Vampire The Masquerade: Книга клана Малкавиан (3-я редакция)

Vampire the Masquerade: Книга клана Малкавиан (3-я редакция)

Аннотация: Мой сааамый первый перевод вообще. Malkavian Clanbook времен 3-й редакции. Автор оригинала — Этан Скемп (Ethan Skemp).

Содержание

Пролог: Короткая процедура

Глава первая: Вавилонская башня

Глава вторая: Внутри Бедлама

Глава третья: Осколки разбитого зеркала

Короткая процедура

Это было похоже на финал свадьбы.

Разумеется, никаких клятв не было. Ухаживания на языке подарков и уступок закончились давным-давно, которые были гораздо лучше избитой поэзии. Все было сделано терпеливо и профессионально, его доверие ко мне росло по капле, и он все больше посвящал меня в работу всей своей... жизни. Сперва он подарил мне свое витэ, затем мои обязанности — и каждый раз это происходило постепенно, по весомой причине и под четким контролем.

И сейчас...

Это было непрофессионально, что я вздрогнула, когда мы вошли в операционную, хотя это было и естественно, но я не должна была так поступать. Я почувствовала то, что он не мог бы истолковать как страх (с чего мне боятся этого места, которое мне уже как родное?), однако необходимо было идти вперед. Флюрисцентный свет был таким же, отполированный стальной стол был таким же, как во все эти годы процедур, исследований и экспериментов. Разумеется, катетер и пластиковый мешочек были новыми и не на своих местах.

Нет, на этот раз все дело в предвкушении. Предвкушении удовольствия. Но если бы я продемонстрировала свои эмоции, это бы смутило его, и это было бы неправильно.

Монотонное эхо от звуков его шагов по полу отражалось от стен. Я сняла свой лабораторный халат, склонила голову и закрыла глаза: время снова начинать игру. Некоторое время назад он научил меня, как пользоваться сверхъестественным слухом — это был так сложно, что я была уверена, что он отвергнет меня прежде, чем я научусь это делать. Но когда я услышала в первый раз, наша игра началась.

Топ. Топ. Он начал обходить помещение — всегда внимательный даже к мельчайшей детали, не оставляя ни малейшего шанса хаосу. Топ. Топ. Сейчас он проходит слева от зеркала. Топ. Топ. Проходит мимо зеркала сейчас. Интересно, может ли он видеть сквозь смотровую кабинку? Он никогда не говорил об этом, но наверняка может. Топ. Топ. Почти дошел до конца. Топ — пауза. Моя улыбка увяла. Что он там нашел? И затем — шелест одежды, он достал свой носовой платок и вытер им металл. Топ. Топ. Обход снова начался.

Я бы обманывала себя, если бы считала, что усиление чувств, вызванное употреблением витэ, похоже на что-то вроде эхолокации. Но это помещение было для меня домом больше, чем тот дом, где я родилась или квартира, где я спала; если честно, то, наверное, за последний год я спала в лаборатории столько же, сколько и в своей кровати, если у меня хватало сил да нее доползти. Мы проводили здесь столько исследований, что я знаю здесь каждый угол, и я знаю каждый дюйм оборудования лучше, чем собственной спальни. И я смотрела, как доктор Нетчарч обходил это помещение каждый раз, перед каждым исследованием или процедурой.

Это была игра. Видеть его таким, каким он должен быть, наблюдать за каждым его шагом с закрытыми глазами, как изгибает свою бровь, когда замечает какое-либо несовершенство.

Если отбросить всю объективность, можно сказать, что это было захватывающе.

Еще десять шагов, и он будет на расстоянии вытянутой руки. Топ. Топ. Его шаг становится медленнее, и он сосредотачивается, чтобы ничего не упустить. Топ. Топ. Топ. Топ. Сейчас он рядом с кабинетом — я слышу прикосновения кожи к металлу, когда он проводит рукой по нему рукой, прикасаясь к стальной двери, и даже не осознавая того, что он делает. Топ. Топ. Он почти здесь. И — пауза? Он проверяет меня, подумала я. Не открывай глаза. Остался еще один шаг.

Топ.

Я открыла глаза и подняла голову, широко улыбаясь. Его лицо было неподвижно, он был похож на статую со стеклянными глазами — и затем один его глаз немного дернулся. Я могла бы разразиться смехом, но вместо этого я склонила голову на сантиметр или около того и приподняла брови. Идеальный контроль. Идеальное взаимодействие. В этом суть наших отношений.

"Очень хорошо, — негромко сказал он. — Если вы готовы, доктор, мы можем начать процедуру".

"Конечно". Я вытянула свои руки по бокам, хоть они и начали покрываться гусиной кожей.

Он взял мою верхнюю одежду, сложил ее и отложил в сторону. Я присела на стол и затем легла на спину. Я ощутила холод металла своими голыми руками, он пробрался сквозь одежду, и это было так освежающе — в лаборатории было довольно холодно (около 65 градусов Фаренгейту — мне стало смешно от этой мысли), и эта температура не слишком охлаждала меня. Возможно, я казалась ему возбужденной: однако он был так вежлив и сосредоточен, что сделал вид, что ничего не заметил. Полосы металла и кожи сомкнулись на моих лодыжках, запястьях и лбе: это было интересное чувство. Чувство физического сдерживания, смешанного с предвкушением — да, это было желание, но это было гораздо большее, чем сексуально влечение.

В конце концов, секс — это лишь физическая близость. Только затуманенный иллюзиями разум делает его чем-то большим — этот урок я вынесла из своей работы. Наблюдать за тем, как он прорезается сквозь ткани и кровь к самым костям — это то же самое. Близость значительна настолько, насколько вам этого хочется.

Но хватит думать об этом. Близость тел, психики, интеллекта...

"Вам удобно, доктор?"

Так сдержанно. Так вежливо. Я кивнула, сдерживаясь, чтобы не улыбнуться как стеснительный подросток.

"Очень хорошо". Его пальцы, сильные и холодные, как стол подо мной, сомкнулись на моей руке. Я закрыла глаза. Быстрое, трепетное прикосновение влажной ваты — это привычка или нежность? Дальше, разумеется, боль от укола. Как хороший пациент, я спокойно держала свою руку, пока металл входил в мою плоть. Как хороший пациент, я отдала часть себя.

Разумеется, я не в первый раз позволяла брать кому-то мою кровь. Я всегда участвовала в донорских сборах крови в колледже, я давно избавилась от страха перед докторами и уколами. Мне кажется глупым испытывать какую-либо привязанность к своей крови, поэтому здесь не уместно говорить о "насилии". Все очень просто.

Однако в этот раз мне было холоднее, чем прежде и хотелось спать. Был краткий миг, когда я подумала о своей крови, всей своей крови, которая перетекает в стерилизованный пластик, оставляя меня иссушенной и безжизненной, и мне захотелось запаниковать. Но летаргия, подкрепленная дисциплиной, победили. Это будет всего лишь краткий сон, напомнила я себе. Он все держит под контролем, ничего не случится. Расслабься. И, кроме того, запомни — у нас больше не будет шанса профессионально и объективно наблюдать за тем, как гуль превращается в... Каинита.

И я расслабилась и позволила себе предаться воспоминаниям.

Научный взгляд на вещи начал подводить меня. Я могла бы разочароваться в себе, но по мере того, как нарастала сонливость, я не могла ни на чем сфокусироваться. Мое сердце начинало биться медленней, мой пульс замедлялся. У меня поплыло в голове, и я расслабилась.

Близкие отношения. Мысли о них так легко приходят в голову, когда я в этом полубессознательном состоянии. И в этом состоянии так легко наблюдать за ними со стороны и анализировать их объективно. Мои стремления к интимной близости с другой личностью были в пределах нормы, я полагаю. Простительно путать так связи, как кровное родство или сексуальные сношения, которые происходят лишь из-за гормонов или заученных правил, с объединением разумов. Я могу простить себе, что вела себя так естественно. Но если взглянуть со стороны, если терпеливо изучить себя, эти стремления к связи и отчаянные попытки для других — я могу простить себя и не стесняться, но я благодарна за свои грядущие перспективы.

И возможно это бессознательное состояние позволило увидеть, какой отпечаток отставило на мне употребление витэ. Я никогда раньше не пыталась анализировать себя так глубоко: забавно, я никогда не думала, что это будет интуитивно, как часть головоломки, которая стала на свое место. Шесть месяцев спустя после предложения Ли и в середине проекта Стаффера. За месяц до того, как стала постоянным членом команды Нетчарча. В воскресное утро, когда я проснулась и уехала от Ли так быстро, что, проснувшись он должно быть был удивлен. Утро нашей первой, настоящей, честной схватки.

За два дня до этого я решила отказаться от своего стремления к близости. За два дня до того, когда поняла, как проведу остаток своей жизни.

Легкое онемение в руке — наверняка туда вошел катетер. Я слышу его вздох, вздох того, кто решил на этот раз полностью отдаться соблазну...

И его зубы впиваются в мою руку.

Я дрожу от холода металла и проваливаюсь во тьму.

* * *

Я не одна.

Пустота окружает меня. Я чувствую себя как ребенок посреди гигантской кровати, ползущий к краю, но не способный достигнуть его. Здесь не за что взяться, не за что ухватиться, чтобы выбраться из этой безмерной тьмы. Это похоже на кошмар — я не могу ничего увидеть или потрогать, и я слышу и чувствую голоса, похожие на далекие колебания. Я не одна, но я не могу позвать тех, кто окружает меня. Я не могу слышать того, что они говорят. Я не одна, но рядом со мной нет никого, и это страшно.

Где-то высоко надо мной запах крови. Из мелкой и худой я становлюсь большой и тяжелой — я холодное море, заполняющее безмерное темное пространство. Мое горло, ощущая великую пустоту, горит в огне.

С разрывающим звуком, который я не могу услышать, но могу почувствовать, я оживаю.

Нет слов.

А зачем мы используем слова? Так нерационально — каждое слово служит лишь для микроскопической цели, для которой было создано, и больше не для чего. Пытаться описать этот переход это все равно, что пытаться поместить яблоко на картину.

Никакой поэзии, только чувства. Бесчисленное количество цветов, и все они черные — вибрирующие цвета боли под закрытыми глазами. Стена невидимой кожи давит на меня, огонь пылает в глубинах моего мозга — жар, тьма и шум.

Я глотаю, и с эти глотком он входит в мою душу.

Кожа трещит. Я прошла насквозь, и мой разум бьется в нем, он в нем, словно в колыбели. Его разум холоден и тверд, как драгоценность. Я противопоставляю свой разум его, и я наслаждаюсь в холоде влажным жаром тьмы. Он безмолвен — но тут нет безмолвия, чтобы его нарушить, даже если бы он захотел. Шелест омывает нас. Он теплый — это ли жар я чувствую? Он приносит с собой приступы боли.

А кто там вдали? Другие? Это его сир, он угнездился в глубинах моего мозга. Разумеется, возможно у меня просто галлюцинации. Так или иначе, я не в том состоянии, чтобы поставить точный диагноз. Я знаю, что я должна доверять своим чувствам — но я и есть мои чувства. Разумеется, я никого не могу увидеть, но я чувствую присутствие других людей, других мыслей вокруг как теплое дыхание на своей шеи.

Но есть еще что-то сзади меня — тень, похожая на пламя. На нее больно смотреть. Я отвернулась.

Так тепло. Жара обволакивает меня, но не душит — я чувствую порывы энергии, а не приступы удушения. Пульс бьется под моими глазами. Я знаю, что мое тело холодно, холодно как металл, но жар...

Тело. У меня есть тело. Боль пронзает его. Я снова огромна, холодная масса, привязанная к металлической плите. Мои глаза открылись и мне нужно было закричать от яркого света. Мой рот тихо открылся и боль ухудшилась. Я не чувствовала своих конечностей — были только боль и жар в моей голове, и пустота в моем теле. Я замерзшая жертва, которую положили напротив огня — агония нужды и жизни так велика. Я снова пытаюсь закричать, но не издаю ни звука.

Полоска на моей голове ослабла, и я приподнялась настолько, насколько смогла. Я приглушила крик внутри себя. Я чувствовала, как крылья летучих мышей бьют меня по глазам, и я закрыла свои глаза, хотя и знала, что это всего лишь пряди волос. Зажимы затрещали как столкнувшиеся айсберги, когда я попыталась высвободиться. Металл подо мной был холоден как лед, но все чувства заглушал голод.

Он влил мою собственную кровь мне в губы, и я стала пить жадно как новорожденная. Какофония становилась все тише и тише с каждым глотком, и я чувствовала, как все еще теплая жидкость разливалась по моему изголодавшемуся телу. Каждая моя клеточка трепетала, пока кровь распространялась по мне, неся болезненную теплоту с собой. В конце концов, я осталась с пустой трубкой, пытаясь выпить последние драгоценны капли. Трубка исчезла, и ткань опустилась на мои губы. Я открыла глаза и мир взорвался передо мной, холодный и переливающийся оттенками белого и металлического. Чистота пугала. Он стоял рядом со мной, и я как профессиональный фотограф видела прекрасный отполированный мрамор и светлые воды океана вокруг него. Я хочу сделать что-то, но не знаю, что. Должна ли я начать дышать? Нет, это глупость...

Его голос эхом отдавался в этой странной чистоте. "Как вы себя чувствуете?"

Мое тело все еще было холодно, но это мелочь. Мой разум горел в огне. Мой язык распух, и, разумеется, моя попытка что-то сказать оказывается неудачной — у меня нет воздуха в легких. Вдыхаю. Затем...

"Мне... мне... холодно". Звуки исчезают, но жар остается, настойчивый и ритмичный.

Он кивает в своей сдержанной манере. "Хммм. Я думал, что будут некоторые трудности, но вы уже пришли в себя (а на это способны немногие), но я знаю, что сейчас вы чувствуете избыток силы. Если вы не возражаете, доктор, я подержу вас связанной еще немного — простая предосторожность, вы же понимаете".

"Я понимаю". Я слабо улыбаюсь, я пытаюсь прекратить это, но не могу, я как будто пьяна, но это прекрасно. Лучше быть пьяной тогда, когда рядом кто-то, кому ты можешь доверять, и он этим не воспользуется. "Я буду счастлива ожидать столько, сколько вам требуется".

"Чудесно". Он встал. Он провел своими холодными пальцами по моему лбу, поправляя мои волосы. Я гадала, каковы же эти пальцы на вкус. "Если вам что-нибудь понадобится, я буду в комнате напротив, просто повысьте свой голос. Я вскоре вернусь".

И это была самая чудесная вещь. Я слышала, как доктор Нетчарч покидает комнату, топот его ботинок по плитке, как он закрыл и запер дверь — и все же он полностью ее не покинул. В комнате все еще витал его шепотом, опадая как осенние листья на мой череп. Я закрыла свои глаза от флюрисцентного света и провалилась в теплую тьму, и его голос стал даже немного громче. Возможно, там были еще голоса. Я не знаю наверняка. Но у меня есть время, чтобы слушать тьму, пока он не вернется и не освободит меня, и тогда мы вместе пойдем в лабораторию уже в новом качестве, наш брачный союз будет скреплен жестоким любовным жаром нашей Крови.

Словами этого не скажешь.

Да и кому они нужны?

К содержанию

Глава первая: Вавилонская Башня

Другая (стрела) была названа Безумием