Всего лишь частичка парка

Жарко... до невозможности жарко... Утром его вежливо попросили из кабинета — сломался кондиционер. Предложили денёк поработать дома — пока починят. Будто дома прохладнее.

Он начинает проверять очередной рассказ и запинается за первые же слова: `Жа-арко... ужжа-асно... Ну просто до невозможности... `, не зная, убрать ли растяжение и дефисы или оставить как есть. Думает пару секунд и скользит взглядом дальше.

`Сколько ещё продлится этот изнуряющий тело и душу зной?` — вопрошает герой и идёт в парк с дубовой рощей, прохладным озером и деревянной некрашеной скамейкой на берегу. Нырнув в чистую прозрачную воду, он дотрагивается рукой до дна и плывёт вперёд, покуда хватает дыхания. Затем устремляется вверх — навстречу палящему солнцу, от которого не спасает даже толща коры.

Резкий звонок заставляет выпускающего редактора прервать чтение рассказа и схватиться за трубку:

— Простите за беспокойство! Мне нужно взять у вас интервью.

— Ммм... Я готов.

— Нужна съёмка и... в общем, какой антураж вы бы хотели? Улица? Кафе? Природа?

— Давайте на природе, вы знаете парк N? Где растут дубы. Много дубов, целая роща. И там есть скамейка на берегу озера.

В четыре у него там встреча с автором рассказа.

— Я знаю это место! Через час вас устроит?

В двенадцать? Самое пекло... Они что — издеваются?! Впрочем, если сразу после всего нырнуть и охладиться...

Редактор надевает деловой костюм и завязывает галстук. Смотрит на своё отражение в зеркале — и сбрасывает всё, оставаясь голым. Трусы летят на спинку стула, но промахиваются и падают на паркет. Порывшись в ящике, редактор вытаскивает чёрные плавки старого фасона с синим якорёчком на левом боку: они плотно обтягивают тело, не сковывают движения и можно не бояться, что соскользнут в неподходящий момент. Теперь хлопчатобумажные шорты и майку. А плевать! Что он им — президент на приёме?

Он возвращается к недочитанному рассказу — там осталось немного, а ещё есть время. Читает, как герой ощущает дыхание дерева, ритмично пульсирующего от беспрерывного сокодвижения, как становится молекулой влаги и как его несёт горьковатым потоком. Он — частичка парка. Ему хорошо и покойно. Спохватываясь, редактор проверяет время и выходит из дома.

Вот и парк. Он подходит к скамейке в тени дуба. Жарко... до невозможности жарко... Даже около озера. Всего несколько вопросов — а с него уже градом льёт пот, заливая глаза, и на майке спереди расползается тёмное пятно. Сзади наверняка такое же. На лицах интервьюеров читается отвращение. Они не видят себя. Наконец режиссёр устало машет рукой и произносит: `Снято`. Телевизионщики грузят свои манатки на спину и стадом понурых овец бредут по дорожке к машине, оставленной за пределами зоны отдыха. А он ныряет в прохладную чистую воду, дотрагивается рукой до дна и плывёт вперёд, покуда хватает дыхания. Затем устремляется вверх — навстречу палящему солнцу, от которого не спасает даже толща коры. Преобразуется в молекулу влаги, и его несёт сильным горьковатым потоком. Ему хорошо и покойно. Он — всего лишь частичка парка.

Чирикнула какая-то птаха. Марина вздрогнула, мотнула головой, стряхивая дремоту, и посмотрела на часики с изящным браслетом вокруг запястья: всё, дальше ждать незачем. Выпускающий опаздывал уже больше чем на час, — наверняка он просто не придёт, рабочий день кончился. И вообще, что за глупость, назначать встречу в парке?! Даже если его попросили из кабинета, чтобы не мешал чинить кондиционер — это не дело! Вполне можно было перенести всё на завтра, когда кондиционер исправят. А тут...

Ветер зашелестел листвой в раскидистой кроне дуба над головой. И всё равно — жарко... до невозможности жарко...

Она расстегнула браслет и положила часы на распечатку рассказа, из-за которого и была назначена эта встреча с редактором. Сняла крепдешиновый сарафан лимонного цвета в мелкие синенькие и красненькие цветочки, скинула босоножки и осталась в купальнике. Чистая прозрачная вода около берега манила прохладой, и девушка нырнула. Дотронулась рукой до дна, проплыла немного вперёд и, почувствовав, что дыхание на исходе, устремилась вверх — навстречу палящему солнцу. Под толстой корой дуба оказалось не так жарко. Марина преобразовалась в молекулу влаги, и её понесло горьковатым соком дерева. Стало хорошо и покойно. Теперь она всего лишь частичка парка.

Первые капли падают на распечатку. Затем ещё, и ещё, и вот уже сильный дождь барабанит по ней, по скамейке и по листве над ними, по озеру, вспенивая его поверхность большими пузырями. Между пары строк, ближе к концу рассказа, показывается дубовый росток. Он тянется вверх каждой своей веточкой и раскрывает листочки, ловя в них, словно ребёнок в ладошки, дождинки. Корни уже опутали скамейку вместе с рассказом, оставив нетронутыми часы. Дождь прекратился. Из-за тучи выходит солнце, но уже не такое жаркое, как прежде. Деревцу хорошо и покойно. Оно — всего лишь частичка парка.