена Андрея, но не удержалась и добавила: — Уж лучше бы ты молчала! Говорить следовало раньше, у дворцовых ворот..." На этот раз первая затрещина полетела от Ники, но и ответ Эммы не заставил себя ждать. "Спасибо!" — прошептала "тень" Андрея. Две женщины молчали, глядя друг на друга исподлобья, пока Эмма не выдохнула:

— Надо выпить...

— Откуда я тебе здесь выпивку возьму? — с вызовом произнесла Вероника, но быстро сообразила: — Кажется, у Клэр в шкафу спирт имеется...

Вскоре две верные подруги Андрея пили спирт рядом с его неподвижным телом и лупили друг друга по щекам. Безобразие продолжалось до тех пор, пока в бокс не вошла доктор. "Что здесь происходит?" — воскликнула она и отобрала у собутыльниц ополовиненную колбу с разбавленным спиртом. Но они хмуро переглянулись и продолжили обмениваться пощёчинами... "Стоп!" — звонко выкрикнула Клэр. От неожиданности Ника и Эмма опустили руки и... по очереди получили пощёчины от доктора.

— Объяснитесь, пожалуйста! — жёстко произнесла она.

— Вот вы не знаете, а я... — неожиданно губы Вероники задрожали, а глаза промокли. — Когда остаюсь с ним одна, я раздеваюсь, ложусь рядом, обнимаю его, хочу согреть... Нет, вру! Я хочу оживить его и... трогаю, ласкаю, как будто он... крепко спит и, его нужно разбудить!

— Да ну? Как ты только догадалась? — интонация голоса и выражение лица жены Андрея были столь необычны, что Ника замерла. А Эмма добавила: — Если хотите знать, я поступаю точно так же!

— И я... — опустила голову Клэр и принялась разливать спирт из колбы в три мерных стаканчика...

Наступивший день ничем не отличался от предыдущих. Обычные утренние процедуры омовения тела Андрея "голубой" водой, выполненные Эммой и Вероникой под наблюдением Клэр, дежурно снявшей показания приборов. Привычные действия и привычное, увы, отсутствие положительной динамики. Как Эмма почувствовала изменения в состоянии мужа, незафиксированные высокоточными датчиками, остаётся загадкой. Улучив момент, когда её оставили в боксе наедине с ним, она прикоснулась губами к груди Андрея. Никто на целом свете не почувствовал бы жизни в этом теле, но только не Эмма, сердце которой бешено заколотилось. Она сдержала выкрик и, не сказав никому ни слова, принялась поедать глазами кардиомонитор, чтобы убедиться в своей правоте. Ожидание Эммы длилось никак не менее четверти часа. От маленького единичного импульса на мониторе она содрогнулась, не веря своим глазам. Эмма промолчала и в этот раз, не позвала в бокс ни доктора Клэр, ни Веронику. Она ждала нового подтверждения чуда...