Мир на продажу

— Я сейчас встану и поубиваю всех! — прорычал разбуженный нищесвой.

Фил и новичок испуганно присели. Убедившись, что носитель седой головы опять захрапел, они перешли на шёпот.

— Не хочу тут жить, — повторил вполголоса Герт.

— Не живи, пожалуйста! Давай, иди за ограду. Скоро ночь, квазиволки тебе будут очень рады. Костей не оставят.

Аргумент подействовал, и новичок смолк.

— Есть хочешь? — примиряющее спросил романтик.

— А у тебя есть пища? Господин Фил...

— Сейчас украдём немного.

Фил подошёл к своей полке, пошарил под ней и нащупал ржавую мятую банку. На цыпочках романтик подкрался к печке, покосился на полку с храпящим нищесвоем и аккуратно отлил в ёмкость кипящего варева.

— Жри, — благодушно посоветовал романтик, вернувшись.

Он усадил новичка на свою полку и сунув ему под нос еду.

— А где ложка? — спросил тот, зачем-то пошарив глазами возле банки.

— Чего тебе ещё? — недовольно пробормотал Фил, удивлённо глядя на Герта.

— Ложку бы...

— Какую "ложку"? Что ты мелешь? Бери и ешь!

— Руками?!

— Можешь ногами! — хмыкнул романтик.

Новичок неловко полез в ёмкость пятернёй.

— Да подожди, пускай остынет! — запоздало посоветовал Фил, увидев, что оборванец отдёрнул руку и немедленно заревел в голос. Однако, заметив, что храп на соседней полке прекратился, испуганно затих, всхлипывая и дуя на обожженные пальцы.

— Ну ты и тупица! — прошептал романтик, дивясь на несообразительность Герта. — Ум у тебя подчистую, что ли, забрали?

— Нет, оставили чуть-чуть, — ответил новичок, делая вторую попытку зачерпнуть мутную жижу рукой. — По норме полагающийся.

— Минимум самый, видать, оставили, — проворчал Фил. — Чтобы в абстра не превратился. И зачем мне такой шустрик тупой...

Новенький так и не успел отведать варева. В жилище внезапно вошёл местный предводитель нищесвоев Мих, сопровождаемый своим шустриком Харпатом, вразвалку подошёл к новичку, рывком поднял его и неспешно вывернул карманы.

— Всё успел забрать? — недовольно спросил он Фила, повернувшись к нему.

— Я же говорю, всё! — заорал Харпат, подпрыгивая от нетерпения. — Дай ему, Мих! Дай ему по морде!

— Да не было у него ничего, Мих! — залепетал романтик, пятясь в тёмный угол и униженно кланяясь. — Смотрилы всё подчистую захапали. Лепест свидетель, не было!

— Врёшь, шакалоид! — зарычал предводитель, наступая на Фила. Его маленькие глазки зло смотрели на романтика.

Храпящий на полке нищесвой снова замолчал, приподнял голову, собираясь рявкнуть, но, увидев предводителя, испуганно замолчал и зарылся в тряпьё. Фил вжался спиной в стену и зажмурился, ожидая удара. Мих остановился перед ним.

— Врежь ему, Мих, врежь! — подзуживал Харпат, увиваясь вокруг предводителя. — Чтобы кровища брызнула!

Предводитель, не обращая внимания на своего шустрика, хищно улыбнулся:

— Что нужно сделать, когда тебя ругает предводитель?

Фил уже давно догадался, но старался оттянуть момент. Теперь, когда у него явно попросили мзды, он вздохнул, вытащил из-под нар мешок и протянул его Миху. Тот вырвал мешок из рук и с разочарованием вытащил уже доопределившиеся злапаусы, начавшие портиться и тошнотворно пахнуть.

— Действяков нет? — спросил предводитель, швырнув мешок на пол.

— Да какие там действяки, Мих! — заныл Фил. — Одна дрянь сегодня попадалась!

— А навычек?

Романтик только закатил глаза, что должно было убедить настырного предводителя в полном отсутствии навычек.

— Может, у него ещё что есть, — науськивал Харпат, глядя снизу вверх на предводителя. — Давай поищем вместе, а? Под полкой прячет, я точно говорю. Он ведь жадный, сволочь! Делиться не хочет!

Но раздосадованный Мих уже собрался уходить. Не зная, чем заглушить досаду, он наподдал ногой банку с украденной жижей, расплескав так и не остывшее варево по всему помещению. Перед выходом он обернулся и погрозил Филу кулаком. Увидев, что угроза миновала, голодный новичок начал соскребать жижу с пола.

2

Утром Фил проснулся от привычного грохота. Это палили в воздух из явломётов смотрилы. Явлов они не жалели, причём самых разных. Над обиталищем разразилась сильная гроза с бураном, смерчами и селевыми потоками. Несочетаемые природные явления, разбушевавшиеся на небольшом участке, издавали неприятное громыхание, служащее сигналом подъёма для нищесвоев.

— Подъём, быдланы!! — слышался за стеной жилища чудовищный голос. — На утреннюю проповедь становись, пока я вас не передушил всех!!

Казалось, вопли были слышны во всём Отстойнике. Это орал Голосун (так его прозвал Фил) — смотрила с невероятно громким голосом. Голосистости у него чуть ли не с килосвой, видимо, специально для того, чтобы будить жителей обиталища.

Глянув на соседнюю полку, романтик увидел, что Герт проснулся, завернулся в тряпьё и испуганно прислушивается к воплям на улице.

— Подъём, подонки!! Браги, что ли, перепились?! Вши помойные, бегом на улицу! — надрывался Голосун. — А то песчаными бурями стрелять начнём!

— Давай быстрее, новенький! — посоветовал Фил. — Пока смотрилы бить не начали.

— А чего это они, хозяин? — спросил новичок с содроганием.

— Ничего. Обычный подъём. Так каждое утро.

Фил и Герт выскочили на улицу и под грохот разнообразных природных стихий помчались на пустырь, где обычно проходила проповедь. Они миновали двух рослых смотрил в оранжевой форме. Один из явломётчиков повернулся к бежавшим друзьям и прицелился в них:

— Бух! — "пошутил" он, делая вид, что нажимает на спуск.

Герт действительно испугался, Фил же знал о подобных "шутках" смотрил. Для удовольствия смотрилы он сделал вид, что замер от ужаса, а затем что есть силы рванул к пустырю, изображая панику выпученными глазами, бестолково размахивая руками. Ничего не понимающий Герт бросился за ним под дикий хохот явломётчиков.

На пустыре уже стоял наготове отец Гведоний, которого охраняли четверо гороподобных смотрил, держащих наготове унимеры и накопники. Священник, одетый в оранжевую рясу и перепоясанный оранжевым поясом, заметно отличался от охранников. Он был маленьким и сухоньким. Но недостаток физического развития у него компенсировался хорошо подвешенным языком и изворотливым умом. Отец Гведоний терпеливо дожидался заспанную и грязную паству, которая постепенно заполняла пустырь. Последней прибежала, запыхавшись, старая Лайга, подгоняемая пинками одного из смотрил. Мих, стоящий впереди толпы, захихикал, заискивающе поглядывая на священника и его охранников. Он знал, что иногда, очень-очень редко, самых преданных нищесвоев берут в смотрилы, страстно мечтал об этом и поэтому выслуживался как только мог.

— Здравствуйте, мои родные подонки! — медовым голосом проворковал священник. — Начнём, помолясь.

Нищесвои, у кого на головах имелись шапки, немедленно их стащили. Все дружно опустились на колени. Фил подтолкнул зазевавшегося Герта. Отец Гведоний раскрыл Либру.

— Сегодня, дети мои, я прочту вам назидательную притчу о Хабидоське, — сообщил он замершей толпе. Это была его любимая притча; если он её читал, значит, настроение у него хорошее. Филу притча тоже нравилась из-за относительной краткости.

— Задумал нищесвой Хабидоська стать не просто наружником, а уподобиться самому господу нашему Лепесту, — нараспев начал священник. — И обманом проник он в посёлок смотрил, совершив тем самым тяжкий грех. И ещё больший грех он совершил, украв все свойства с второсклада: и ум, и совесть, и смелость, и любовь к ближнему своему. Наполнился Хабидоська свойствами до отказа и радуется. Ждёт не дождётся, когда же ему начнут молиться нищесвои, смотрилы и наружники. Весь второсклад перенёс он в себя. Но не дождался молитв от паствы Хабидоська, ибо Лепест устроил мир так разумно, что излишества в свойствах оборачиваются бедой. Излишек красоты превращается в смазливость, совести — в самобичевание, смелости — в безрассудность, щедрости — в транжирство, мужественности — в брутальность, красноречия... — Отец Гведоний немного покраснел, — в болтливость...

Фил искоса глянул на новичка и увидел, что тот озирается по сторонам и слушает невнимательно.

— Не вертись! — шепнул романтик, опасливо косясь на смотрил. — Слушай, давай!

— Религия — опиум для народа, — непонятно ответил Герт. — Вздох угнетённой твари.

— Эй, кто там шепчется?! — услышав шёпот, немедленно заорал Голосун, вглядываясь в толпу.

На Фила и Герта тут же указало несколько пальцев:

— Это вот эти двое! Это они всё... — раздались поблизости радостные голоса.

Отец Гведоний ласково улыбнулся:

— Оставьте этих неразумных детей без суточной пайки, — велел он смотрилам. — Ибо голодная плоть увеличивает смирение и кротость. Особенно у таких сволочей, как вы, дети мои.

Фил так расстроился из-за слов священника, что проповедь перестала восприниматься. Тут не до Хабидоськи, когда есть не дают! Он начал усиленно вспоминать места, где растут съедобные коренья. Надо ведь будет питаться чем-то целый день. Скудную пайку раздают только утром, да и то её хватает не на всех. Она не насыщала, а лишь притупляла чувство голода. Теперь, чтобы не чувствовать пустоты в желудке, придётся целый день ползать на коленях, выкапывая водянистые коренья, которые создают иллюзию сытости. А если повезёт, то можно найти обвещь и сменять её на еду у смотрил.

По коленопреклонной толпе шныряли смотрилы с накопниками и унимерами. Они замеряли характеристики нищесвоев. Излишки тут же изымались, пополняя накопники. Все свойства, нажитые за сутки, уменьшались до нормы. Герт с ужасом наблюдал эту картину.

Рядом с новеньким стоял на коленях юноша. По лёгкому блеску его глаз было видно, что за сутки ум его и сила воли увеличились весьма прилично. Молодость есть молодость — за сутки у юнцов любое свойство увеличивается на несколько десятков своев. К юноше сзади подошёл смотрила и направил ему в затылок унимер. Устройство тревожно запиликало.

— Ого! — удивился смотрила, глянув на унимер. — В два раза выше нормы!

Юноша встрепенулся, дерзко взглянул на смотрилу и вскочил.

— Не отдам! — процедил он сквозь зубы, стиснув кулаки.

Но опытный смотрила оказался проворнее. Он моментально воспользовался накопником. Глаза юноши потускнели, рот приоткрылся, и на землю закапала слюна.

— Другое дело! — удовлетворённо произнёс смотрила, встряхивая покруглевшим накопником. — За твою дерзость придётся тебе безумцем походить...

Новенького настолько поразила эта сцена, что он побледнел как полотно и начал заваливаться на бок. Фил незаметно придержал его за локоть.

— Видите, дети мои! — проникновенно произнёс отец Гведоний, указывая на поглупевшего и обезволенного юношу. — Этот жадный нищесвой совершил страшный грех: пожалел свои качества. Он забыл, что господу своему надо отдавать самое главное — свои свойства. За то, что господь наш Лепест кормит, одевает и согревает нас, мы отдаём ему лучшее, что у нас есть. Мы отдаём ему силу, ум, любознательность и храбрость. Ибо для господа нашего ничего не жалко.

Ехидный Харпат, стоящий на коленях возле поглупевшего юноши, хрипло рассмеялся и стал тыкать в парня пальцами, стараясь подпрыгнуть на четвереньках.

— Ты зачем привлекательности у Найзы убавил? — возмутился один смотрила, стоящий неподалёку от Фила и Герта, действиями другого. — Эта девочка нам ещё пригодится. Она же к нам в посёлок в гости ходит!

Отнявший немедленно вернул отнятую привлекательность молодухе, сальным взглядом оглядел её и остался доволен.

Проповедь с одновременным изъятием излишков ума, смелости, силы воли, логики и доброты была настолько отработанным мероприятием, что как только смотрилы обошли каждого нищесвоя, отец Гведоний тут же и закончил притчу. Фил подозревал, что священник импровизирует, в зависимости от ситуации удлиняя или укорачивая рассказ, пока накопники смотрил не достигнут нужной толщины, но гнал от себя эти грешные мысли. После проповеди священник перетреуголил толпу и пожелал приятного вкушения даров господа.

Нищесвои, поглупевшие и пострашневшие за время проповеди, оживились, видя, как от посёлка смотрил приближаются к пустырю двое в оранжевой форме, волоча бак, из-под крышки которого брызгала горячая жижа. Самые опытные нищесвои вынули припасённые ржавые банки или иные ёмкости, готовясь получить свою пайку, менее опытные побежали в обиталище за тарой. Новички заметались, чувствуя, что могут остаться без еды. В этом они правы — бак слишком мал, чтобы накормить такую ораву. Хватит далеко не всем; остальным придётся отправиться на поиски съедобных кореньев. Говорят, ушлый Харпат придумал выращивать коренья в Обиталище, но смотрилам эти зачатки земледелия не понравились. У нищесвоя вытянули всю сообразительность и хозяйственность почти до нуля, урожай сгнил на корню, и Харпат с тех пор и думать перестал о земледелии.

Двое смотрил, притащившие бак, поставили его возле отца Гведония. Тот отошёл подальше, зная, что за этим последует. Смотрила открыл бак, и в воздухе неприятно запахло съестным. Вокруг моментально собралась толпа. Нищесвои, отпихивая соседей локтями, протягивали ёмкости в ожидании раздачи. Кто-то, задавленный, пронзительно заверещал, раздалась плюха. В воздухе витала ядрёная матерщина. Старая Лайга, кусаясь и царапаясь, пробивалась к баку наравне с мужчинами. Смотрила начал раздачу, черпая бурую жижу и плюхая её в подставленные банки. Он часто отвлекался от раздачи и лупил половником наиболее наглых нищесвоев, разбрызгивая горячую похлёбку в разные стороны. Пара юрких новичков, не позаботившиеся о таре, получили свои порции в подставленные ковшиком ладони и, обжигаясь и рыдая от боли, выхлёбывали жижу в сторонке.

Понадеявшись, что смотрилы про него забыли, Фил нашёл какой-то мятый котелок и попытался получить пищу. Но зоркий смотрила заорал на него:

— А ты куда лезешь?! Тебя же пайки лишили!

И метко ударил романтика по голове половником. Схватившись за ушибленное место, Фил заплакал от боли и досады и отошёл в сторону, отшвырнув ненужный пустой котелок. Заметив стоящего рядом Герта, он замахнулся на него:

— Из-за тебя всё, опиум для народа!

Тот проворно отскочил в сторону, не став спорить. Он всё ещё находился под впечатлением от омерзительной проповеди.

— Теперь весь день придётся коренья искать! — сетовал Фил, сердито глядя на новичка. — "Религия", "угнетённая тварь"... Безмозглый!.. Пойдёшь со мной искать, понял? Половину найденного — мне.

Судя по выражению лица, отец Гведоний был доволен сегодняшним сбором. Он с удовольствием смотрел на чавкающую и давящуюся паству. Решив отблагодарить нищесвоев за отличный урожай свойств, он достал из кармана пару действяков приличного размера.

— Дети мои чумазые! — воззвал он к толпе. — Господь щедр, и я, исполняя волю его, желаю вам сделать приятное. Что вы хотите испытать, подонки ублюдочные, радость или веселье?

— Веселье! Радость! Нет, веселье! — раздались в толпе выкрики.

За веселье шумели больше. Священник спрятал в карман радостный действяк, перетреуголил нищесвоев, поднял над головой веселье, направил на толпящуюся паству и активировал его. По толпе словно прокатилась волна. На грязных лицах нищесвоев появились улыбки. Перемазанные жижей, они начали скакать, дико гоготать и подбрасывать вверх ёмкости с остатками месива. Некоторые, весело хохоча, схватывались в шутку бороться. Другие, глядя на них, катались по земле от приступов веселья. Мих, захлёбываясь от смеха, выхватил клюку у старой Лайги и сломал об колено. Харпат погнался за похотливой Найзой, награждая её весёлыми тумаками. Один из весельчаков пнул опустевший бак, желая пошутить, но тут же получил половником по лбу от мрачного смотрилы.