— Что там? — появился Гец. — Покойника, что ли нашел? О, черт! — увидев подтверждение своего предположения, он за плечи оттащил Максима подальше, и, усадив товарища на траву, протянул ему свою зажигалку. — На вот, покури, — дрожащими руками Максим взял этот дешёвый кусок китайского пластика, всё еще не понимая, что происходит. — Ты давай... Я щас быстро... Только до машины и обратно, ладно?

Глянув на Мишу невидящим взглядом, он мотнул утвердительно головой. Наконец, осознав, что дал ему старшина, Макс вынул изрядно помятую пачку, выбив из неё сигарету. Нетвердой рукой вставив рыжий фильтр себе в рот, он высек огонь и подкурил. Всё его существо сейчас сфокусировалось на этом действе. Его легкие всасывали дым и выплевывали назад, он был машиной, другие рефлексы сейчас были отключены.

— Скоро подъедут остальные, — Гец уселся рядом, но Макс даже не повел бровью, словно ему было всё равно. Впрочем, так оно и было.

Просидев в молчании минут десять, Миша не выдержал, начал говорить с напарником, пытаясь вывести его из этого состояния.

— Давно вы это... расстались?

— Полтора года. Сразу после того как меня из команды вышибли. Сказала, что ей с неудачником не по пути, — он горько усмехнулся. — Знаешь, мы ведь с четырнадцати лет были вместе. Десять лет. А тут собрала вещи и ушла, как будто я ей никто. Даже с того дня по-человечески поговорить нам не удалось, всё урывками, да полукриками, — и поглядев в глаза Мише, неожиданно завыл. — Миш, за что они так? За что? За что?

Ставропольский край. Станица Вольная. 13 августа 2006 года. Воскресенье. 15:35

— Артёма арестовали, — сообщил Миша, появившись на пороге. Максим лишь скользнул по нему стеклянным взглядом, погрузившись в себя, он явно не понимал смысла сказанного. — Эко тебя, братец, раскосячило. Может, водки дерябнем?

— Нет, не хочу, — Макс отрицательно махнул головой.

— Не жеманься. Никто слова не скажет. Вон Палыч вообще без ста грамм дежурным не садится.

— Я вчера уже напился, вдоволь, по горло! — губы его сжались, захрустели костяшки на стиснутых кулаках. — А пока я веселился, её убивали. Понимаешь, убивали!

Миша подобрал старый, еще советский стул, и поставил его рядом с напарником.

— Ты это брось. Ничего ты сделать не мог. НИ-ЧЕ-ГО. И незачем себя корить. Только изнутри душу изведешь, одни глаза да кожа останутся, — Гец ухватил своей лапищей товарища за плечо и встряхнул. — Поверь, я на такое уже в Чечне насмотрелся, и знаю, о чем говорю. Думаешь, мне дурные мысли в башку не лезли, когда моего друга в самоволе на базаре, словно барана зарезали? Или когда при зачистке села другой друг на лягухе подорвался? Но умерших не вернешь. Всё, что мы можем сделать — это не потерять живых.

— Ты не понимаешь. Она была для меня всем!

— Всё я понимаю, — в голосе Геца стали проскакивать нотки металла. — Кончай себя жалеть! Разнесчастный ты наш. Тебе двадцать пять и у тебя вся жизнь впереди, а от твоих соплей лучше не будет никому, в том числе и Свете. Яйца в кулак сожми и продолжи жить дальше. Кстати, её убийцу взяли, уже вроде дает показания.

— Кто? — Максим встрепенулся.

— Артём. Сейчас у Косаря в кабинете колется.

Гец тут же пожалел о сказанном, Максим в какую-то долю секунды соскочил со своего места и выбежал в коридор. Догнать его удалось только у следаков, где в одной из комнат в окружении кучи народа на стуле сидел этот самый Артём. Ворвавшись, словно метеор, Макс с ходу залепил футбольным пинком в арестованного, отчего Артём кубарем покатился по полу. Второй пинок сорвал Миша Гец, подхватив напарника подмышки и оттащив в сторону.

— За что?! За что ты её убил?! — орал Макс, пытаясь вырваться.

— Что это за безобразие? — холеный субъект в тонких золотых очочках. — Что за милицейский беспредел? За насилие в адрес моего подзащитного вы ответите по всей строгости закона.

— Несомненно, — усталый Косарь переложил бумаги, лежащие перед ним на столе, и уже обращаясь к Гецу. — Выведи его.

Но стоило Михаилу потащить всё еще брыкающегося Максима, как арестованный, приподнявшись на колени и, вытирая с разбитой губы кровь, заговорил.

— Не убивал я Свету. Я её больше жизни любил, на руках носил. Кое-как уломал тебя, Неудачника, бросить, — он кисло усмехнулся, — Свадьбу готовили. К зиме должен был ребенок народиться. Думаешь, я собственного ребенка сгублю? Это ты, скотина, ей отомстил!

— Да я тебя! — Максиму удалось вырваться, но Гец ухватил его за шиворот, и, словно котенка, рывком вернул к себе.

— Хватит! — кулак Косаря врезал по своей столешнице. — Я сказал, уводи его нафиг отсюда.

— Есть, — по-уставному ответил старшина и уже развернулся, не на секунду не ослабляя хватку на напарнике, чтобы наконец покинуть кабинет следака, когда Артем добавил.

— Мы же с тобой ночью вместе пили. Вот ты мне в вино наркоту и подсыпал. А потом машину мою украл и Свету убил, урод!

Макс попытался еще раз рыпнуться, но Мишины пальцы оказались непреклонны, поэтому пришлось смириться. Недолго плутая по знакомым коридорам, они вернулись в кабинет, в котором и сидели до этого. Даже и кабинетом это помещение было назвать трудно. Небольшая комната, площадью всего метра три, стены которой были выкрашены светло-зеленой масленой краской, используемая для отбирания объяснений с граждан. Для этой цели тут стоял древнейший светло-желтый письменный стол. Именно за этот стол Миша и усадил напарника.

— Посиди и успокойся. Ты сейчас головой вообще не думаешь. А если еще раз сдуркнешь, я тебя наручниками к батарее прикую, ты меня понял?

Максим лишь утвердительно кивнул. Он не мог отойти от потрясения после обвинения. Как? Как его посмели обвинить в убийстве самого близкого человека? Слезы, от несправедливости и боли, проступили на глазах. Утерев их кулаком, Макс швырнул носом, пытаясь успокоиться. Но успокоиться не получалось. Товарищ принес ему кружку простого сладкого черного чая, который как не странно помог. Мысли в голове стали выстраиваться в линию, а сознание прояснятся.

— Посидели и хватит, — заявил Гец, когда кружка опустела. — Служба не ждет. Без нас и так, наверно, пол станицы разбомбили.

Пришлось подчиниться. Максим, словно кукла поднялся на ноги, и поплелся за своим старшим до автомобиля, оставленным у главного входа. Когда они проходили дежурного, то вновь столкнулись с холеным типом в очках в сопровождении следователя Косаря.

— Вы бы лучше настоящего убийцу поймали, — громко, явно на эмоциях говорил очкарик. — Вот почему еще не допросили этого неуравновешенного молодого человека? Мы все стали свидетелями его необузданного нрава, что доказывает, возможную причастность его к совершенному преступлению.

— Конечно-конечно. Мы его обязательно допросим, как только смена, на которую он заступил, окончится. Не вижу необходимости уменьшать положенные наряды, они и так работают на пределе.

— Это конечно ваше право, но я буду жаловаться куда следует.

— Ну а это уже ваше право. Не смею вас задерживать. А ты Калинин, зайдешь ко мне сразу после дежурства. Понял?

— Угу, — лишь утвердительно кинул он, проходя металлический турникет, разблокируемый дежурным, продолжать так и не законченную смену.

Вечер в станице 'Вольная' выдался на удивление неспокойным. Несмотря на то, что завтра должен был наступить понедельник, местное население в массовом порядке ударилось в разгул и дебоши. Вызовы на семейные скандалы следовали один за другим. В алкогольном угаре, отцы семейств открывали в себе неизведанные до сего дня грани, и, почувствовав себя сверхлюдьми, бросались на своих домочадцев. Одного даже пришлось успокаивать, направив ствол автомата ему в грудь, по-другому бросить нож он отказывался. Кого-то доставляли в отдел, кого-то оставляли участковым. В общем, наступившая ночь не способствовала глубоким раздумьям, что как раз и было необходимо Максу.

С утра он застал следователя, отсыпающегося на кушетке. Весь помятый, он махнул вошедшему ефрейтору на стул, протер руками глаза, и, широко зевая, так, что чуть не хрустнула челюсть, уселся напротив.

— Рассказывай, где ты был субботним вечером. Постарайся поподробнее.

— Ну, с одноклассниками вино пили. Братья Бихоевы всех к себе созвали, вот мы и расслабились у них на веранде.

— Во сколько это было? — Косарь внимательно всё записывал.

— Часов в семь вечера, — Максим задумался. — Точно в семь. Я еще опоздал минут на двадцать, и вынужден был штрафную выпить.

— Артём Колесников на этом мероприятии присутствовал?

— Да, он тоже был.

— На чем он приехал?

— Конечно на своей черной бехе. — Макс скривился. — Как же он не понтуясь перед нами появится? Все должны знать, кто он, а кто мы.

— У тебя с ним антипатия? По какой причине?

— Ну а сами-то как думаете? Девушку он мою увел, — Максим разом помрачнел. — Мне что ему за это спасибо говорить нужно?

— Ну, а тем вечером вы с Артемом конфликтовали?

— Нет, сидели за разными концами стола, даже не разговаривали.

— А ушел он во сколько? — следователь внимательно поглядел Максиму в глаза.

— А вот этого я не помню. Часам к десяти я уже был никакой. Давно не пил, а тут дорвался.

— Во сколько сам ушел, тоже не помнишь?

— Неа, — Макс отрицательно махнул головой. — Конец пьянки я вообще не помню. Как черный провал. Очнулся только утром, от дедова подзатыльника, и сразу на работу ушел. Всё.

— Ясно, — Косарь, покопался в груде бумаг на углу стола, и выудил из неё несколько листов. — А как ты сможешь прокомментировать слова Магомета Бихоева, что ты в обнимку с Артемом Колесниковым, в районе двадцати трех часов вечера, уселись в его автомобиль БМВ Икс 5, и уехал в неизвестном направлении. Ибрагим Бихоев подтверждает слова брата. А ты?

— Чего? — Максим был ошарашен. — Я с Артемом на одной машине уехал, да еще в обнимку? Бред!

— Бред, не бред, но свидетели показывают именно так.

— Этого не может быть! Я ж бы его прибил на месте, не то, чтобы покатушки совместные устраивать.

— Ты понимаешь, что если бы неопровержимые улики не доказывали вину Колесникова, то за решеткой был бы ты?

— Почему я? — Макс все еще был в шоке.

— Головой подумай. А пока подпиши свои показания, и можешь домой идти.

В раздевалке Миши не оказалось, другие ребята сказали, что он опять укатил к своей зазнобе, а значит, до завтрашнего утра его видно не будет, поэтому пришлось брести до дома пешком. Пока он шел вдоль заборов, из-за которых нависали зеленые кроны плодовых деревьев, дурные мысли не покидали его голову. Осознание того факта, что он мог убить Свету, разрывало душу. Не в силах, просто идти, Максим сорвался на бег, успокоившись только ворвавшись к себе в дом. Дед с испугом глядел на взбелененного внука, с трудом дышавшего, и опиравшегося на печь. Со свистом в груди, Макс подбежал к груде одежды, в которой он пьянствовал перед сменой, и, разрыв её, в ужасе завыл. На джинсах и рубашке была кровь.

Ставропольский край. Станица Вольная. 14 августа 2006 года. Понедельник. 08:50

Дом Бихоевых представлял собой внушительный двухэтажный особняк из красного кирпича под стальной оцинкованной и ярко блестящей крышей. Высокий, двухметровый забор ограждал эту 'резиденцию' от посторонних глаз, давая тишину и уют во дворе на немаленького размера беседке со встроенном мангалом, на котором дядя Аслан, отец Магомета и Ибрагима, готовил свои божественные шашлыки.

В станице Аслан Бихоев появился вскоре, после распада Советского Союза, спасаясь от вакханалии на территории Чечено-Ингушской АССР. Открыв торговую точку с фруктами, он как-то быстро и незаметно пошел в рост, обзаведясь попутно парой магазинов, кафешкой и автосервисом, открытом на месте старых совхозовских гаражей. Успех, так и шел к нему в руки, но он не зазнавался, всегда здороваясь на улице с прохожими, не позволяя себе и своим родственникам дикие выходки, которые устраивали кавказцы в других населенных пунктах России. И даже больше — он грубо одергивал даргинцев, пять семей которых недавно переехали из Дагестана. Дошло даже до того, что он вышвырнул нескольких молодых, но борзых дагов из своего кафе, со словами: 'Как научитесь себя вести, так и возвращайтесь. А пока, чтобы даже близко не подходили, иначе секир-башка!' И что самое удивительное, даргинцы послушались, на улицах станицы 'Вольной' криминалил лишь местный контингент. Естественно, что Аслана здесь уважали. По-хорошему уважали.

Так уж случилось, что Максим учился с его сыновьями еще с начальной школы, и не без оснований, мог назвать их своими друзьями, которых, если разобраться, у него было не много. В тяжелые времена, они поддержали его, как могли, дав работу в одном из магазинов, правда, простым грузчиком, но в тот период, Макс был рад и этому. И вот именно сейчас Ибрагим и Магомет могли пролить свет, на случившееся тем вечером. Максим отправился к ним, как только переоделся в гражданку.

Жили они на соседней улице, в окружении домов своей родни, которой за прошедший десяток лет приехало из Ингушетии не мало. Скупив практически за бесценок близлежайшие дома, они образовали диаспору, а часть станицы занимаемую ими местными жителями называлась не иначе как 'Аул'. Причем, как знал Максим, это была одна из самых спокойных частей 'Вольной', милицию сюда не вызывали никогда.

Оказавшись у высоких, с коваными элементами, стальных ворот, рядом с которыми притулилась небольшая, но изящная калиточка с кнопкой электрозвонка. Макс надавил на него пальцем, но самого звона не услышал. Лишь через несколько минут до него донеслись звуки приближающихся шоркающих шагов, и, скрипнув, калитка отворилась наружу, в образовавшемся отверстии тут же появилась чернявая голова Лечи, младшего брата близнецов Бихоевых.

— Привет, Макс, — поприветствовал он.

— И тебе не хворать. Братья дома?

— Нее, в магазе дела делают.

— В котором?

— В Софочке, — не раздумывая ответил он.

— Понял, спасибо.

— Да, пожалуйста, — после чего, не прощаясь, голова исчезла обратно и калика закрылась.

Пришлось идти до предыдущего места работы. Именно в 'Софии', или как его ласково называли Бихоевы, в 'Софочке' он и трудился полгода, до устройства в милицию. Идти было относительно недалеко, вся станица от силы насчитывала тридцать тысяч жителей, и была не таких уж и больших размеров, другое дело, что практически на восемьдесят процентов она состояла из частного сектора, что накладывало свой отпечаток на местной топографии.

Идя вдоль утопающих за изгородями и заборами в зелени домов по пыльной, с разваленным мусором дороге, Макс еще раз прогонял у себя в голове тот вечер. Всё как обычно, Магомет и Ибрагим уже не в первый раз собирали у себя класс по различным поводам, то их тетя в Нальчике родит, то Кассим школу закончит, то просто гостинец пришлют, как в этот раз. На столе был выставлен большой кувшин с домашним вином, а вокруг него сгрудились всевозможные салаты и овощные нарезки. И, конечно же, гвоздем вечера был молодой барашек, освежеванный за пару часов до начала возлияния, и как всегда — бесподобный.