Хадизарский сюрприз (продолжение Высоких ставок)

— Итак, дамы, — начала чародейка, обозрев собеседниц из-под полуприкрытых век, — мы все отлично знаем, что нас сюда привело.

— Не что, — сквозь зубы бросила Анжела. — Кто, — и вполголоса добавила такой отзыв о голубоглазой твари, что Верона покраснела до самого полотенца, но немедленно встала на защиту возлюбленного:

— Не смей так о нем говорить! На своего Рамона посмотри, вот уж у кого ни стыда, ни совести! Ничем не погнушается! Если бы не он, Бьяно бы даже ни о чем не догадался! И вообще...

— Да? Я что-то не слышала криков изнасилованной добродетели, — ядовито сказала графиня. — Еще и сам прибежал!

— Перестань! Что он может сделать против Рамона, если тот еще и эмпат? Его совратили, заставили!

— Конечно, насильно принудили строить глазки моему мужу! Это кто кого совратил, еще надо посмотреть! Так и лупает своими глазищами, смотреть тошно! Выцарапала бы!

— Если б вы вдвоем не допекли графа, то ничего бы и не было! Нормальный мужчина от хорошей жизни к юноше не полезет! Сами виноваты!

— Да что ты понимаешь!..

— Оба хороши, — властно постановила Феоне. Раскрасневшиеся спорщицы отвернулись друг от друга. — А кто кому достанется — разберемся после... решения нашей маленькой трудности.

— Придушить! — отрезала Анжела, сжимая кулачки.

— Кастрировать! — тут же парировала Верона.

— Нет! — в ужасе возопили жена и любовница.

— А что? Во времена Аквилона с мужеложцами так и поступали, — смутившись, сказала беглая невеста.

— Какое варварство! — содрогнулась Анжела. — Всего можно добиться лаской.

— Сдать обоих в бордель на перевоспитание? — с сомнением протянула магичка. — Да нет, не поможет, они и так туда ходят.

— По-моему, единственные женщины, которых он избегает, — это мы, — буркнула Анжела.

— Достали потому что, — подколола Верона. — Сама говоришь — ласковей надо быть, а если б на меня так визжали, да еще и по два раза в день...

— Дамы, о чем мы вообще?! — возвысила голос Феоне. Девушки устыдились и замолчали. — Учитывая то, что Рамон — эмпат и обмануть его невозможно, — уже тише продолжала волшебница, — действовать надо очень осторожно. Пока не закончим — на глаза Рамону не попадаться!

— Совсем? — пискнула Анжела.

— Совсем, — отрезала Феоне. — Добиться своего надо исподволь, не привлекая внимания. Чтобы они сами пришли к нужным выводам.

— Но как? — спросила Веро. — Если Рамон не хочет к ним идти?

Волшебница озадаченно потерла лоб. Анжела насмешливо фыркнула. "Я так и знала", — читалось на ее лице. Феоне прикусила губу, поплавала туда-сюда и вдруг объявила:

— Для этого кое-кому из нас придется пожертвовать своей девственностью.

— Что? Кому?! — в один голос закричали девицы.

— Ну не мне же.

Сестры переглянулись и подозрительно уставились на магичку. Та ухмыльнулась и снисходительно пояснила:

— Если по ходу разбирательства насчет развода выяснится, что супруга уже не девственно чиста, то доказать, что муж ее не трогал, будет очень трудно. Надо только найти того, кто за небольшое вознаграждение будет молчать про то, как ему посчастливилось. Я бы предложила переодеться и сходить, например, в школу тореадоров. Столько красивых, смуглых, пылких брюнетов...

Верона быстро переводила глаза с Феоне на Анжелу: по мере развития идеи сестра раздувалась от негодования, словно рыба-шар. Взрыв был скор и неминуем:

— Ты в своем уме, полукровка?! Ты предлагаешь мне идти на улицу и предлагать себя, как шлюха?! Еще и деньги за это предлагать?! Изменить моему мужу? Да я люблю его, чтоб ты знала!

— Ну, я же изменяла — и ничего страшного, — пробормотала Феоне.

— Да тебе-то что? А я — его супруга, и я...

— О боги, да успокойся же, — засмеялась волшебница. — Рамон вовсе не такой ханжа в вопросах морали, как некоторые монархи.

— Ну и что? — вспыхнула Анжела. — Брак священен, и если я заключила с ним союз перед лицом богов...

— Павел Ассинский, — кашлянула Верона, — утверждал, что брак — это навязанный людьми союз, и греховен по своей сути, поскольку люди присваивают себе роль богов, тогда как только боги могут решить, каких мужчину и женщину соединять в браке. Павел Ассинский, конечно, был признан еретиком, но сам вопрос о браке, в принципе, дискуссионный.

Феоне удивленно приподняла брови. Анжела, которая из всего сказанного поняла от силы три слова, залилась краской и закричала:

— И ты туда же? Тоже мне, монахиня! Ты хоть сама понимаешь, что несешь?! Я не буду изменять Рамону!

— О боги и черти, почему смертные бабы такие дуры? — рявкнула Феоне. — Сначала изменишь, а потом он от тебя не открутится.

Веро снова покашляла.

— Моя сестра не так уж и не права. Унитара, по которой Рокуэлла живет до сих пор, гласит...

— Ах, это сущие мелочи, да и кто догадается? — отмахнулась магичка.

— Что если жена изменит мужу до первой ночи, их брак будет недействителен, — невозмутимо продолжала Верона; Феоне скрипнула зубами. — Естественно, доказать это будет очень трудно, но Анжи вправе знать, чем рискует.

Чародейка засопела. Графиня Вальдано скрестила руки на груди и неподкупно вздернула носик.

— В отношении мужа этот закон не действует, — добила Веро. — Но я все равно считаю, что донна Феоне права, — Анжела задохнулась. — В конце концов, если Рамон заарачится, можно пригрозить ему обвинением в растлении несовершеннолетнего.

— Боги, куда это все у тебя помещается? — вырвалось у Анжелы. — Столько всего знать невозможно!

Верона скромно улыбнулась. Феоне сделала грациозный пасс в воздухе и протянула графине две бутылочки с зельем.

— Вот. Синее — внутрь, чтобы обошлось без нежелательных последствий. Рамона на мякине не проведешь, он знает, что бесплоден, как пустыня. Из белой — обрызгаться, это сильнейший афродизиак. Превращает любого мужчину в твоего покорного песика.

— Нужны они мне, в виде песиков... я вообще кошек люблю, — буркнула Анжела, сверля пузырьки тяжелым взглядом, но все же нехотя протянула руку и взяла. — А если я опробую их на Рамоне?

— Без толку, — покачала головой Феоне. — На него это не действует.

"Конечно, на мужеложца-то", — подумала Верона.

— А чтобы жертва не казалась такой ужасной, — вслух сказала она, удовлетворенно проследив за передачей склянки, — я готова взяться за Фабиана. В смысле жертвования собственной невинностью, — для полной ясности добавила несостоявшаяся монахиня. Анжела поперхнулась и едва не утопила баночки в бассейне. Феоне одобрительно хмыкнула.

— Вот, ваша светлость, так и нужно идти к цели. Не считаясь с мелочами и глупыми условностями. Прошу, это приворотное зелье. В бокал предмету страсти. Действие крайне скоротечно, дабы Рамон не унюхал, чем поят свет его очей.

Анжелу передернуло, и она крепко сжала пузырьки. Пожалуй, чтобы избавиться от этих издевок, стоит рискнуть. Верона взяла баночку и внешне невозмутимо посмотрела на просвет. Сердце девушки бешено колотилось, но руки не дрожали.

Миро протер глаза и посмотрел на величественные напольные часы. Было еще не слишком поздно, но юноша уже устал, как тягловый мул на стройке. Хвала Тиаре, на сегодня конец.

"Какому идиоту может добровольно понадобиться власть? — раздраженно думал Ибаньес, складывая бумаги в папки, а папки — в портфель. — Рехнуться же можно!"

Юноша затолкал портфель в сейф, захлопнул дверцу и упал на стул, обхватив руками голову. Казалось, что мозг от обилия государственных забот сейчас вскипит и вылетит через уши в виде пара. Еще на коронации — да что там! — на представлении кортесам Рамиро почувствовал, что вляпался по уши, а самое поганое — это ж на всю жизнь! Хуже женитьбы, чтоб ей! Миро поплелся в гостиную и открыл буфет. Спиться, что ли, и оставить престол уже женатому брату с кучей детишек? Женитьба, точней, помолвка, была настоящей занозой для Рамиро, дона Мигеля, донов Диего (старшего и младшего), Рамона и Феоне. Миро вздохнул. Ведь он сам их во все это и втравил... Юноша знал, что долг перед страной обязывает его как можно скорее наплодить законное потомство, но, черт, как же не хочется в восемнадцать лет превращаться в папашу!

Ибаньес вытащил бутылку миршаны и бокал. Эх, если бы, да кабы! Если бы он не заявил, что жениться на Вероне... если бы вообще отказался ее похищать... Хотя как раз Веро была бы самым лучшим вариантом, а то дон Мигель все зудит и зудит про политически выгодный союз, подсовывая томоэ портрет за портретом.

— Ваше сиятельство?

Еще никогда бархатистый женский голос не заставлял Рамиро подпрыгивать с места на два фута вверх. Бутылка полетела налево, бокал — направо, алая струя щедро окатила хадизарский ковер.

— Ах, боги мои, простите! — всплеснула руками девушка, осторожно обходя лужу вина.

— Д... н... донна Анхела? — проблеял монарх, чувствуя себя последним ослом.

— Я, наверно, не вовремя? — потупилась юная графиня, сбрасывая в кресло черную мантилью. Шелковая ткань так соблазнительно заскользила по золотистым округлым плечам, что Миро невольно проводил ее голодным взглядом. Дьявольщина! За четыре месяца — всего шесть девушек!

— Конечно, нет! То есть да?.. Садитесь, прошу вас, — сдался Рамиро, одергивая камзол. Хотя какого черта?! Можно подумать, он силком заставил Рамона отречься! Тем более, что донья Анжела никогда ни в чем его не обвиняла и продолжала блистать при дворе... А он не обращал на нее внимания. Дурак!

— Спасибо, — шепнула красавица, одаряя правителя нежным взором сквозь пушистые, густые ресницы, и в шелесте шелка и батиста опустилась на краешек дивана. Миро всегда нравились яркие, как бабочки, девушки, и взгляд длинных карих очей напомнил юноше, как преступно редко за четыре месяца он предавался плотским утехам.

— Я напугала вас? — игриво спросила донна Анжела, улыбаясь приветливо, но так многозначительно, что Ибаньес слегка покраснел. — Я раньше бывала в Эспиноле, хотя Рамон предпочитал жить в Ромолле, и знаю один тайный ход, — Миро покраснел уже не слегка: совершенно невинные речи в исполнении Анжелы звучали чертовски двусмысленно. Девушка снова улыбнулась, чуть приоткрыв пухлые губки и одновременно застенчиво опустив ресницы. Она выглядела до того прелестно и обольстительно: вся — от маленьких ножек в бархатных башмачках до высокой груди, прикрытой прозрачным воротником так, чтобы был виден почти весь вырез лифа, — что герцог не сразу сообразил, что таращится на чужую жену уже минуты три, не пытаясь поддерживать беседу.

— Что вас привело сюда, сударыня? — несколько сипло осведомился Ибаньес.

— Одно важное дело, — ответила Анжела, грациозно поднялась и одним плавным движением задернула шторы. Когда она повернулась к молодому томоэ, такая изящная и обворожительная на темно-синих фоне, в мягком ореоле длинных волнистых волос, отливающих теплой медбю, то властитель рокуэльских гор и рек заерзал на стуле.

— Ах, я даже не знаю, как сказать...

— Ваше дело так серьезно? — откашлялся Миро, с усилием отрывая взгляд от бюста своей гостьи.

— О да, только не говорите Веро, прошу вас!

— Конечно!

— Благодарю, — снова улыбнулась Анжела, в три легких шага одолела расстояние от окна до Рамиро и, вспорхнув на колени юноши, запечатлела на нем умеренно страстный поцелуй.

— О боги, что вы делаете? — простонал Ибаньес. Донья Вальдано негромко засмеялась. Не глупо захихикала, а именно засмеялась — нежно, властно и самоуверенно.

— Разве я вам не нравлюсь? — прошептала она, обвивая руками шею Рамиро и щекоча ресницами его щеку. Высокая грудь в тугом корсаже уперлась в камзол Рамиро. — Не бойтесь, это вовсе не страшно. Даже приятно.

Девушку окутывал легкий, но настолько пленительный аромат, что томоэ совершенно потерял голову. Он сжал соблазнительницу в объятиях, зарывшись лицом в ворох темно-рыжих кудрей, осыпал девушку сотней поцелуев, и очнулся только тогда, когда она решительно стащила с него кушак и бросила его на пол, выгнувшись в талии так, что Рамиро чуть слышно застонал.

— А как же ваш муж? — выдавил он, проявляя остатки благоразумия.

— Боги, неужели храброго кабальеро могут остановить такие мелочи? — наморщила носик Анжела. Это вышло у нее так же обольстительно, как и все, что она делала.

Миро мог бы возразить, что Рамон — не мелочь сам по себе, к тому же совращение жены своего наставника едва ли может сойти за проявление благодарности, мог бы — но ему не дали такой возможности. Анжела устроилась поудобнее и одарила томоэ аж тремя поцелуями почти без перерыва. По окончании этого действа Рамиро оказался без камзола, кушака и с распущенным шнурком на штанах.

— Ах, какой тесный корсаж, я сейчас лишусь чувств, — объявила сюзерену девушка. — Ленты сзади.

— Но сударыня?!

— Чшш-ш, не кричите, слуги рядом, — строго ответила Анжела и приложила тонкий пальчик к губам монарха, прогибая спинку, чтобы ему было удобней расшнуровывать корсаж. Миро покорно взялся за розовые ленты, не забывая покрывать поцелуями нежную шейку и грудь собеседницы.

— Ах, — сладко шепнула графиня, запустив пальчики в черные длинные волосы томоэ и прижимая его голову к груди так сильно, что Миро едва не задохнулся. — Вы настоящий дворянин, мой сир!

Боги, как это прозвучало в ее устах! Кстати, насчет уст...

Что было потом — его сиятельство точно не помнил. Факт тот, что расправившись с корсажем гостьи и лишившись попутно камзола и рубашки, он оказался на полу, в горячих объятиях самой восхитительной девушки из всех, что ему встречались.

... — Вы — девица? — потрясенно спросил Миро.

— Теперь уже нет, — расслабленно отозвалась Анжела. Они лежали на ковре, к юго-востоку от винной лужи.

— А Рамон? — глупо осведомился Ибаньес.

— Вы всегда такой дотошный? — нахмурилась красавица. — И устраиваете допрос каждой девушке?

— Нет, но...

— Надеюсь, вам не придет в голову хвастаться очередной победой на каждом перекрестке? — строго спросила графиня, приподнимаясь на локте.

— Конечно, нет! Как вы могли такое подумать?! Но я хочу...

— Можно воспользоваться вашей ванной?

— Да. Она там, после спальни.

— Я знаю. Спасибо.

Девушка собрала ленты, встала и удалилась в сторону ванны. Миро растянулся на ковре. Несмотря на недавний пыл и жгучую страсть, туманившую разум, его уже занимали некоторые вопросы. Из них главный — а что, собственно, происходит? Жена графа Вальдано нахально сбегает от мужа, который в Ромолле, в столичный дворец, дабы отдаться правящему монарху и?.. Вот это и есть вопрос: зачем ей это нужно? Зачем изменять Рамону? Неужели только из-за его "псевдополукровочности"? А почему именно с ним, Рамиро Ибаньесом? Ее так прельщает власть? И она не может простить Рамону отречения? В общем-то, ее можно понять — кому охота, выйдя замуж за короля, оказаться в итоге только графиней? Но чего она этим добьется? Статуса любовницы томоэ, скандала в семье и позора своего мужа? У, ч-черт! Миро резко сел.

"Неблагодарная свинья!"

Отрезвление пришло так же стремительно, как и помутнение рассудка. Как он мог?! Что наделал? Что он теперь скажет Рамону, он, обязанный графу всем, с головы до ног в долгу перед ним?! Миро запустил пальцы в волосы. И, черт побери, самый животрепещущий вопрос — почему она оказалась девицей после семи месяцев замужества?