Второй сын

Терпя боль, Эрвин прикрыл глаза, и попытался отрешиться. Получалось не очень — он то проваливался в полудрему, то вновь приходил в себя. Промучившись так какое-то время, юноша решил уйти оттуда. Слишком уж сильно давили неприятные эмоции боли и отчаяния от раненых.

Кое-как примотав тряпку к голове, Эрвин вышел. По пути, глядя на других, стало понятно, почему лекарь ему так мало времени уделил, даже не перебинтовав — не было времени. Лекарей оказалось всего пятеро, и они лечили раненных людей как могли — простейшими способами. Возле выхода из помещения лежала пропитанная кровью большая тряпка, на которой насыпью валялись исковерканные и поврежденные конечности — руки, ноги... А еще там виднелись несколько трупов целиком — наверное из тех, что не дожили до помощи, или лекари просто не смогли им помочь. Сглотнув ставшую вязкой слюну, юноша осознал — ему еще очень сильно повезло остаться не только живым, но и относительно здоровым...

Глава 2

Выбравшись обратно, на стену, Эрвин пошел к тому месту, где расстался с копейщиком. Людей стало меньше, да и суеты — тоже. 'Исчезли' мертвые туши — очевидно, их уже успели разделать и утащить. Но при этом теперь те, кто остались, были заняты созидательной деятельностью — пара человек тащила куда-то тачку с камнями. Кто-то чистил стену, кто-то — волок бурдюки с непонятной жидкостью к большим котлам, стоявшим недалеко от края.

— Почему шатаешься просто так? Где твой десяток? — гаркнул на юношу щеголевато одетый мужчина, с курительной трубкой в руках. Он явно присматривал за деятельностью людей на стене. По крайней мере, за ближайшими к нему.

— Не знаю... — пожал плечами Эрвин. Но глядя на недовольное лицо мужчины решил объяснить:

— Я только что от лекарей — и указал на свою перевязанную голову. — А где мой десяток — не знаю. Я вообще ничего не помню. Единственное, что мне сказали — меня зовут Эрвин. И вроде бы служу в шестом десятке третьей сотни, левая часть чего-то... Как мне их найти?

— 'Левая часть чего-то'?! — развеселился мужчина. Окружающие, прислушивавшиеся к разговору, тоже заулыбались, не отвлекаясь от своих дел. — Слушай сюда, малец. Простые солдаты — а ты явно простой солдат, рядовой, в крепости делятся на три части — правый фланг или часть, центральный и левый. Обычно в каждом фланге служат около тысячи солдат, так что дальше делятся на сотни и десятки... Вот эта стена...

Тут мужчина топнул ногой и продолжил: — вот эта стена и дом, место службы, и место гибели, если не повезет. С нее три спуска, по количеству флангов. Во-о-он там, вдали, последний спуск вниз — твой. Дальше спросишь. И на будущее — видишь, в моих волосах две красные ленты? Это значит, что я — командир, десятник центрального фланга. У сотника будут уже зеленые, тысячники носят синие. И есть еще культиваторы — у них фиолетовые. Любой из этих людей может тебе приказывать, учти это. Все, свободен.

Дальнейший путь проходил без особых приключений — люди косились на него, но ничего не говорили, наверное, считая, что это не их дело. А может быть, в этом сыграла роль повязка на голове...

В конце стены действительно оказался спуск вниз. Правда, еще дальше виднелся узкий проход в скалы, ведущий вверх... но это явно было не то, что нужно.

Широкий каменный спуск привел в длинный, освещаемый крохотными окнами коридор. Довольно мрачный — голый камень, множество следов копоти на потолке и стенах. Все помещения были только по правую сторону, к тому же, на этом уровне не было дверей. Ни одной! Так что можно было увидеть кухню, разнообразные склады, архив. При этом внутри обязательно был хотя бы один человек. Как правило — с какими-то серьезными повреждениями тела, но уже зажившими. Безногие, безрукие, одноглазые... эти люди собственным существованием демонстрировали, насколько опасно находится тут.

— Так... теперь, по идее, мне нужно найти свой десяток...

Расспросы шедших по своим делам людей быстро направили Эрвина еще на один уровень ниже. Там оказались помещения побольше. Все так же без дверей, но теперь внутри виднелись многочисленные деревянные лежаки. Узкие, даже на вид ужасно неудобные. А еще на каждом таком помещении возле входа были нарисованы на стене по три зеленых полоски, и номера — от одного до десяти. Это все были казармы, сейчас наполовину пустые. Но даже так, количество людей, находившихся в тесном помещении ужасало — по сотне. Оставалось лишь найти свою. Логика подсказывала, что на ней должна быть цифра три.

Эта казарма нашлась довольно быстро. Зайдя внутрь, Эрвин огляделся, не привлекая особого внимания — сюда постоянно кто-то заходил или выходил. Судя по царившему вокруг порядку и страсти к нумерации, найти свое место будет несложно — потому что даже койки внутри группировали по десяткам. Один, второй... В этот момент сидевший и разговаривавший у окна человек повернул голову, и юноша узнал его — это был тот самый копейщик, сражавшийся рядом с ним.

— Эй, Эрвин! Иди сюда! — махнул рукой тот.

Быстро окинув взглядом десяток лежаков, среди которых сидел его единственных знакомый, юноша подошел поближе.

— А я как раз о тебе рассказывал... — продолжил копейщик. — Вижу, уже побывал у лекарей. Что сказали?

Эрвин с досадой пожал плечами: — Ничего не сказали. Говорит, раз сам пришел — значит, все нормально. Через какое-то время вроде все должен вспомнить...

— Легко отделался, — кивнул еще один мужчина. — А Джочим погиб. Здоровенная такая тварь, вроде сколопендры. Только длиной метра четыре. Как она выскочила на нас — мы даже понять не успели! Джочим стоял ближе всех, со своим копьем. Но эта тварь мало того, что увернулась от копья, так еще и умудрилась успеть обвиться вокруг него. И шустро рванула прямо по оружию на него! Никогда такого не видел... Пока отбили — Джочим начал синеть, и помер почти сразу. У этой гадины оказались ядовитые конечности.

— Теперь наш десяток стал еще меньше...

Эрвин ощутил печаль от окружающих. Очевидно, этого Джочима тут знали, и, как минимум, уважали.

— Эм... я, конечно, сочувствую... Но у меня есть важная просьба — скажите хоть, как кого зовут, для начала. И где это я... А то я правда ничего не помню...

— Совсем ничего?

— Тогда ты мне денег должен!

— И мне!

Отсмеявшись, копейщик первым представился:

— Я — Велтен.

Эрвин кивнул, запоминая его внешность и откладывая ее где-то там, в глубинах памяти вместе с именем. Тощий, длинный, постоянно немного прищуренный.

— Меня зовут Оллард, — представился следующим невысокий, крепко сложенный мужчина, с приметным шрамом под левым глазом. Тот, что только что рассказывал о гибели еще одного из их десятка. — Не знаю, что ты там забыл, но тебе нужно знать главное. Все мы — солдаты, воины. И 'прикованы' к этой крепости на долгие двадцать лет.

— Прикованы? — недоуменно переспросил Эрвин, оглядывая окружающих. Никаких кандалов или веревок юноша не увидел. — А сбежать, например, нельзя?

— Только то, что ты ничего не помнишь, позволяет тебе говорить подобные вещи, — прокомментировал еще один воин из десятка. Светловолосый, со среднего размера бородой, завитой в косички. А на голове у него виднелись три красных ленточки. — Я — Берхард, десятник вот этих болтунов, да и твой тоже. А теперь смотри сюда. Что видишь?

— Ну... — протянул Эрвин. — Тебя в детстве поцарапала кошка?

Окружающие заулыбались. А в эмоциях четко ощущалась застарелая грусть, и какой-то фатализм.

— Парни, он пока не врубился. Покажите ему!

Каждый из сидевших рядом похожим жестом приподнял волосы. И у всех были похожие шрамы. Три вертикальных полосы, несколько сантиметров длиной.

Эрвин невольно притронулся к своей голове, уже догадываясь, что там найдет. Судя по ощущениям, там были точно такие же отметины. А в памяти всплыло то, что он уже видел подобные отметины. Но не придал никакого значения. Тогда.

— И что это значит?

— Метка короля!

— Проклятый знак!

— Все мы — вторые сыновья в семье, — пояснил Велтен. — И обязаны двадцать лет отслужить в крепости. Всех, кто пытается сбежать, обязательно находят, и в наказание убивают. Без вариантов. Никто не знает, как это происходит... но гончие короля никогда не ошибаются. И не оставляют шансов, так что мысли про побег... лучше сразу забудь их. Дольше проживешь.

— Так и есть. Все, кто населяют крепость — это вторые сыновья. От простого солдата до коменданта. Мы те, кем жертвует корона ради жизни остальных людей. И да, я — Аджит, если ты не помнишь... — вмешался в разговор еще один боец поистине богатырского телосложения. Если бы он встал — то был бы выше любого из людей, что встретил за сегодня юноша.

— Так мы, получается, защищаем это королевство, да? От зверей и людей?

— Нет никаких других людей, парень. Мы — единственное королевство людей, выжившее с незапамятных времен, — начал рассказывать Велтрен. Судя по его эмоциям — ему было приятно почувствовать себя учителем. А вот остальные ощущались по-разному — от скуки до равнодушия.

... — Если бы ты не получил по голове, то помнил бы, что мы окружены горами со всех сторон. Единственный проход сюда перегораживает наша крепость. Вокруг — земли, принадлежащие исключительно зверям. Так что мы — единственные защитники оставшихся людей. Есть еще, конечно, король и его гвардия, — задумчиво протянул копейщик. — Если вдруг натиск зверей слишком силен, и уничтожают гарнизон крепости — они отбивают ее. И держат оборону до тех пор, пока не наберется новый гарнизон. Потом возвращаются.

— Таки образом, наш король всегда на страже человечества! — пафосно вмешался Аджит.

— Понятно. Но почему все-таки именно мы находимся тут?

— Так уж испокон веков повелось, — снова начал рассказывать Велтрен. — Первый сын семьи продолжает род. Третий, четвертый — может родится, может и нет... А второй — уходит в крепость, защищать людей. Чтобы все остальные могли жить спокойно. Этот закон касается каждой семьи королевства — и бедной, и богатой...

— Вот уж фигу! — фыркнул еще один воин, сидевший недалеко. Его правый глаз прикрывала темная повязка.

— Чего ты фыркаешь, Индж?

— Да потому, что это вранье! Все знают, как богатые избегают этой повинности. Некоторые делают вид, будто бы этот ребенок родился у какой-нибудь одинокой служанки. Признанный бастард не наследует род, но при этом является прямым потомком. Другие вообще нанимают воина, который заменяет второго в семье сына, и вместо него идет служить в крепость. А кто-то покупает вольную королевскому преступнику, и шлет его...

— Что есть, то есть, — кивнул Велтрен. — Так что раз уж мы тут — значит, наши семьи не смогли найти замену. Или не захотели — всякое бывает...

— И... сколько мне осталось служить? — решил уточнить Эрвин.

Одноглазый воин снова насмешливо фыркнул.

— Ты попал в крепость месяц назад. С последним набором, — пояснил Берхард. — Так что осталось еще много. Но лучше не сосредотачивайся на этом.

В этот момент группа воинов зашла в казарму, и десятник подскочил:

— Так, пятые вернулись — теперь наша очередь. За мной! Но кто хочет голодать — может тут посидеть...

— Мы тебя не оставим!

— Да! Ты же начальник — мы обязаны помогать тебе...

Вместе с уже знакомыми людьми поднялись еще пара мужчин, со следами язв на всех открытых участках тела. Особенно неприятно это смотрелось на лице. Эрвин покосился на них, и немного отстав, тихо спросил у Велтена:

— А вот эти двое тоже из нашего десятка?

— Да. Мы их называем братья-молчуны. Хотя никакие они не братья — это Кифер и Гуно. Им с пол года назад попался жутко ядовитый слизняк. Парни выжили, но... сам видишь... К тому же, внешность еще не самое плохое — они оба потеряли голос — теперь могут только шипеть, хрипеть и мычать. Так что если что — помогай им. Они — хорошие товарищи, надежные.

Пока они куда-то шли по коридорам, Эрвин решил прояснить еще один вопрос:

— Я уже знаю про то, что один погиб. Джочим, да? Но даже с ним не хватало еще одного человека до десятка.

— У нас был неполный десяток. Теперь уже двоих не хватает, так что скоро наверняка добавят еще хотя бы одного...

Так, за разговорами, их десяток вернулся на этаж выше. Из открытой кухни пахло разнообразным съестным. А само помещение, изнутри, оказывается четко делилось на три зоны. Первая — грубые столы и лавки. Там ели простые солдаты. Вторая была поизящнее, да и людей там было не в пример меньше, причем у каждого в волосах виднелись цветные ленты. Это были командиры. А третья часть делила помещение пополам, и там сновали повара, готовя еду на огне. Дым стелился под потолком, и вытягивался наружу, сквозь какие-то отверстия в потолке. Берхард молча двинулся во вторую зону, а его десяток, вместе с юношей — в первую.

— Эрвин, погоди! — остановил его Велтен. — Парни займут нам места, а мы притащим еду. Оллард, пойдем тоже с нами!

Повара оказались неразговорчивыми. Они отметили, что шестой десяток пришел, и вручили широкий деревянный поднос с тушенными овощами, мясом и ломтями хлебных лепешек. Плюс, несколько кувшинов с чем-то сильно напоминавшим вино, и десять деревянных чаш. А еще немалых размеров плошку с фруктами.

— Какой богатый стол! — восхитился юноша. Когда он узнал, что все вокруг — по сути невольники, воображение нарисовало не самую радостную картину. В том числе и о том, чем кормят таких людей...

Оллард лишь покачал головой, ухватив свою часть. А Велтен не выдержал, и прокомментировал: — Сильно не радуйся. Это традиционный праздничный ужин. После того, как пережили очередной приступ зверей. И для полного десятка. Уже завтра эту порцию урежут вдвое, фруктов вообще не будет, а вино — один кувшин на всех, остальное заменят водой. А захочешь еще чего-то — выпей воды побольше. Пройдет, наверное, хе-хе...

Вернувшись к остальным, мужчины радостно начали разливать вино по чашкам. И у каждого, как по волшебству, в руках появилась ложка. Лишь Эрвин поглядывал на них, соображая, где бы и себе раздобыть ее. Индивидуальных тарелок или мисок не было — все ели из одной емкости.

— На свой пояс глянь, балбес! — пробурчал рядом сидевший Индж, выискивая кусок мяса побольше.

Юноша приободрился, действительно увидев точно такую же деревянную ложку, как и у всех, запихнутую в пару петель за поясом. И потянулся за своей порцией — тут не стоило медлить, судя по скорости еды его новых товарищей.

Следующие несколько дней для Эрвина проходили максимально тихо — учитывая его ранение, Берхард распорядился пока отдыхать. Так что единственное, что делал юноша — это ходил вместе со всеми есть, и пытался вспомнить. Это давало свои результаты — каждая вещь, каждое событие, если немного на нем сосредоточится, начинало за собой тянуть какие-то ассоциации, воспоминания. На третий день, после короткого, но жестокого приступа головной боли, воспоминания вернулись почти полностью.

Возле входа в казарму, с внутренней стороны, висела большая полированная пластина из какого-то странного материала. Она неплохо отражала, и использовалась вместо зеркала всей казармой. И сейчас напротив нее стоял Эрвин, вглядываясь в блестящую поверхность. Разглядывая себя. И одновременно вспоминая последние подробности.