Пролог
Мрачный кабинет, оформленный в черные и темно-синие тона, осветила вспышка огненного портала. Хозяин данных владений, вольготно расположившись в кожаном кресле с высокой спинкой, закинул ногу на ногу и, развернувшись к визитеру, стряхнул пепел от сигары на дорогой венецианский ковер. Весь вид мужчины выражал богатство и власть, от него веяло скрытой силой и тьмой.
-Ну, у тебя и мрачняк, — белокурая девушка поежилась, и, прищелкнув пальцами, зажгла огонь в большом камине. На черных стенах заиграли отблески пламени, привнося больше уюта в кабинет. Поправив черную тогу, девушка извлекла прямо из воздуха кресло, идентичное тому, на котором восседал хозяин кабинета, и зеркально отобразила его позу, откинувшись на спинку. — Ну и зачем ты меня отвлек? Я, между прочим, селекционирую асфоделы. А то твои на полях просто смерти подобны.
На это заявление владелец кабинета поперхнулся дымом и, окинув девичью фигурку насмешливым взглядом, забросил остатки сигары щелчком в потрескивающий огнем камин.
-Макария, малышка, ты еще помнишь о нашем споре? — мужчина поставил руки на черную полированную столешницу, и подпер кулаком подбородок — Или забыла?
-Конечно, помню! Осталась последняя попытка, между прочим! — девушка повела в воздухе ладонью, и пригубила шипящий напиток из появившегося в ее руке бокала — Ты все же решился? Когда начинаем?
-Детка, ты торопишься, — мужчина усмехнулся и, отодвинув ящик стола, извлек пожелтевший потрепанный пергамент, тут же развернув его — Так, посмотрим. Сделка на пятьдесят побед с одной или другой стороны. Счет... а, ну да, действительно. Осталась последняя жизнь. Не боишься, что он опять напортачит?
-Аид, ты забыл мои слова? Я люблю его, и только его. И замуж за другого не пойду! — бокал с громким стуком опустился на стол, и рассыпался мириадами золотистых искорок. В голубых глазах девушки заплясали гневные огоньки — И ты меня не отговоришь! За пару тысяч лет не отговорил, а теперь уж и подавно!
-Не кипятись, малышка, — бог хмыкнул, сворачивая пергамент и убирая его в стол. — Я лишь предлагаю немного изменить правила. Раз уж это последнее перерождение.
-Ты меня заинтриговал. Говори, — девушка заинтересованно вскинула одну бровь, напрягшись от предвкушающего тона собеседника.
-Все просто. Пять смертей увеличим на десять. Ну и еще маленькие нюансы, — Аид пошевелил пальцами, пытаясь показать незначительность остальных изменений. Но блондинка слишком давно и хорошо знала бога смерти, чтобы не обратить на это внимание.
-Полный список изменений, Аид. И, давай быстрее. У меня плотный график, сам знаешь. В это время столько блаженных из-за средств массовой информации и наркотиков, что я толком и отдохнуть не успеваю.
-Хорошо, детка. Но учти, если не принимаешь изменения — то договор обнуляется, — Аид ухмыльнулся, глядя на надувшую пухлые губки Макарию и нажал кнопку современного переговорника, умостившегося на углу стола — Эриния, занеси, будь добра, документы на душу того сателлита. И коньяк, можно без кофе.
Через пятнадцать минут, изучив весь перечень изменений, хмурая богиня смерти блаженных, едва не сломав ручку, подписала документы.
-Когда начинаем? Подготовиться не хочешь? — широко улыбнувшись, Аид сцепил пальцы и, расслабленно откинувшись в кресле, скользнул по напряженной фигурке взглядом.
-Дела за меня своим Эриниям передашь. А судя по этим пунктам, готовиться мне смысла нет. Отправляй уже, — устало махнув рукой, девушка прикрыла глаза. Щелчок пальцев, и от щиколоток по тонкой ткани черной тоги скользнули яркие синие огоньки адского пламени. Еще миг, и спокойно сидящую девушку полностью скрыло сверкающими языками огня. Когда огонь опал, она пропала. Шелковая материя тоги плавно осела на опустевшее кресло.
-До скорой встречи, малышка. Повеселимся, — расслабленность в один миг слетела с бога смерти, и палец вновь потянулся к переговорнику. — Эриния, вызови мне срочно душу Кастора Целия. Макария уже там, пора девочке узнать, что Аида переиграть ей не дано.
Глава 1
Влад
Противный писк будильника ворвался в спящее сознание, отразился в висках, вырывая из горла хриплый стон. Рука взметнулась, чтобы скинуть эту дрянь, но будильник издевательски запищал в другое ухо.
— Вла-ад, — Светка, шлепнула меня по плечу.
— Отвали, — буркнул я и открыл глаза, спеша тут же их закрыть.
Во-первых, попытка взглянуть в глаза суровой реальности вызвала дикий спазм в висках, а во-вторых, над постелью возвышался отец, сжимавший в руке гадский будильник.
— Рота, подъем! — гаркнул отче.
— Па, в чем дело? — недовольно спросил я, натягивая на голову одеяло.
Одеяло тут же отлетело в сторону, обнажив не только мои бренные телеса, но и взлелеянное в солярии тельце моего вчерашнего увлечения. Светка вскрикнула и прижалась ко мне. Накрыв ее собственной подушкой, я все-таки сел и, прищурив один глаз, взглянул на отца. Тот швырнул в меня штанами и вышел из моей спальни.
— Влад, — Светка потянулась ко мне, но я остановил ее.
— Чуть позже, малыш. Отче ждать не любит.
Сказав это, я натянул штаны и вышел вслед за отцом. Нашел я его на первом этаже наших хоромин. Отец сидел на кожаном диване, закинув ногу на ногу, и вертел стрелки будильника. Кстати, будильник был самым дешевым, память родителей о прошлой жизни. Не знаю почему, но с этим писклявым орудием пыток они упорно не желали расставаться. Перед отцом, на стеклянном столике, стоял стакан с уже разведенным "Алко Зельцером". Для меня. Выпив залпом снадобье, я упал рядом с отцом и откинул голову на спинку дивана. Глаза снова закрылись в ожидании чудодейственного эффекта адского зелья.
— Легче? — поинтересовался отец.
— Не, — проворчал я. — Нужно больше покоя.
— В гробу будет вечный покой, — усмехнулся язвительный отче.
— Мрачняк, — констатировал я.
— Твоя жизнь — мрачняк, — тут же парировал родитель. — Шалава твоя — мрачняк. Музычка твоя — мрачняк.
Я тут же открыл глаза и хмуро взглянул на отца.
— Вот только музыку не трогай, — уже привычно огрызнулся я. — Это серьезно.
— Универ — серьезно. — Ввернул, так же привычно, мой строгий родитель. — Твое будущее — серьезно, а музыка — фигня на постном масле. Мы не для того с твоей матерью такие деньги вбухиваем в твое обучение, чтобы ты дурью со своими дружками маялся, да этих вот, — отец кивнул в сторону второго этажа, — топтал в пьяном угаре.
— Па, я же не каждый день в таком состоянии, — возмутился я. — А это, — я тоже указал взглядом наверх, — давно не девица и знает, что делает.
— Конечно, знает, — рассмеялся родитель. — Тебя дурака окрутить хочет. Через пару недель заявит, что залетела, что делать будешь?
— Не полный идиот, предохраняюсь, — проворчал я. — Па, инквизиция окончена?
— Только началась! — рявкнул отец. — Меня достало твое раздолбайство! Сегодня же выкинешь все свои балалайки, сожжешь тетради с бездарными стишками и засядешь за конспекты! И чтобы больше ни одной дешевки в твоей постели. Хочешь бабу, женись, порядочная невеста есть на примете.
— Юркова что ли? — хохотнул я. — Уволь.
— Уволю, из дома, от кормушки, от банковской карты, — пообещал родитель.
А вот тут отец перегнул. Он принципиальный, я принципиальный, один корень. Взглянув на него исподлобья, я поджал губы, ожидая следующей реплики. Родитель не заставил себя ждать.
— Толпа тупых юнцов, орущие дурные песни — это не будущее, Влад. Когда-то я даже гордился, что у меня сын стихи пишет, но теперь вижу, надо было тогда еще тебя в ежовые рукавицы брать. А все твоя мать...
— Маму не надо приплетать, — вновь огрызнулся я, все более распаляясь. — И не надо оскорблять моих друзей. В конце концов, молодость дается на то, чтобы было, что вспомнить в старости. Я еще успею стать нудным пузатым мужиком, отчитывающим своего сына.
Отец демонстративно осмотрел свое подтянутое тело и иронично приподнял брови.
— Па, давай прекратим этот разговор...
— Отлучу от кормушки, — повторил отче.
— Да, отлучай! — взорвался я. — Мне достаточно лет, чтобы самому разобраться со своей жизнью. Если думаешь, что я держусь за твой кошелек, то глубоко ошибаешься! И учусь я там, куда вы меня с мамой отправили. Это было ваше желание, за него и платите, так что этой претензии не принимаю. Если нравится идея слияния с Юрковым, женись сам на его дебелой доченьке. Это моя жизнь, и мне решать, как она пройдет.
Отец с нескрываемым скептицизмом взглянул на меня и усмехнулся.
— А знаешь, сын, мне нравится твоя идея. Можешь идти на все четыре стороны. Поговорим через три месяца, расскажешь о своих достижениях. Можешь даже забить на универ, академку тебе возьмем. Устраивай свою жизнь, как хочешь. Считай, что мы заключили пари. Если за три месяца твоя музыка поможет тебе, и это я не об игре в переходе, ты выиграл. Если же нет, то через три месяца ты избавляешься от всего того хлама, которым завалена твоя комната, напяливаешь строгий костюм и женишься на Лизе.
— Насчет, Лизы возражаю, — буркнул я.
— То есть, ты заведомо уверен, что у тебя ничего не выйдет? — прищурился родитель. — Это ведь пари, сын. Если выигрываешь ты, я вкладываю в твою банду деньги. Проигрываешь, делаешь то, что я скажу. По рукам?
— По рукам, — кивнул я и пожал отцу ладонь.
— Я даже дам тебе начальный капитал, чтобы было, на что снять себе жилье, и чтобы не опухнуть с голода, — подмигнул отче. — Одежду бери, какую считаешь нужной. Даже машину можешь взять. Но на этом все. Встретимся через три месяца.
После этого родитель направился к входной двери, издевательски напевая "Марш Мендельсона". Я проводил его взглядом и снова откинулся на спинку дивана, прикрывая глаза. Запал еще не прошел, но похмелье мешало думать. Черт! Отче уверен в своей победе, уверен на железобетонные тысячу процентов, и это мне не нравится. Совсем не нравится, но нужно собрать раскисший мозг в кулак и разобраться в последствиях этого экстренного разбора полетов. Но сначала душ и кофе.
Поднявшись в свою комнату, я сразу столкнулся с кукольной мордочкой Светки. Она уже успела привести себя в порядок. В доме она не первый раз, так что знает, куда идти. Девица поднялась с кресла и направилась ко мне, покачивая бедрами. Я увернулся, меньше всего мне сейчас хотелось участвовать в ее играх с самолюбованием.
— Владик, — мурлыкнула девушка, обиженно надув губки.
— Малыш, меня озадачил родитель, давай не будем напрягать мой и без того напряженный мозг, — отмахнулся и скрылся за дверями ванной.
— Котик, — ручка двери дернулась, но я уже закрылся и усмехнулся, глядя на эти попытки прорваться.
Раздевшись, я встал под чуть теплые струи душа. Стало немного лучше. Позволив воде течь мне на лицо, я пытался думать. Выходило плохо. Шестеренки скрипели, но все-таки скрипели! Я мыслю, значит, я существую. Нет, не хочу существовать, не хочу плыть по течению, не хочу тянуть лямку, которую с отеческой заботой готовит мне отец. Это его планы, это его устремления, а я, как еще одно вложение, с которого он ждет заслуженные дивиденды. Андроид, который обязан отработать заложенную в него программу. Робот, которому дают право на небольшую погрешность, чтобы не заклинило процессор.
— Твою ж... — выругался я, стер с лица воду и открыл глаза.
— Ты что-то сказал? — тут же отреагировала Светка.
— Не тебе, малыш, — ответил я и опустился на дно ванны.
Откинув голову на белоснежный холодный бортик, я отбивал ладонью забойный ритм, пытаясь перейти от мыслей о несправедливости жизни к составлению плана, как жить дальше, чтобы утереть родителю нос. Климовы не сдаются, да, па? То-то. Вернувшись под душ, я закончил-таки процедуру собственного омовения, и уже более свежий вышел из ванной. Унылая мордочка Светки попыталась засиять, но я погасил ее энтузиазм одним движением.
— Кофе будешь? — спросил, напяливая свежее белье.
— Влад, что происходит? — вот только твоих вопросов мне и не хватало.
— Перемены, Светик, глобальные, — усмехнулся я и пропел припев из песни незабвенного Цоя:
"Перемен!" — требуют наши сердца.
"Перемен!" — требуют наши глаза.
В нашем смехе и в наших слезах,
И в пульсации вен:
"Перемен! Мы ждем перемен!"
— Что тебе сказал отец? — она решила не отставать.
— Он дал мне свободу, — хохотнул я, вышло немного нервно, но из песни слов не выкинешь.
— В смысле?
— Владик больше не будет поить тебя дорогими коктейлями, малышка, — подмигнул я. — И походов по клубам не будет. Начинается суровая реальность. Вопросы еще есть?
— Помирись, — предложила Светка.
— Помирись, женись и удавись на собственном галстуке, — тихо произнес я. — Вперед, исчадие танц-пола. Кофе, бутерброд и убираемся отсюда.
— Куда поедем? — деловито поинтересовалась она.
— Ты, куда хочешь, а я к ребятам, — ответил я и придал ей ускорение шлепком.
Вещи решил собрать потом. Еще надо узнать, сколько денег мне решил дать отец на первое время, от этого и будем плясать. Матери дома не было, что не означало, что дом пуст. Маман успела обрасти двумя горничными, которые теперь появлялись в самых неожиданных местах и в самое неожиданное время. Вот и сейчас одна из них объявилась на пороге кухни.
— Танюш, я сам, — отмахнулся я.
Она кивнула и исчезла. Пока кофеварка варила кофе, я состряпал несколько бутербродов с дорогущей ветчиной. Понты, млин. Впрочем, это жизнь моих родителей. Они могут жить ее, как им вздумается, есть, что вздумается, нанимать на работу, кого вздумается, даже на голове стоять в собственном джакузи, я начну свой путь.
— Вла-ад, — капризно протянула Светка. — Я хочу с тобой.
— Я тоже хочу с собой, — усмехнулся я. — Малыш, честно, появились проблемы, которые я должен решить. Ты ведь найдешь себе развлечение, правда? — и ответил прежде, чем она открыла рот. — Я в тебе не сомневался.
— Иногда ты меня жутко бесишь, — фыркнула она.
— Я иногда с собой вообще не уживаюсь, — я пожал плечами и поставил на стол чашки с кофе. — Приятного, Светик.
Она хотела еще что-то сказать, но я уже не обращал на нее внимания, вновь погрузившись в свои размышления. Жилье, пропитание — все это хорошо, особенно с начальным капиталом. Хуже другое, мне нужно пристроить нас с парнями куда-то за три месяца, в крайнем случае, себя любимого. Должен начать жить на собственные песни, превратить их из хобби в работу. Оно и к лучшему, давно пора начать двигаться вперед, а не буксовать на месте.
Из дома я выходил уже с надеждой, глядя в будущее. Выбрал в гараже "Ауди", что вызвало фырканье моей птахи.
— Можешь идти пешком, — предложил ей.
— Нет уж, спасибо, — она уселась рядом со мной, всем своим видом показывая, что черный хромированный монстр за нашими спинами ей бы подошел больше.
— Куда тебя? — поинтересовался я.
— Домой, — вздохнула Светка, и мы выехали на улицу.
Скинув временную подружку на Торжковской, я настроил радио на "Радио-Рокс", за неимением в машине любимой музыки, врубил звук, превращая бедняжку "Ауди" в бумбокс на колесах, и помчался в сторону Васильевского острова, где жил мой друг детства, юности и порочной молодости — Мишка Архипов. Он же соло-гитара в нашей группе с непривычным для слуха названием "Сателлит". Даже не могу сказать, откуда я взял это слово. Просто легло на язык и все. Парням понравилось. Я потом даже залез в энциклопедию, выудив оттуда определение слова "сателлит". Оказалось, так называли телохранителя в Древнем Риме. Забавно.
Увлекшись своими размышлениями, я чуть не пролетел на красный свет. Реакция у меня всегда была удивительной. Инстинкты на высшем уровне, срабатывают раньше, чем я успеваю подумать. В общем, до "Васьки" удалось добраться без приключений и разборок с ДПС и другими водилами, оно и к лучшему.
Выудив из кармана телефон, я, не глядя, набрал Мишку. Он ответил быстро, что уже радовало.
— Мих, ты дома? — спросил я без долгих предисловий.
— Угу, — промычал сонный голос приятеля.
— Я на подъезде, встречай, — и отрубил связь прежде, чем он успел еще что-то ответить.
Воткнув свою машину на свободное место в Мишкином дворе, я огласил двор пиканьем сигнализации и направился к подъезду. Мишка снимал комнату в старой коммуналке, куда прорваться без боя было невозможно. Потому своих гостей Миха встречал лично, так удавалось избежать ругани с противной бабкой — его соседкой, тетей Олимпиадой. Если пользовались звонком, эта юркая старушенция выбегала к дверям и орала, не открывая обшарпанные створы, угрожая полицией, мэрией и карой небесной. Легче было разбежаться и выпрыгнуть в окно, чем слушать визгливое дребезжание. Если же ты оказывался в святая святых, она из своей комнаты не высовывала носа, тихо ворча оттуда.
Мишка уже стоял в дверях, взлохмаченный и помятый, отравляя и без того не ароматный лестничный пролет запахом ядреного перегара. Поморщившись, я оттеснил его и вошел в замызганную коммуналку.
— Мих, сколько платишь за съем? — а что, комната дешевле, чем квартира. Хотя...
— Нормально плачу, — проворчал он, шаркая за мной. — Десятку, плюс коммунальные платежи. А что?
— Да, так... — я вошел в его комнату и усмехнулся, глядя на второе тело, растянувшееся на надувном матрасе.
Наш ударник, которого называли не иначе, как Штурм. В миру Штурм имел самое тривиальное имя — Петя, но предпочитал с гордостью носить прозвище, которое он получил за штурм дверей военкомата. Он очень хотел служить в армии, но был единственным из нас, кого туда не брали, совсем. И однажды, высосав литр горькой, наш друг и соратник пошел требовать справедливости. День был выходной, Штурм об этом благополучно забыл, и с надрывными криками бросался на закрытые двери военкомата. Ему потом даже полиция, тогда еще милиция, объясняла, что Родине Петр Семенов нужен в глубоком тылу. Штурм утер скупую мужскую слезу и махнул на армию рукой, а прозвище осталось.
Штурм открыл один глаз, посмотрел на меня и, издав невнятное восклицание, снова провалился в хмельное забытье.
— Ты чего? — Миха упал на постель не первой свежести, откуда раздалось недовольное женское ворчание.
Приглядевшись, я рассмотрел в сбившемся в кучу одеяле женскую ногу.
— Нужны идеи, — заявил я, падая на скрипучий деревянный стул. — Нам нужно продвижение. Пора миру услышать о "Сателлите".
— Офигеть, — восхитился Мишка, правда, выразился он более емко. — Ты такой умный и красивый врываешься в наше печальное утро...
— День, Миха, уже день, — поправил я.
— Это у тебя день, а у нас глубокая ночь, — не согласился мой вечный друг. — Ты врываешь и пытаешься смутить наши ослабленные умы.
— Пришло время, — упрямо повторил я.
— Вон окно, — махнул рукой приятель. — Открой и заори. Потом закрой, сядь на стул и закройся до полного пробуждения, моего.
На полу заворочался Штурм, затем сел, почесал свою многомудрую "репу", вдруг вскочил, рванул на себя раму и заорал:
— Сателли-ит!
— И на бис, — деловито кивнул Миха.
— Сателлит, вашу мать! — проревел Штурм и упал на матрас с чувством выполненного долга.
Мы с Мишкой проследили этот душевный порыв, переглянулись, и Миха развел руками:
— Ты счастлив?
— Пошли вы, — беззлобно отмахнулся я и включил телевизор.
Моя команда, сломленная ночным возлиянием, удовлетворенная моим временным затишьем, вернулась по своим местам. Бездумно переключая каналы, я упорно думал, как жить и что делать, когда мое внимание привлекли взрывы сценического фейерверка, алая надпись "Прорыв" и забойная мелодия на заднем плане. Бодрый голос вещал об отборочном туре на конкурсе молодых рок-групп "Прорыв". Запись альбома и контракт с крупной звукозаписывающей компанией, плюс пиар-агентство. Черт, то, что надо!
— Сателлит, подъем! — заорал я.
— Отвали, — простонал Миха.
— Сателлит! — проревел Штурм.
— Мы идем на "Прорыв"! — возвестил я, гордо улыбаясь, и получил подушкой по роже.
Лина
