Алан Аюпов
Многоликий Остров
Краткое вступление или неправильный анонс
Если попытаться определить жанр, то кто-то решит, что это киберпанк, кто-то RPG. И все ошибутся. Сразу предупрежу, что ни то, и ни другое. Элементы есть и от фентези, и от научной фантастики, и от социальной, и просто фантастики в чистом её виде. Но чего больше? Определить не берусь. На мой взгляд РПГ больше, но и это не факт.
Кстати, любителям постельных сцен сообщаю, что их здесь не будет. Сцен, имеется в виду. Хотя!.. Смотря что считать постельной сценой. Нынешние цензоры обычный поцелуй в рамки порнографии определяют.
Говорить о том, что имена и герои все вымышленные, что совпадения случайны (если вообще они есть) на мой взгляд глупо. Конечно же все выдуманные, на основе существующих прототипов. Как это понимать? А понимайте как хотите. Даю полную свободу фантазии. Правда, некоторые события взяты из реальной жизни. А в остальном фантазируйте в своё удовольствие. Не стесняйтесь.
Вот, наверное, и всё. Если сказать больше, то читать будет не интересно.
И ещё. Хочу выразить благодарность за идею, высказанную много лет назад, Александром Романовым. Это он хотел написать сценарий о странном острове. Это к его идее присоединились Аня Мухина, Светлада Светленова и автор данного текста. Однако преждевременная смерть оборвала все связи. Осталась лишь задумка, которую я попытался воплотить в этом романе.
Спасибо.
Многоликий Остров
Пролог
Олег
— Остановись, Олег. Давай садись, и поговорим спокойно. — Попросил профессор.
Курчавый, высокий Олег падал на край стула, начинал говорить и в горячке спора снова вскакивал и бегал по комнате. Бегать в кабинете главного врача областной психиатрической клиники профессора Ивана Павловича было негде, но находчивый Олег обежав вокруг профессорского стола, резко сворачивал к окну, от него к двери, и весь маршрут повторялся сызнова.
— Такой шанс нельзя упускать! Да поймите же, Иван Павлович! — восклицал он, взмахивая рукой и сметая со стола профессорскую ручку.
— Это антинаучно. — Возражал профессор.
— Антинаучно?! А разве не вы рассказывали нам на лекциях, как антинаучное становилось прорывом и единственно возможной истиной? И что такое антинаучно? Докажите мне, что это антинаучно! — патетически кричал Олег.
Иван Павлович кашлянул и надел очки.
— Если не ошибаюсь, учёный совет утвердил тебе тему... Ты сам-то помнишь?
— Ну... — смешался Олег.
— "Навязчивые галлюцинации, наблюдаемые у некоторых больных, — прочем профессор, глядя в записную книжку. — На фоне приёма нейролептиков группы "А". Как твой научный руководитель, я должен с грустью констатировать, что первой главы, которая по плану должна была быть закончена ещё в прошлом месяце, я так и не видел.
Олег снова присел, преданно глядя на профессора.
— Всего один эксперимент, Иван Палыч, — сказал он умоляюще. — Только один.
Профессор поморщился:
— Какой ещё эксперимент? Ты же знаешь процедуру оформления: научная целесообразность, цели, средства, лояльность, то есть... ну, что я тебе объясняю. Сам должен знать, не маленький. Да, и бюджет, конечно...
— Никакого бюджета! — воскликнул аспирант. — Все расходы я беру на себя.
— Гм... — Сказал профессор с улыбкой. — Богатый американский дядюшка? Внезапное наследство?
Вместо ответа Олег выложил на стол лист бумаги голубого цвета, из которого выходило, что аспирант медицинского института Олег Шушариков честно победил в конкурсе на получение гранта, проводимого фондом Пост-Скриптум среди аспирантов трёх институтов города.
— А тема? — спросил профессор и брови его поползли вверх. — "Исследование гипнотического воздействия... — читал он нетерпеливо. — Фактор ментальности... Определяющая последствий... Бета-поле..." — Большая ладонь накрыла голубой лист, пальцы забарабанили по столу. — Профессор посмотрел в потолок, потом на сияющего аспиранта. — Детский сад, — наконец изрёк он задумчиво. — Они там что? Уже не знают, куда деньги девать?
— Я понимаю, вам дико это слышать, — быстро заговорил Олег, время от времени вскакивая со стула и порываясь сделать круг по комнате. — Но ведь ещё в Евангелии было сказано: "Ищите и обрящете" или "по вере дано будет вам". Что это? Скажете, конечно — мол, метафора. Ведь так всегда и говорили. И только сегодня многие начинают открывать глубокий тайный смысл этих выражений. А вспомните, например, стигматы и йоговские практики усмирения плоти. Или то, что показывает нам современность. Разве это так уж далеко от тех "метафор"? Страх, озлобленность, агрессия больших городов. Наркоманы, алкоголики, маньяки...
— Ну уж, — произнёс профессор почти добродушно. Взгляд его становился всё печальнее и печальнее. Из уютного кресла перед громоздким письменным столом он как-то незаметно пересел на колченогую табуретку, стоящую на просторной и неопрятной кухне студенческого общежития при том же мединституте. Такой же стремительный и немного непутёвый Ванька Дашков, мечтающий о подвижничестве, аскетизме, силе духа и открытиях, которые потрясут... Уж конечно, потрясут, никак не меньше.
"Мальчишка. Не ты ли завёл нынче грузное тело, немецкий кожаный пиджак, жену, собаку модной породы, трёхкомнатную квартиру на третьем этаже, серебристую ауди в гараже, должность и кабинет, звания, почёт и награды... Куда же делись стигматы твоей юности, Ванька?"
— А я утверждаю, что понятие "вера" имеет не только общественное значение в узком применении национальной идеи! — воскликнул разгорячённый Олег, и профессор машинально подхватил узкую маленькую вазу с одиноким карандашом. — Вера, связующая внутреннее и внешнее, их же в конце концов и определяет. Доказать только один аспект этой глобальной темы призван мой эксперимент.
— Что тебе нужно, Олег? — устало спросил профессор. — Больных не дам. Извини, не имею права.
Олег сложил кисти в замысловатый замок и засмеялся.
"Жизнелюб, — снова с печальной завистью подумал профессор. — Мог бы улыбнуться, а засмеялся. Мог бы говорить, а кричал. Всё в нём бьёт через край, всего много".
— Не надо больных, Иван Павлович, — ответил он. — Только лабораторию энцефалографии, несколько удобных кресел. Больше ничего.
— Может тебе ещё и ключи от дачи? — С подтекстом поинтересовался профессор Дашков.
Аспирант замер, будто наткнувшись на препятствие. Потом медленно повернулся.
— Чулан дайте... Чулан... В подвале...
— Антисанитария. — Веско заметил профессор.
— Я сделаю ремонт за свой счёт. Я закуплю оборудование. Дайте помещение и возможность провести под вывеской института эксперимент.
Профессор обречённо вздохнул.
"Ну что ты с ним будешь делать?", — и вслух добавил:
— Подготовь к завтрашнему дню полную развёртку плана эксперимента, включая смету на ремонт и закупку оборудования. Не успеешь — пеняй на себя.
— — Спасибо, профессор. — Принялся благодарить Олег. — Всё сделаю Всё успею. В лепёшку разобьюсь, но сделаю.
— Разбиваться не надо. — По-доброму улыбнулся профессор. — Ты мне живой нужен, а не в виде форшмака. Доведи хоть одно дело до ума. А то за всё хватаешься, а результат на нуле. Всё. Беги.
И аспирант, окрылённый профессорским благословением, на крыльях счастья вылетел из кабинета.
Зоська
Дребезжа и захлёбываясь, прозвенел звонок, возвещавший об окончании учебного процесса. Вместе с небольшой горсткой о чём-то оживлённо переговаривающихся студентов, она вышла в коридор и направилась к установленному на этаже кофейному автомату. Возле него вечно толпилась огромная очередь из любителей дешёвенького напитка и тусовалась большая часть факультета. В сумке настойчиво запищал мобильник, требуя к себе внимания.
— Алё! Прокуратура на проводе! — Едва взглянув на высветившийся номер, бросила она в микрофон. В её озорных бархатисто-карих глазах прыгали весёлые чёртики. Светло-русая прядь шелковистых волос упала на лицо, заставив резко мотнуть головой, отбрасывая непослушную чёлку назад.
Зоська, а именно так все привыкли называть эту сорви-голову, была студенткой четвёртого курса факультета журналистики и литературоведения. Общительная, бесшабашная, смелая и уверенная в себе она всегда и везде оказывалась в центре событий, участвовала во всевозможных мероприятиях и вечеринках, была украшением и гвоздём программы в любой компании. Казалось, без её ведома, как в городе так и в университете, не происходило ровным счётом ничего. Если кому-то из однокурсников или соучеников требовалась самая свежая информация из мира сплетен, последних политических новостей, мероприятий и происшествий из культурной жизни города или криминальной хроники, они тут же направлялись к Зоське, не умевшей кому бы то ни было отказывать в помощи.
Факультетская достопримечательность, вместе с тем, была и всеобщей любимицей. Даже не смотря на заносчивый вид, всегда высоко вздёрнутый курносый носик и немного насмешливый взгляд, которым девятнадцати летняя девушка смотрела на жизнь. К ней относились с должной мерой уважения и нескрываемой симпатией. Преподаватели откровенно восхищались старательной, прилежной студенткой, а друзья с приятелями боготворили сверх меры шаловливую подружку, являвшуюся заводилой всевозможных проказ и шалостей. К её детской непосредственности и постоянной тяге к авантюрным приключениям, которыми будущая журналистка просто бредила наяву, добавлялся острый ум и недюжинный литературный талант, что было весьма немаловажно для приобретения избранной профессии и карьерного роста.
Выросла Зоська в интеллигентной семье, где была младшим ребёнком, которому как в детстве, так и девичестве, многое сходило с рук. Старшей сестре — Марине — повезло куда меньше. Их мать работала в районной поликлинике заведующей терапевтическим отделением. Отец служил в армии в чине подполковника, редко и очень ненадолго появляясь дома. Маринка, с малолетства желавшая подобно матери, посвятить себя медицине, став детским доктором, по настоянию родительницы была вынуждена отказаться от своей затеи. Заботившаяся об их будущем Лариса Васильевна заявила дочери, что в наше время быть детским врачом не прибыльно и не перспективно, а потому она пойдёт учиться на экономиста, если, конечно, не хочет сделаться гинекологом или дантистом. Марину такая участь нисколько не прельщала, но зная железный характер матери, девушка возражать не рискнула и сейчас заканчивала факультет народного хозяйства, прозываемого в народе нархозом.
У младшей из сестёр никогда подобных сложностей не возникало. Ей достаточно было посмотреть в глаза матери своим невинным, обезоруживающим взглядом, и та моментально прекращала всякое сопротивление, в очередной раз махнув рукой на проказы своей очаровательной малышки. Наверное, именно поэтому Марина была более замкнутой, подчёркнуто строгой и предельно вежливой, а Зоська отличалась буйным нравом и полным отсутствием логики в некоторых поступках.
Так, например, однажды утром она явилась в университет заспанная и взъерошенная. Под глазами залегли синие тени от недосыпа, а причёска более всего походила на "рассвет двадцать первого века в элитном курятнике". Впрочем, никого это не удивило: после очередных бурно проведённых выходных и не такое можно было увидеть. Мило о чём-то беседуя, подружки, уже прощаясь с Зоськой, едва не получили удар.
— А вы знаете?.. — Немного таинственно заговорила она, стоя в дверях аудитории и придерживаясь за косяк. — Я вчера замуж вышла. Правда, что-то мне уже надоело, и я к маме хочу!..
Ничем хорошим идея с ранним замужеством, естественно, не закончилась. Прожив несколько месяцев вместе на дорогостоящей съёмной квартире (новоявленный муж был частным предпринимателем, державшим несколько торговых точек на базаре и по городу), Зоська скоро заскучала и разочаровалась в роли послушной жены. Тем более, что ни готовить, ни убирать она не умела, да и не любила, а всю работу по дому всякий раз спихивала на своего благоверного, которого в свою очередь, подобное положение вещей не удовлетворяло. Развод и передел имущества по брачному контракту, на заключении которого в своё время настояла Лариса Васильевна, прошёл спокойно и воспринялся всеми, включая саму виновницу, словно нечто само собой разумеющееся. А по поводу своего освобождения от брачных уз, Зоська устроила грандиозный пир в ресторанчике местного спорткомплекса, в тренажёрных залах которого проводила не один час в свободные дни.
Девушка тряхнула головой, сбрасывая секундное оцепенение. В трубке мобильного телефона надрывался голос её давнего приятеля из МедИна — Максимки. Когда-то в незапамятные времена (ещё на первом курсе) он пытался за ней ухлёстывать, но быстро понял, что ему ничегошеньки не светит в конкурентной борьбе, и как-то очень легко отступился. С тех пор они с Зоськой сделались закадычными приятелями, часто вместе пропадали в кинотеатре или на дискотеках, прогуливали особенно ненавистные пары или просто сидели в баре с бокалом слабоалкогольного коктейля. Помимо всего прочего, Максим был одним из лучших Зоськиных осведомителей, хотя сам зачастую об этом даже не подозревал. Вот и теперь он звонил, чтобы поделиться очередной сногсшибательной новостью.
— Алло-алло! Зосик, ты меня слышишь?
— Естественно, не ори! Если будешь так кричать, то я оглохну и ничего услышать уже не смогу! — Несколько раздражённо отозвалась девушка.
— Так вот! — Как ни в чём ни бывало продолжил Максим, не обратив внимания на недовольство своей подруги. — У нас рассказывают, будто в научно-исследовательском институте, что в переулке, эксперимент ставить будут на людях!
— Не на людях, а с участием людей. — Поморщившись, поправила его Зоська. — А кто говорит-то?
— Да сегодня случайно услышал разговор нашей профессуры! Они только головой качают. Это наш аспирантик чокнутый задумал осуществить свою гениальную идею. Помнишь, я тебе про него говорил?
— Это тот, который на мыслеобразах всяких помешанный?..
— Ага! Он самый! — радостно подтвердил Максимка.
— Гм... И ему позволили проводить опыты? — Задумчиво проговорила девушка, что-то быстро прикидывая в уме.
— Ещё бы! Ходят слухи, будто он грант выиграл. Тут, поди, откажи!
— Ну, спасибо, Макс! Буду знать!
— А ты... — Начал было молодой человек, но Зоська не дала ему закончить фразу.
— Лады, приятель! Давай, до встречи. Увидимся позже. А то у тебя бабки на мобильнике капают! Связь, чай, не халявная! — с этими словами она нажала на сброс. Мобильник коротко пискнул и умолк. Девушка хитро прищурилась, улыбаясь собственным мыслям. Через пятнадцать минут, позабыв о том, что сегодня намечалась ещё одна пара и всеобщий поход в библиотеку, она уже мчалась в маршрутке в МедИн, где намеревалась разузнать все подробности.
Людмила
Её жизнь явно не задалась. И хоть многие подруги и бывшие одноклассницы тайком завидовали: семья, муж, сын... Однако, в действительности, завидовать было нечему. Некогда активная, весёлая, неунывающая, сейчас она превратилась в самую обычную. Дом и заботы, семейная жизнь и воспитание ребёнка наложили на неё свой отпечаток. Замкнувшись на тревогах и хлопотах, Людмила постепенно перестала появляться в дружеских компаниях, ходить в гости, мало бывала на улице — разве что до ближайшего супермаркета приходилось прогуливаться. Кухня, уборка, закрутки на зиму, редкие посещения родственников и ещё более редкие звонки оставшихся друзей — это стало смыслом её жизни и воплощением потускневших с годами радужных надежд.
