Заклинательница бурь

Пролог

Александр Гротери, будущий владыка Северных Угодий и повелитель Северных Земель.

Я осторожно выглянул в коридор, убедился, что никого из слуг нет рядом, и устремился на выход. До желанной свободы оставалось всего несколько шагов. Три луча, и я уже за стенами замка. Ну, наконец-то. Я облегченно выдохнул, щелкнул пальцами, меняя одежду, и направился через главную площадь, вдоль улицы Торговцев, через мост Кузнецов, еще пять лучей и я на месте, перед большим, богатым домом с уютным садом, сейчас утопающем в снегу. Я обошел особняк, проскользнул в заднюю калитку и замер под окнами. Небольшой рыхлый снежок появился в руке сам собой, я прицелился и запустил его в окно на втором этаже. Вдох, два, три...

— Лисса, — позвал я, когда не последовало никакой реакции, а ждать больше не имело смысла. — Лисса. — Еще один снежок угодил в тоже окно, третье слева на втором этаже. И снова тишина. — Лисса, — я заметил, что нужное мне окно открыто, только когда третий снежок уже набух у меня в руке. Простое плетение, пару движений пальцами и передо мной замерла ледяная лестница. Взбежать по ней не составило особого труда, и через несколько вдохов я спрыгнул в знакомую до мелочей комнату. И тут же бросился к креслу в углу.

В нем, сжавшись в комок, обхватив руками колени и отвернувшись от меня, плакала Лисса.

Роскошная копна распущенных пшеничных волос полностью прятала от меня девушку.

— Лисса, — склонился я над ней, заключая дорогое лицо в ладони и поворачивая к себе, — милая, что случилось? — в темно-синих глазах стояли слезы, на щеках отчетливо виднелись мокрые дорожки. Она бросила на меня короткий взгляд и отвернулась, плечи в открытом домашнем платье задрожали сильнее.

— Ничего. Уходи Алекс, — сдавленно проговорила девушка.

— Лисса..., — я растерялся на несколько мгновений, просто стоял столбом и никак не мог сообразить, что мне делать. Нет. Уходить, само собой, я не собирался, но и как утешить ее не знал. А потом просто подхватил свою маленькую принцессу на руки и устроил у себя на коленях. — Девочка моя, поговори со мной. Расскажи, что случилось, я смогу помочь.

— Сможешь?! — вдруг крикнула она, вскакивая. Тонкие руки были сжаты в кулачки, плечи все еще дрожали. А я не мог, просто физически не мог смотреть в эти синие омуты полные слез. — Ты ничего не сможешь Алекс! Я поняла это вчера на балу. Я не хочу тебя видеть, я не хочу тебя слышать, уходи, убирайся из моей жизни. Оставь меня в покое!

— Ли, — я встал рядом с ней, заглянул в глаза, от которых захватывало дух и бросало в дрожь, осторожно положил руки на плечи, — милая, не обижайся. Я же обещал тебе, осталось потерпеть совсем немного.

— Немного?! Я устала ждать Алекс, я устала встречаться вот так, тайком, — взмахнула она рукой, — я устала врать родителям и подругам. И я устала смотреть, как ты улыбаешься и обнимаешь других. Ты не отходил вчера от этой горгульи ни на шаг, ты весь вечер провел с ней. А меня словно не было!

— Лис, — я провел рукой по нежной щеке, стирая очередную слезинку, — осталось всего два сумана, и мы убежим. Уже все почти готово, я нашел артипа, который согласился нас соединить, договорился с Родериком, чтобы нас не поймали раньше времени. Осталось совсем немного утрясти последние детали. Потерпи немного, милая. Мне тоже нелегко.

— Нелегко? — сощурилась юная виконтесса. — Что-то я вчера не особо заметила, как ты страдаешь.

— Ну что ты такое говоришь? — улыбнулся я, обнимая свою ревнивицу. — Глупая, ты же знаешь, мне кроме тебя никто не нужен.

— Правда? — она посмотрела на меня так доверчиво с такой надеждой, что я просто не удержался и очень легко, едва замено коснулся ее губ и тут же отстранился, неимоверным усилием сдерживая свои порывы. Лисса краснела даже, если мы просто долго обнимались, что уж говорить о поцелуях. Вот и сейчас она спрятала покрасневшие щечки за завесой волос, почти убивая меня этим, сводя с ума.

Сокровище мое.

— Правда. Я же никогда тебя не обманывал.

— Я люблю тебя, мой принц! — она на миг обхватила меня руками, крепко прижавшись юным, соблазнительным телом, а я закрыл глаза, наслаждаясь. Я до сих пор не мог поверить своему счастью. Ли сразила меня почти сразу, как только я ее увидел, такую нежную, такую невинную, добрую.

— Расскажи мне, — я провел ее к дивану и сел напротив, сжимая руки в кулаки. С каждым днем все сложнее и сложнее становилось бороться с искушением, — чем ты занималась сегодня? — Ли вытерла лицо платком и лучезарно улыбнулась. Боги, дайте мне сил.

— Ой, представляешь, Шимера меня сегодня не смогла добудиться..., — я слушал свое сокровище, а сам в голове прокручивал детали побега. Снова и снова.

Уже скоро, совсем чуть-чуть.

Софи из ковена Неприкасаемых

— Давай, Софи, я слушаю тебя, — метресса Маришка остановилась напротив меня, я рассматривала кончики ее туфлей и собиралась с духом. Поднимать голову в присутствии метресс запрещалось, смотреть им в глаза тем более. Но сейчас мне это на руку, Маришку я боялась всегда, с самого детства и с самого детства безуспешно боролась с этим страхом.

— Не верить. Никому и никогда, — начала я, наконец, справившись с голосом. — Не испытывать привязанностей ни к кому и никогда. Не желать и не чувствовать. Единственная воля, единственный закон — это слово Неприкасаемой Неменет. Мое тело — в ее власти и власти ковена, мои мысли — в ее власти и власти ковена, мой дух и сила — в ее власти и власти ковена. Я живу во благо ковена. Без ковена меня нет. Без воли Неприкасаемой Неменет меня нет. Меня нет ни в одном из миров и ни в одном из времен. Я существую только внутри ковена. Моя плоть — гниль и яд, мои мысли — сумрак и смерть, мое лицо — наказание и проклятье. Мое...

— Хорошо, — оборвала меня Маришка. — Каково предназначение любой обитательницы ковена?

— Служить Неприкасаемой Неменет, хранить и передавать знания, искать новых Неприкасаемых, чтобы радовать Неменет, множить ее силу, распространять ее волю.

— Хорошо, — снова безжизненным голосом отозвалась Маришка. — Ты слышала Камина? — обратилась метресса к стоящей на коленях возле алтаря прислужнице. — Ты нарушила все правила, ты предала свою богиню и свой ковен, ты даже осмелилась его оставить. Софи, можно ли оставить ковен?

— Нет, метресса, — отозвалась я. — И в жизни и в смерти Неприкасаемая ведьма служит ковену.

— Что заставило тебя, пойти на этот шаг, Камина? — зашелестели трава под ногами женщины, и метресса повернулась к осужденной. Суд почти подошел к концу. Осталось совсем немного.

— Я хотела жить, — прозвучал голос ослушавшейся. — Вам не понять, никому из вас не понять.

— Объясни, и может, мы помилуем тебя.

— Объяснить вам? — какой-то резкий, хриплый звук разнесся над поляной. Отрывистый, как крик животного, но не крик. — Проще перевернуть Мирот вверх дном, чем объяснить вам, что такое жизнь. Я хотела смеяться, чувствовать, любить. Я хотела посмотреть мир, и чтобы мир посмотрел на меня. Я хотела попробовать мужчину, испытать жар поцелуев и объятий. Я хотела плакать и знать, что такое боль. Я хотела танцевать, петь, я хотела иметь подруг. И знаешь что, старая ты ведьма, оно того стоило! Каждый шаг, каждый вдох без вас того стоил! — она говорила, а я все больше хмурилась под своей вуалью, стараясь понять, стараясь услышать. Каждое ее слово казалось дикостью, богохульством. В каждом ее слове была капля яда-предательства, но отчего-то каждое ее слово било по мне и ранило. Она кричала, а мне хотелось заткнуть уши, отвернуться, куда-то убежать, но я лишь глубже вздохнула, оставаясь на месте.

Скоро все закончится.

И будто откликаясь на мою просьбу, наконец-то, над поляной взошла луна и Маришка, Аташа, Верейла, Саприна, и Цитера окружили виновную, вскинули вверх изогнутые сверкающие кинжалы, принялись монотонно объявлять приговор.

— Камина из ковена Неприкасаемых, за нарушение законов, за предательство Богини, за осквернение тела, духа и мыслей, за полтора проведенных года вне ковена, ты будешь принесена в жертву. Твоя кровь и твоя жизнь будет отдана Неприкасаемой Неменет в знак извинения и раскаяния.

— Ха! Я не раскаиваюсь и тем более не извиняюсь! Мне насрать на вашу богиню, — в кругу прошелестел испуганный шепот, я плотнее сжала челюсти. Да как она может?! Как только может так говорить?!

— Софи, — обратилась ко мне Маришка.

— Это не ты, это мы извиняемся перед Богиней за то, что пустили в ковен неверную, за то, что не справились с задачей, не разглядели и не поняли.

— Вы все сдохнете, — прошипела Камина, а Верейла уже опутала ее руки заклятьем, подняла преступницу в воздух над алтарем, потянув из меня и из стоящих рядом со мной послушниц энергию необходимую для Призвания. Было как всегда больно, но не так, чтобы очень. В этот раз.

Несколько вдохов прошло в тишине, мы и метрессы концентрировались, но вот плетение набрало достаточно сил и в воздух взлетели кинжалы. Предательница задергалась, застонала, пытаясь порвать невидимые путы, но лишь туже затянула вокруг себя нити плетения. Здесь сейчас весь ковен. Ей с нами не справиться. Блестело и сверкало оружие в свете луны, так же как и мы все, ожидая крови.

Вдох.

И все будто видится по-другому. Очень медленно, невероятно медленно.

Вдох.

Запястья и горло Камины перерезаны, кровь густым, темным потоком льется в чашу на алтаре, метрессы шепчут Призвание Неменет, сбрасывают свои мантии и начинают двигаться в диком, ломаном танце у алтаря. Их тела — как белые, размытые пятна на фоне черноты леса, их голоса набирают силу, звенят и гремят, разносятся над поляной. А мы стоим, глядя на то, как ускользает жизнь из бывшей послушницы, и считаем. Считаем вдохи и выдохи предательницы.

— Десять, одиннадцать... пятнадцать, шестнадцать..., — шепчут губы. Я не отрываясь, смотрю на Камину, просто не могу отвести взгляд, хотя в какой-то момент мне этого безумно хочется. Хочется до такой степени, что я даже осмеливаюсь дернуться в сторону, но вовремя одергиваю себя. Нельзя. Нельзя. Надо смотреть, надо видеть, чтобы понимать и помнить. Всегда помнить каждую строчку из Завета Неменет.

— Двадцать, двадцать восемь, двадцать девять, тридцать, тридцать один, тридцать... Нет, все же тридцать один, — я слышу, как затухает сердце в ее груди. Последний слабый толчок, последняя судорога по обнаженному телу и она больше не дышит. Вот так, всего тридцать один вдох. И глаза предавшей на веки закрываются, сердце больше не бьется в груди. В кругу проносится облегченный выдох, а затем жадный, громкий вдох, как подтверждение того, что мы живы и готовы и дальше служить своей богине. Голоса метресс похожи на раскаты грома, танец — на обезумевший ветер. Сияет алтарь, гудит вокруг воздух, земля наполняется силой, сверкает в небе луна. А в воздухе все еще висит девушка. Мертвая девушка.

Камине было девятнадцать.

Глава 1, ч1

Александр Гротери, владыка Северных Угодий и повелитель Северных Земель.

Какой-то непонятный звук ворвался во все еще спящее сознание и тут же отозвался болью в воспаленных мозгах. Башка раскалывалась, во рту было сухо, как у василисков в пустыне, а гомон и гул голосов во дворе действовал на нервы.

Я попробовал пошевелиться, но тут же оставил эту затею — мне мешало чье-то тело. Мягкое и теплое. Женское, судя по всему. Что ж уже радует.

— Алекс, — раздался шепот от двери. Теперь бы разобраться, кому принадлежит этот голос. — Алекс! — донеслось уже чуть отчетливее, но все равно шепотом. Я услышал стук маленьких каблучков и шорох ткани возле кровати. Хозяйка слишком громких туфелек направилась вглубь комнаты и остановилась, судя по звуку возле балкона. Через миг сквозь плотно сомкнутые веки пробились солнечные лучи, я стиснул зубы, но вида не подал. Может, уйдет и оставит меня болезного в покое? — Александр! — снова звук шагов и шорох юбок. Закрались нехорошие подозрения, — Александр Гротери, владыка Северных Угодий и повелитель Северных Земель! — раздалось над самым ухом в полный голос. Я мысленно застонал. Софи. — Я знаю, что ты уже не спишь, — откуда бы? — и если ты сейчас же не встанешь, я запущу под одеяло ледяных пчел!

Я осторожно выбрался из-под одеяла и, медленно разлепил глаза и укоризненно посмотрел на Заклинательницу Бурь.

— Почему ты всегда такая строгая, Софи?

— Я строгая? — она сдернула с меня, точнее с нас покрывало, отшвырнула его в сторону и села в кресло, отведя глаза от обнаженного тела Ирмы. — Это не я строгая, это ты — раздолбай, — вздохнула она. — Когда ты уже женишься?

— А когда ты, наконец, согласишься? — утро началось с обычной перепалки. Я сощурился, в ожидании ее привычного ответа.

— Когда увижу крылатого единорога и когда ты, наконец, повзрослеешь, — просто слово в слово, никаких вариаций и неожиданностей. Я вообще иногда сомневался, что Софи имеет представление о том, что значит "неожиданность". Спокойная, предсказуемая, рассудительная, строгая. У нее все под контролем, все по плану.

Я со стоном сполз с кровати, прикрыл спящую любовницу, надел халат и сел в кресло напротив. Ведьма все еще смотрела в окно.

— Крылатых единорогов не бывает, ты же знаешь, — усмехнулся я.

— Знаю.

— Признайся, ты просто не хочешь замуж.

— Не хочу, — кивнула Софи, так и не повернув ко мне головы. — Собственно, никогда этого не скрывала. И потом, если я выйду замуж, что станет с тобой?

— А что станет со мной? — выгнул я бровь, разливая по чашкам смородиновый отвар.

— Ты в собственном замке заблудишься, — улыбнулась она, бросив, наконец, на меня быстрый взгляд. В карих глазах на миг мелькнуло и исчезло ехидство. Редкий случай для Заклинательницы.

— Буду ходить с картой, — проворчал я, пододвигая к ней ее чашку. — Ты пришла, потому что соскучилась или есть какая-то веская причина?

— Сам как думаешь? — едва заметно дернула она плечом.

— Ах, — я наигранно схватился за сердце, — ты же знаешь, я всегда надеюсь на первый вариант. — Честно говоря, я сам не совсем иногда уверен, почему каждый раз ее подкалываю, почему за семь лет так и не смог смириться с тем, что она никак не реагирует ни на меня, ни на мои выходки. Просто, это казалось каким-то...естественным, что ли, дразнить ее.

— Подумай, хорошенько, — маленькие ручки обвили чашку, — и я уверена, ты поймешь всю несостоятельность и безосновательность своих надежд. Ну и может, все-таки вспомнишь, какой сегодня день, — а какой сегодня день? Вчера был...

— А что б тебя! — я подскочил, как ужаленный, двумя огромными глотками допивая обжигающий отвар. От моего возгласа зашевелилась фаворитка. Вот же ж..! Я подхватил с пола ее платье и бросился к кровати. — Ирма, милая, прошлая ночь была великолепна, но тебе пора к себе, — я, не церемонясь, стащил любовницу с постели, поднял на ноги и впихнул ей в руки одежду. Ирма смотрела на меня ничего непонимающим взглядом и не шевелилась. Пришлось подхватить ее под локоток и задать направление. Я почти уже вытолкал девушку за дверь, как за моим плечом нарисовалась Софи.

— Идите в душ, мой Повелитель. Я обо всем позабочусь, — ведьма отцепила от меня ручку фаворитки и мягко подтолкнула в спину. Как всегда. Софи права: я не знаю, чтобы без нее делал. Душ я принял просто в рекордные сроки, залпом проглотил сразу пол пузырька анти-похмельного зелья и выбрался из ванной. Заклинательница спокойно потягивала отвар.