Обгоняющий бурю

Глава 1.

— О-о-о, моя голова! — Тристан со стоном открыл глаза и уставился в низкий потолок каюты. Сбоку скрипнуло кресло, и ворчливый женский голос произнёс:

— Так, как вчера, ты никогда ещё не надирался! Мы с Розиной еле дотащили тебя, бугая, до причала! Удивительно, как не уронили со сходней в воду.

Тристан, преодолевая туман в голове и разрывающую мозг боль, насторожился: — а где был вахтенный?

— Вот он-то и помог затащить тебя на "Обгоняющего". Вдвоём с Розиной мы точно бы уронили тебя в воду! И, акулы тебя сожри, Тристан, зачем ты затеял драку с тем желторотым юнцом??

Не отвечая, Тристан откинул одеяло, намереваясь сесть на узкой койке, но тут же снова укрылся: — почему я голый, Жанетта?? Вы что, попользовались мной, пока я был в отключке? — Он расхохотался.

Жанетта презрительно фыркнула: — ну, ты слишком высокого мнения о своих способностях, молодчик! Взгляни на это ничтожество! — С этими словами она сдёрнула с него одеяло и ткнула пальцем в его мужское достоинство, хотя и довольно большое, но вялое и безжизненное.

— оставь его в покое, Жанетта, — ничуть не смутившись, пробурчал Тристан, — нам обоим требуется основательный отдых. И, всё же, зачем вы меня раздели?

— Раздели, потому что ты, набравшись в кабаке как свинья, потом так же, как это животное, не пропустил ни одной грязной лужи. Мы с Розиной вытаскивали тебя из одной, а ты упорно падал в другую! Так что, прежде чем тащить тебя в каюту, мы содрали с тебя те мокрые грязные тряпки, которые были твоей одеждой, и вылили на тебя пару вёдер забортной воды!

— Я понял, что вы, дочери каракатицы, сделали всё, чтобы уронить авторитет своего капитана в глазах команды!! — рявкнул он. Сидящая в кресле рыжеволосая, коротко остриженная женщина лет сорока с резкими чертами лица презрительно и насмешливо повела плечом, но ничего не сказала. Продолжая бурчать что-то невразумительное, Тристан встал и, пошатнувшись, ухватился за её плечо. Она снисходительно похлопала его по руке:

— помочь тебе одеться?

Что-то невнятно пробормотав, он, пошатываясь, как был, нагишом, направился к стоящему у противоположной стены рундуку. Жанетта окинула его взглядом, восхищаясь его мускулистым телом, длинными ногами и широкими плечами. Он был высок и силён. На руках и груди бугрились мышцы, развившиеся от длительной и тяжёлой работы с парусами. Тёмные, с рыжиной, жёсткие, густые и коротко остриженные волосы, твёрдые скулы и упрямый подбородок, холодно глядящие серые глаза на загорелом обветренном лице и иронически изогнутые тонкие губы — таков был Тристан д"Перейра, двадцатисемилетний капитан брига* "Обгоняющий бурю".

* * *

— Итак, моя дорогая, я спрашиваю тебя: где вы с братцем были вчера вечером? Твоя подруга Джен, которую вы, якобы отправились навестить, вчера сама навестила нас и просидела два часа в гостиной, дожидаясь тебя и развлекая меня разговорами! — Сидя в глубоком кожаном кресле, госпожа Лавиния Лассард строго взирала на дочь, которая стояла посреди комнаты, опустив глаза и нервно теребя в руках лёгкую шёлковую шляпу с широкими полями и небольшим букетиком фиалок, приколотым сбоку тульи.

— Мама, я..., мы с Антуаном правда хотели заехать к Джен..., — Диана, хорошенькая светловолосая девушка, прикусила розовую нижнюю губку и не поднимала глаз от пола, — но... — она лихорадочно соображала, что такое сказать матери, чтобы та поверила. В самом деле, не сознаваться же, что она уговорила Антуана отправиться в "Пасть кашалота", низкопробный и грязный кабак, где столбом стоял дым от "весёлой травки", где рекой лился джин и крепкий контрабандный ром, а за грязными, липкими столиками громко хохотали, ругались и орали пьяные моряки, обнимающие продажных женщин.

Антуан, только накануне произведённый в чин младшего офицера и приехавший домой в краткосрочный отпуск по случаю окончания Имперской Морской Академии, и сам был не прочь покрасоваться перед публикой в новеньком, с иголочки мундире с витым аксельбантом через плечо. Он охотно согласился, и, преисполненный собственной значимости, важно кивнул вышибале, насмешливо поклонившемуся им у входа в кабак.

Сидя за столиком и стараясь не прикасаться к нему, Диана с лёгкой опаской поглядывала по сторонам. На них не обращали внимания. Дикий шум, визг и пронзительные голоса полураздетых женщин, многие из которых сидели на коленях у моряков, полосы дыма от трубок, сигар и самодельных папирос, сладковатый запах наркотической травки, громкая грязная брань и взрыв смеха, последовавшего за ней — Диане не верилось, что всего в нескольких кварталах отсюда по чисто вымытым тротуарам благовоспитанно гуляют хорошо одетые мужчины и женщины, негромко журчат гладкие округлые фразы, прерываемые деликатным смешком.

Внезапно она почувствовала чей-то тяжёлый взгляд. Она вздрогнула и испуганно посмотрела по сторонам. Через три столика от них на неё в упор уставился рослый моряк. Она почувствовала, как холодные, серые, цвета зимнего моря глаза нагло рассматривают её. Его рот был жёстко сжат, а тёмные густые брови сошлись на переносице. Сидевшие за его столиком женщины что-то говорили ему, но он не слушал, глядя прямо ей в глаза.

Диана вспыхнула, залилась румянцем и отвернулась. Но тут же услышала, как отодвигается свободный стул за их столиком, а в следующую минуту она увидела, как моряк усаживается рядом с ней.

Он был высок и широк в плечах. Выцветшая ветхая рубашка натянулась на груди и, казалось, вот-вот разойдётся по швам. Грязный шейный платок небрежно завязан грубым узлом. Он наклонился к ней, и на Диану пахнуло ромом и табаком: — брось этого разнаряженного молокососа, крошка, и пойдём со мной! Клянусь всеми парусами "Обгоняющего", я гораздо лучше его!

А затем разразилась самая ужасная и дикая драка, какую только можно представить! Порядком набравшийся джина Антуан решил вступиться за честь сестры, но силы были слишком неравны. Ему удалось пару раз ударить моряка. Один раз в живот и один — в челюсть, но, кажется, тот даже не почувствовал. Тогда Антуан схватил тяжёлую скамейку, на которой они сидели, и попытался обрушить её на противника. Тот, шутя, перехватил её и так сжал руку парня, что он скривился от боли и упал на колени. Моряк занёс над ним кулак, намереваясь окончательно вышибить из молодого человека дух, но Диана громко завопила и повисла на его руке, плача и лепеча что-то непонятное. Мужчина удивлённо посмотрел на неё и опустил руку, а потом вздёрнул Антуана за шиворот и усадил на стоящую рядом скамейку. Диана выпустила его руку, которая показалась ей вырубленной из камня, так тверды были мышцы на ней. Неожиданно моряк улыбнулся, но сказать ничего не успел. Сквозь окружившую их толпу вопящих, хохочущих зрителей протолкался вышибала, а следом за ним шли две женщины, которые сидели вместе с моряком. Они подхватили своего спутника под руки и потащили к столику, а вышибала шёл следом и грязно ругался. Моряк оглянулся через плечо на Диану и крикнул: — я всё равно найду тебя, крошка! Ты от меня не скроешься! — Он покачнулся и чуть не упал, потянув за собою женщин. Напуганная и заплаканная Диана схватила брата за руку:

— Уйдём отсюда поскорее, Антуан, пока его отвлекли!

Они торопливо выскочили из кабака, а вслед им неслись крики, смех и громкий свист.

— Диана? Ты слышишь меня? — строго повторила мать, и девушка очнулась от неприятных воспоминаний:

— мама, пожалуйста, не сердись на нас! Мы долго бродили по парку, а потом..., в общем, так получилось, что мы проходили мимо портового кабака, и какой-то пьяный моряк напал на нас и... они с Антуаном подрались!

— Что-о? — Госпожа Лавиния вскочила на ноги, — а где была стража?! Ты должна была кричать так громко, как только ты и умеешь! Или ты и сама кинулась в драку??

— Ну что ты, мама! — Юная девушка потупила фиалковые глазищи, всем видом демонстрируя, что подозрения её матери оскорбительны и беспочвенны. Но госпожу Лавинию это не смутило. Слишком хорошо она знала свою дочь и отлично помнила те времена, когда двенадцатилетняя Диана, одетая в старые штаны старшего брата и его старую же, с подвёрнутыми рукавами куртку поздно вечером вылезала в окно своей спальни на втором этаже, используя в качестве верёвки жёсткие стебли плюща, которые тянулись до самой крыши. Внизу её уже ждала ватага таких же сорванцов во главе с её старшим братом, Антуаном. И в то время, когда родители, госпожа Лавиния и её муж, достопочтенный господин Анфельд, мирно спали в своей постели, их дети с гиканьем и воинственными воплями то отбивали нападение морских разбойников на крепость, коей служила большая, испещрённая провалами и гротами скала на окраине их небольшого городка, а то, подняв самодельные паруса, на утлой фелюге пускались в опасное морское путешествие на поиски сокровищ. В команде отчаянных храбрецов Диана пользовалась уважением и, вместе со всеми, конопатила дыры в бортах фелюги, а также, обдирая в кровь ладони, тянула снасти и ставила паруса.

Сокровищ они не нашли, потому что уплывать далеко не решались. Но вот однажды, когда их дружная команда вышла в море, внезапно налетел ветер и потащил фелюгу прочь от берега. Ребята испугались, но их бравый капитан Антуан не растерялся. Он громовым голосом отдавал команды, и юные матросы бросились убирать паруса, а капитан подбадривал их сочными морскими ругательствами.

В ту ночь Диана с братом не успели вернуться вовремя домой. Когда они утром, насквозь мокрые, с ободранными ладонями, тихонько проскользнули в дом, их встретила бледная, растрёпанная, заламывающая руки и с лицом, опухшим от слёз, госпожа Лавиния, и такой же бледный, хватающийся за сердце господин Анфельд.

Они были сурово наказаны. Шестнадцатилетнего Антуана выпороли кожаным матросским ремнём, который хранился в доме в память о молодости отца, а Диана получила от матери две пощёчины и поток слёз и упрёков. Кроме того, им было запрещено в течение месяца покидать их комнаты, за исключением посещения классной, когда приходили учителя.

Через год Антуан сдал вступительный экзамен и был зачислен в Имперскую Морскую Академию.

Госпожа Лавиния понимала всю тщетность попыток воспитать из дочери благородную утончённую девушку, чьи устремления направлены на привлечение выгодного жениха. Она напрасно пыталась привить Диане любовь к сентиментальным романам, нежным слезливым песенкам, которые её подружки любили наигрывать на фортепиано. Не умела девушка рисовать пухлых розовощёких ангелочков и томных, в дымке лёгкого флёра, акварелей. Её редкие рисунки были исполнены резкими мазками, а изображалось на них, как правило, бушующее море, корабль, идущий на всех парусах, флибустьеры со зверскими лицами и кривыми саблями в руках.

Она не любила длинные шёлковые платья с корсетами и многочисленными кружевными оборками и предпочитала им старые, собственноручно обрезанные ею штаны Антуана и его же выцветшие хлопковые рубашки, рукава которых она закатывала до локтя.

Сейчас она теребила в руках хорошенькую лёгкую шляпку, и госпожа Лавиния видела, что дни изящного дамского изделия сочтены.

Мать решительно поднялась с кресла, в которое, было, снова присела: — я иду к Антуану! Возможно, ему требуется помощь доктора! — Диана не собиралась оставлять её наедине с братом и двинулась вслед за нею. Главное было предупредить его, чтобы он не проболтался о "Пасти кашалота". Если родители узнают, где они были — разразится ужасный шторм!

Госпожа Лавиния, несмотря на приятную полноту, легко поднималась по лестнице на второй этаж. Дочь понуро плелась следом. Мать открыла дверь в комнату сына и устремила на него встревоженный взгляд: — Антуан, Диана сказала, что вчера ты подрался с моряком?? — Тот бросил обеспокоенный взгляд на сестру, и она пришла на помощь:

— Антуан, я призналась маме, что мы нечаянно забрели в порт, а там на нас напал какой-то пьяный моряк! Ты здорово его поколотил, но и тебе досталась пара тумаков! — Она усиленно подмигивала ему и делала "большие глаза" за спиной матери, боясь, что брат раскроет её враньё. К счастью, он понял и важно сказал:

— всё в порядке, мама! Конечно, у меня есть синяки, но, как офицер, я не мог равнодушно пройти мимо пьяного хулигана!

Диана прыснула и тут же зажала себе рот обеими ладошками. Несмотря на то, что брат был старше, он совершенно не умел врать и его выдумки всегда отличались некоторой примитивностью. Всё же девушка горячо любила его и всегда спешила на выручку, когда он попадал в щекотливую ситуацию.

______________________________________________

Бриг* — двухмачтовое судно с прямым парусным вооружением фок-мачты и грот-мачты, но с одним косым гафельным парусом на гроте — грота-гаф-триселем.

Глава 2

Империя Морского Дракона была громадной и объединяла земли Северного и Восточного побережий. Собственно, она была одна и именовалась, обычно, просто "Империя". Официально считалось, что основателем её был Морской Дракон, умеющий принимать человеческий облик и взявший в жёны человеческую женщину. Их потомки объединили Восточное и Северное побережья и создали Империю.

Западным побережьем правил Триумвират, и оно не входило в состав Империи. Время от времени два государства воевали. Но если Империю, имеющую значительную территорию, населяли торговцы, ремесленники и рыбаки, то Западное побережье облюбовали флибустьеры или их остепенившиеся потомки, которые, тем не менее, неплохо управлялись с саблей и пистолем. Чаще всего именно Империя нападала на своих беспокойных соседей. Но войны заканчивались, а противники, оставшись при своих интересах, потихоньку отстраивали разрушенные города и посёлки. Возможно, войны были бы более опустошительными и кровавыми, но Империю и Триумвират разделяло море. Оно не имело названия, а также начала и конца и называлось просто "Море". Люди ютились по его берегам, и вся их жизнь была связана с ним. Бескрайность Моря вызывала священный трепет и заставляла людей молиться ему и почитать его превыше всех земных богов. Они верили в Морского Владыку, в руках которого была их жизнь и смерть.

Новорожденного обмывали морской водой, после смерти человека его тело сжигали на погребальном костре, а затем жрецы развеивали прах над Морем.

Суша была освоена плохо. Вглубь Восточного побережья, раскинулись луга, сады и засеянные зерновыми культурами поля, кое-где перемежающиеся посёлками и деревнями. Северное побережье, с его длинными суровыми зимами, холодными туманами, наползающими с Моря, угрюмо встречало гостей высоченными терриконами угольных и рудных шахт, возвышающихся позади рыбацких и горняцких посёлков. А ещё дальше, вглубь материка, устремлялись бесконечные хвойные леса.

За садами и полями Восточного побережья и терриконами и лесами Северного протянулись большие пространства неосвоенных земель. Редкие путешественники рассказывали о бескрайних степях с высокой, в пояс, травой, где паслись многотысячные стада невиданных животных. Спокойные, неторопливые реки пересекали степи, устремляясь к Морю. Одна из них, полноводная Гана, обеспечивала пресной водой родной город Дианы, Ганевежис.