Ёлка и мыслин хвост

Американские дети,

приглашённые на кремлёвскую ёлку,

поседели от страха,

когда погас свет и русские детки,

радостно хлопая в ладошки,

начали вызывать Угрюмого Мертвеца:

— Dead Morose! Dead Morose!

— Андрей Фёдорович!

— А?.. — вздрогнул Андрей.

— Ёлка начинается, уже все детишки собрались!

Андрей досадливо отмахнулся: эта ёлка... Он всё никак не мог поймать мысль за хвост, вот уже почти неделю, а надо идти — ему навязали роль Деда Мороза, обещали три дня отгулов за неё. Он нехотя оторвался от экрана компьютера:

— Иду...

Встал, нашёл костюм. Случайно глянул на часы: ой! уже действительно пора! Накинул красный халат, прикрепил бороду и усы, нахлобучил шапку. Едва не забыл посох, схватил его и, вытащив из кармана слегка помятую бумажку с речью, поспешил в зал, на ходу перечитывая слова:

Не видать ни зги,

Ёлочка, гори!

В зале копошился народ: детишки сотрудников и персонала, кое-кто пригласил и соседских детей. Чем больше было заплативших за билет, тем дешевле обходился праздник, к тому же — веселее, когда больше ребятни. Малыши сновали взад и вперед, вырывались из рук пытающихся их успокоить родителей, прыгали, изо всех сил топая ногами, отчего шары, висящие на ёлке, норовили присоединиться к колотым кусочкам сородичей на подоле Дед-Морозова халата.

Увидев Андрея, зазвенела в колокольчик Снегурочка — секретарша и, естественно, давняя любовница шефа, женщина лет слегка за сорок, сухая как вобла и с помятым лицом. От неё пахло смесью крепкого табака, дешёвого коньяка и духов "ландыш майский". Андрей поморщился: не могли снегурочку помоложе выбрать. Вместе со звоном в зале поднялся невообразимый визг, но тут Андрей вспомнил про посох в левой руке и грохнул им об пол. Сразу воцарилась тишина.

— По лесам, полям и горам, — начал Андрей — По родным своим просторам, к вам я, дети, долго шёл, и устал, как старый вол.

Тут Андрей на момент запнулся, поняв, что сказал что-то не то, но стоявшая сзади Снегурочка зашипела ему:

— Дальше, дальше...

И Андрей продолжил:

— А теперь я отдохну, и на вас я посмотрю, как вы пляшете, поёте, наизусть стихи орёте... — Он опять запнулся, но тут же нашёлся: — Ну ка, ты вон — он указал пальцем на рыженького мальчугана прямо напротив него с мышиными ушками на голове, — выходи, да всю правду доложи: я ль на... хм... — он замолк, сообразив, что это из другой оперы, но быстро нашёлся: — нужнее всех на свете? Отвечайте громко, дети!

— Ты-ы-ы-ы-ы!

Дети заорали так, что он вздрогнул и выронил бумажку с речью, на которую периодически поглядывал, то и дело вынимая из кармана. Все принялись смотреть на плавно пикирующую на пол шпору Деда Мороза. Андрею стало неловко, и он наступил на неё ногой.

— Ну, тогда мне расскажи, — снова обратился он к рыженькому, — стих про ёлочку и... жизнь...

Мальчик шагнул в центр и громко запищал:

— Я — мышонок, в Новый Год собираю свой народ, хороводы мы ведём, пляшем, песенки поём!

— Молодец, — похвалил Андрей, — вот тебе за это! — Он сунул рыжему леденец на палочке, протянутый Снегурочкой. — А кто мне споёт и спляшет?

Дети начали выступать кто во что горазд. Андрей замотался, выдавая им подсовываемые престарелой внучкой леденцы на палочках, хлопая в ладоши, водя хороводы. Наконец, Снегурочка позвенела в свой колокольчик и, дождавшись относительной тишины, спросила:

— Дедушка Мороз, а что это у нас ёлочка такая хмурая стоит? Почему она не улыбается, не сверкает цветными огоньками?

Андрей сунул руку в карман за речью, потому что за хороводами вконец забыл, что надо говорить, но шпоры там не оказалось. Перед глазами смутно мелькнула картинка падающего листка. Андрей поспешил на то место, где уронил его, но там тоже ничего не было: затоптали. Или уборщица, пришедшая на праздник с внуками, по профессиональной привычке подняла и выбросила, решив, что нечего мусор разводить на празднике. Метнулся было обратно спросить Снегурочку, что надо говорить, потому что полный сценарий находился у неё под мышкой, но партнёрша, подняв руку с сигаретой, уже выходила из зала. Ничего не оставалось, как попытаться простимулировать мыслительный процесс, запустив руку под шапку и почёсывая запотевшую голову. Кое-как процесс запустился, но не в ту сторону: перед глазами чётко встало изображение неудающейся программы. Она медленно ползла вверх, поднимая снизу процедуры, и Андрей вдруг понял: вот в этом месте нужно убрать тег, а вместо него поставить пробел. От злости, что потерял на поиски этой ошибки неделю, он забыл, где находится, и громко выругался сам на себя:

Вот пробел меня дери!

Тег сто первый убери!

Электрик в смысл сказанного вдаваться не стал: он менее часа назад выпил со Снегурочкой коньяка, причём, гораздо больше, чем она. К тому же, находился в расслабленном состоянии после эскстримального секса с ней же в кабинете шефа. В речи Андрея он почувствовал руководство к действию и сунул штепсель от ёлочной гирлянды в розетку.

Ёлочка зажглась под восторженные вопли детворы. Андрей, увидев возвратившуюся Снегурочку, решил, что теперь какое-то время обойдутся без него, и поспешил в кабинет убирать сто первый тег. Проходя мимо обкурившейся партнёрши, он буркнул:

— На перекур, если что — я у себя.

Снегурочка глубокомысленно кивнула царственной головой в кокошнике с прикреплёнными к нему двумя искусственными косами. Она успела не только покурить, но и продолжить интим с кем-то малознакомым, но достаточно брутальным, покорившим её сердце и желудок парой стопочек Столичной: за уходящий и за новый. Заранее, правда, но это не важно, потом можно и повторить. Поэтому она забыла, что Андрей — единственный в фирме некурящий.

Андрей же поспешил в кабинет, где, не снимая костюма Деда Мороза (мало ли ещё понадобится), подсел к компьютеру и принялся отсчитывать теги. В кабинете вились клубы дыма: это Снегурочка с брутальным оставили свои следы, избрав местом встречи кабинет программиста. Весьма мудро, потому что программист сюда зайти не смог бы никак: он должен был забавлять детей, пока Снегурочка его не сменит.

Видимо, курили они что-то не просто крепкое, но и бьющее по голове, типа травки какой-то, так что соображать Андрею в этом дыму становилось всё труднее и труднее. Кроме того, дым смешивался со Столичным и перегарным ароматами, что тоже не способствовало ясности в голове. Отсчитав сто тегов, Андрей задумался: сто — это начало второй сотни или конец первой? Чтобы лучше соображалось, он открыл Ворд и вписал цифру сто: когда он это сделал и увидел единицу, то чётко понял, что это и есть он — первый во второй сотне тег, стёр его и запустил программу. Почувствовал, что ему необходимо проветрить мозги на свежем воздухе, подошёл к окну и распахнул его настежь.

_

Леший и Яга собирались приступить к трапезе, когда послышался осторожный стук.

— Кого нелёгкая несёт? — проворчала Яга, кладя занесённую над тарелкой супа ложку обратно на стол. — Поди, глянь, что там у кого стряслось.

Леший послушно встал и, почёсывая хвостом затылок и спину, подошёл к двери.

— Кто? — вопросил он.

— Это Кикимора! — отозвались снаружи. — Откройте, пожалуйста, матушка велели бабушке Яге гостинец передать!

— Ышь! — вздрогнула Яга. — Какая я ей бабушка! На себя бы посмотрела!

Однако, обещанный гостинец пробудил у неё чисто женское любопытство, и она не оборачиваясь изящно взмахнула дланью:

— Открой ей, гостинец погляжу.

В открытую дверь бочком протиснулась толстая соседка, пошныряла глазками по сторонам, куда бы сесть. Леший подсказал:

— Садись вон на тубаретку дубовоколодовую возле стола.

Толстуха села, не снимая шубки. На стол положила колобка:

— Вот, матушка сами пекли, специально для вас, с двойным маком и ромом.

Яга щёлкнула пальцами, что-то шепнула, и на стол мягко шлёпнулись миска с блинами и кринка со сметаной.

— Угощайся и ты, родная, — сладким голосом пропела она.

Кикимора покосилась на неё: родна-а-а-ая, ага, а как парня из-под носу уводить, так о родстве и не вспомнила.

— Чайку бы... — словно невзначай проговорила она. Подумала и добавила: — А мороз-то нынче!

— Будет тебе и чайку, — миролюбиво согласилась Яга. — Лёшенька, разрежь колобок-то.

Тот поиграл ножом, сделав вид бывалого, и принялся за работу. Яга тем временем пошептала в сторонку, и на стол явились чашки китайского производства: от горячего чая курились ароматные клубы пара. Достигнув некой высоты над столешницей, они смешивались с воздухом и таяли в нём без следа.

Кикимора, безнадёжно влюбленная в Лешего, никак не хотела признать поражение: хоть и много лет прошло, а всё надеялась завоевать его обратно. Да и за Ягу хотела главной стать, всё одна мысля спать ей не давала, душу тревожила, криком кричала: дескать, чего это всё Яга да Яга, да Леший вечно к ней клеится, всё её на сеновал зовёт, а на меня и вовсе внимания не обращает, а я чем хуже Яги? Вон у меня ножки какие — ляшечки мяконькие, коленочки кругленькие, пухленькие, и чулочки ажурные зелёненькие из ряски, а дезодарант из болотной жижечки — аромат не хуже, чем духи иные. И личико круглое, нежное, глазки выпученные по моде, волосики сами кудряшками мшистыми завиваются. А он всё к ней, к узкоглазой, её костлявыми ходулями любуется.

Она потянулась к блинам, положила один на тарелку и, щедро полив сметаной, принялась есть, нахваливая хозяйку:

— Ох, и вкусно же ты готовишь, Ягуша! Повезло Лешему с такой хозяюшкой! А ты колобка отведай, покамест совсем не остыл.

Яга от приятности, что нахваливают, разрумянилась, потянулась к гостинцу, попробовала:

— А и маменька у тебя вкусно готовит. Привкус правда какой-то странноватый... что там она положила? — Яга потянулась взять ещё кусочек: — Что-то с одного кусочка-то энти... как их... ин-гри-ди-енты я и не распробовала.

Леший тоже было потянулся, но застыл с протянутой рукой, заметив, что Кикимора ему подмигнула. В этот момент Яга положила руки на стол и опустила на них голову. Сладко зевнула:

— Посплю...

И тихонечко засопела.

Kикимора радостно потёрла вспотевшие от душевного напряжения пухленькие ладошки: план удался на славу, яд болотный "Донный Метан", который Кикимора собирала по каплям почти год, действовать будет ещё до-о-олго, да и не поймёт никто, что колобок отравлен был: заснула и заснула Яга, мало ли... Кикимора тихонько встала и сделала Лешему знак идти за собой. В сенях, пропустив парня вперед и аккуратно прикрыв дверь, толстушка приникла к его груди и вздохнула аж со стоном:

— Со-оску-училась...

Опешив от неожиданности, Леший обнял бывшую подружку и как-то невпопад, но довольно значительно произнёс:

— Чего уж там...

— А помнишь, Лёшенька, — мечтательно вопросила она, — как мы на сеновале от матушки прятались?

— Как не помнить, — мечтательно же, в тон Кикиморе, ответил Леший.

— А какие тёплые влажные моховые кочки с клюковкой в моём болотце были?

— Эх...

— А они и сейчас есть, Лёшенька, матушка с них клюковку набрали да вареньце сварили, можно хоть с чаем, хоть с молочком.

— Да... — У Лешего от воспоминаний и давно забытого аромата Кикиморы начала кружиться голова.

— А может, вспомним молодость, попьём чаёк с клюковкой, а? Лёшенька... — волнительно прошептала Кикимора, томно поглядывая на вожделенную добычу.

Голову Лешего повело окончательно и, схватив толстушку за руку, он потащил её в знакомый дом на краю болота, не замечая дороги, с треском ломая кусты и давя ногами всё и всех, что под них попадалось. Кикимора же мчалась за ним, уворачиваясь от виляющего во все стороны хвоста, ликуя и строя планы: яд по идее должен был действовать не менее недели, но и на большее надеяться такой стратегически подкованной леди, какой была Кикимора, не пристало. Стало быть, следовало опоить Лёшеньку вытяжкой из того же болотного а, настоянной на можжевелово-полынной горилке, сегодня же. И сегодня же затащить на сеновал. А там — как пойдёт: не встанет — так пусть хоть в пробирку спустит — уж она-то, Кикимора, сумеет засунуть что надо и куда надо.

"Да, — рассуждала она, — если с первого раза не получится, надо использовать не сразу весь материал, а пробочкой из мха пробирку заткнуть и спрятать в морозилку. Только поглубже, чтобы матушка не нашли, а то найдут — ругаться будут. A денька через три-четыре поставлю любимого перед фактом: "Так мол и так, ты меня — и я твоя, вот и долюшка моя: быть любимою тобой благоверною женой, и теперь нам вместе жить да ребёночка растить". А если что не так пойдёт, завсегда найду, кто поможет исправить положение. Уж с моими-то ножками..."

_

В комнату ворвался снежный вихрь и заметался плотным хороводом снежинок. Потянувшись закрыть окно, Андрей потерял равновесие и, не найдя, за что ухватиться, полетел вниз. Сердце ёкнуло: второй этаж, потолки высокие, три с половиной, капец если и не полный, то инвалидом точно стану. Однако летел он ужасно долго: так долго, что даже устал бояться. Наконец он брякнулся во что-то плотное, но не твёрдое, а такое, что его отпружинило немного наверх, как на батуте. Потом его ещё с десяток раз подбросило, каждый раз вызывая приступ морской болезни. К последнему подбрасыванию морская болезнь окончательно сразила его, так что в течение примерно получаса ему не хотелось не только вставать и куда-то идти, а и просто дышать. Но дышать было нужно, поэтому он старательно втягивал в себя воздух и удивлялся необычному аромату. Что-то этот запах напоминал... будто лежит Андрей посреди болота, а рядом с ним чвакают пузырьки вырывающегося из недр метана.

_

А в это время Кикимора с Лешим шмякнулись в мягкое чёрное кожаное кресло в кабинете одного незадачливого программиста: сперва в него влетел, задрав хвост, Леший, и тут же ему на колени опустилась, теперь уже можно не говорить бывшая, а просто сказать: подружка. С минуту оба не шевелились, потом девушка решила устроиться поудобнее и немного поёрзала. Леший почувствовал, что ему что-то придавили. Кикимора почувствовала, что её Лёшенька что-то почувствовал и отреагировал. Реакция ей даже понравилась, и она решила поёрзать ещё немного. В этот момент зажёгся экран, до того пребывавший в режиме сохранения. От неожиданности Кикимора взвизгнула и вскочила с уже насиженного места. Теперь экран стал виден Лешему, у которого от вида навороченной программы волосы на голове (в отличие от ...) встали дыбом. Он тоже вскочил и крикнул:

— По ко-о-ням! Уходим!

И они выскочили из кабинета. Кабинет находился в тупичке лабиринта, поэтому бежать из него можно было лишь по одному варианту: длинному коридору, приводящему в конце концов в зал, где проходил новогодний праздник. Боясь погони, они неслись не оглядываясь и не обращая внимания на наличие дверей по обеим сторонам своего пути. Так, друг за другом, они вбежали в зал.

— Ки-ки-мо-ра! — обрадованно заорали дети. — Ле-е-ший! — продолжали они заливаться.

Взрослые подумали, что это приглашённые директором фирмы артисты, и громко зааплодировали, приветствуя их. Снегурочка, решив, что перебрала, махнула на всё рукой и пошла опохмеляться. Обещал ли кто налить, она не помнила, но это её не тревожило: она знала, что одна не останется. И действительно, её волнующая походка в сторону двери не осталась незамеченной: на этот раз поднял своё седалище тёти Машин муж: он был орёл ещё тот и, когда представлялась возможность, с удовольствием сбегал от жены налево. Снегурочка была его такой же давней подругой, как и директора: все трое когда-то училось в одном классе. А дети с восторгом окружили Лешего и Кикимору и принялись командовать: