Память

— Буду. И ты не забывай обо мне, ладно?

— Я тебя никогда не забуду, Юу.

Эйден, посланный с Лави экзорцист, вернулся один. По его сбивчивому лепету можно было только понять, что минуту назад рыжий орудовал Молотом рядом с ним, разбивая рой акума, а потом будто пропал. Просмотр изображения с голема тоже ничего не дал: вот во вспышках и разлетающихся обломках покорёженного железа мелькнула рыжая макушка Книжника — и вот её больше нет. Будто исчез. Комуи, предчувствуя все ужасы, которые ему устроит вернувшийся с задания Канда, допрашивал экзорциста трое суток без перерыва на сон. Ему самому было не впервой столько работать на одном кофе, но на третьи сутки Эйден просто свалился, и смотрителю было сторого-настрого запрещено даже думать о том, чтобы сунуть свой нос с больничное крыло. Допрос, что больше всего удручало, ничего не дал. Выученный до мельчайшей детали видеоматериал с голема тоже не давал никаких зацепок, и Комуи пришлось смириться с тем, что рыжий Лави просто исчез.

Для Ордена настали поистине чёрные дни: Лави все любили, а оттого очень тяжело переживали его потерю. Никто не говорил об этом вслух, но в воздухе витала эта невысказанная мысль — рыжий Книжник умер. Даже кофе, который готовила Линали, был горьким, будто прозрачные слёзы девушки падали прямо в чашку. Аллен пытался было сунуться к старому Книжнику, но в ответ получил такую истерическую отповедь, что ещё дня три заикался и вздрагивал при каждом громком звуке. Комуи, запершись у себя, ждал возвращения Канды. Незадолго до начала своего затворничества он приказал проводить экзорциста прямо к нему, за что все остальные были ему очень благодарны: каждый знал присказку про гонца, который приносит плохие вести. И никому не хотелось выступить в роли этого гонца.

Как и ожидалось, Канда принял новость об исчезновении Лави плохо. Комуи грустно смотрел, как обезумевший экзорцист разносит его кабинет, а потом только молча протянул успокоившемуся мечнику голема и папку с отчётом Эйдена и вышел, оставив его наедине с документами. Через полчаса он вошёл обратно: Канда спокойно сидел на диване, держа в руках папку, и смотрел в одну точку перед собой. Услышав звук захлопнувшейся двери, он оглянулся:

— Мне надо поговорить с этим... С Эйденом.

— Я допрашивал его три дня. Ничего нового он тебе не скажет.

— Мне надо с ним поговорить, — туго стянутый хвост упрямо качнулся.

— Ты можешь мне пообещать, что он после разговора останется жив?

— Нет.

— В таком случае я не разрешаю тебе разговаривать с Эйденом. А ты знаешь, что случится, если мой запрет будет нарушен.

Канда знал. А потому до сих пор не совершил попытки силой прорваться в больничное крыло.

— Что говорит Хевласка? — последняя надежда. Комуи очень не любил лишать людей их последней надежды.

— Она говорит, что Чистая сила Лави уничтожена.

Вместо ожидаемой боли в глазах мечника Комуи с удивлением обнаружил упрямство:

— То, что она уничтожена, ещё не значит, что он мёртв.

— Канда...

— Дайте мне время, и я найду его! — закричал он, а потом, справившись с собой, повторил: — Дайте мне время. Чтобы найти его.

— Хорошо. У тебя есть месяц. Ровно месяц на поиски.

— Отлично, — экзорцист поднялся и, отодвинув смотрителя от дверного проёма, вышел из комнаты.

Пять лет спустя.

Истребитель нелюдей, а также Книжник Вермелл устало откинулся на стуле, смахнул со стола чертежи нового оружия и закинул руки за голову: предыдущая ночь оказалась довольно урожайной для всего Отдела и столь же утомительной. Хотя Вермелл и помнил ночки покруче, каждый раз усталость давала о себе знать с прежней силой. За окном просыпалась Филадельфия. Люди, не подозревавшие об ужасах, которые творятся прямо у них под ногами — в катакомбах — спешили по своим человеческим делам. Штаб-квартира истребителей намеревалась отойти ко сну.

Вермелл покосился на часы и выругался вполголоса: десять утра. Опять он не выспится и к вечеру будет разбитым, но слушать этот просыпающийся город было единственным удовольствием, которое себе позволял Книжник. Иногда ему хотелось выйти на улицу и прокричать всем снующим туда-сюда жителям правду. Что под ними, под канализацией, находятся катакомбы, оставленные жителями древних цивилизаций. Исчезнувших из-за непонятного мора, который теперь поднимает древние трупы и заставляет их выходить наружу. Что на самом деле это высокое каменное здание — вовсе не частный завод по производству мебели из ценных пород дерева, а люди, изредка выходящие наружу — не мастера. Нет, конечно, какую-то мебель тут производили — хотя бы стул, на котором он сидел.

К счастью, такие моменты были для Книжника редкостью, а потому он просто задёрнул плотные шторы и, как был в одежде, повалился на неразобранную кровать. Чёрный костюм истребителя резко контрастировал с белоснежными простынями, но самым пронзительным пятном были волосы Книжника: рыжие, яркие, будто впитавшие в себя солнечный свет, который не могла отнять у него вся тьма катакомб.

Его разбудили. Обидно вырвали из пучины сна, в котором он видел странную девочку с двумя задорными хвостиками — она ходила по небу. Такой сон было жалко терять — Книжнику вообще редко снились сны, а хорошие — почти никогда. Но через пять минут он бы всё равно открыл глаза без чьей-либо помощи — один из полезных навыков настоящего Книжника. Иногда Вермелл искренне считал, что полезнее только его способность не привязываться ни к кому из товарищей — слишком многие не возвращались из-под земли. А невидимые строчки под неумолимым пером Книжника бежали, заполняя собой белые листы, унося с собой имена и привычки некогда живых людей.

— Эй, Вер, ты проснулся? — стук, разбудивший его, повторился.

— Да! Секунду! — встать с кровати, пройти пять шагов до таза с водой, плеснуть себе на лицо, вытереться полотенцем — и Вермелл готов к работе. — Заходи!

Сначала из-за двери показалась улыбающаяся физиономия Клермонта, а затем и сам Клермонт. Вермелл беззлобно чертыхнулся:

— И как ты всегда умудряешься быть таким бодрым? Вроде и работаешь не меньше, а бодрый!

— Всё дело в твоём образе жизни, Вер, — рассмеялся Клермонт и протянул ему небольшой куб, служивший в Отделе носителем и передатчиком информации. Первое время Вермеллу отчего-то казалось, что они должны быть круглыми и с крылышками, но Книжник быстро отмахнулся от этой мысли. — Что тут?

— Зацени новость! К нам обратился сам Ватикан! — для усугубления важности момента Клермонт выставил перед собой указательный палец. — И попросил принять одного из их людей. Временно. Что-то типа обмена сотрудниками для налаживания контактов, — эта канцелярская тирада была выдана настолько ровным тоном, что к ней очень хотелось добавить: "Сказано тем-то в таком-то году". — Тут только его фотография. Такое ощущение, что Ватикан пытается казаться настолько секретным, что даже имени пришельца нам сказать не может!

— Ватикан? Святоша? — поморщился Вермелл, отложив куб на край стола: фотографию он ещё просмотрит, а вот сведения их первых уст услышать всегда интереснее, хоть это сильно снижает процент объективности.

— Не, не святоша, — замахал руками истребитель. — Наоборот. У них, оказывается, уже давно есть какой-то орден, в котором они держат свои боевые единицы. Уж не в курсе зачем — видно, ведьм и бесов гонять.

Сказано это было с таким скептицизмом, что Вермелл невольно усмехнулся:

— Боевик, значит... И когда он приезжает?

— Вроде как завтра днём, — грустно хмыкнул Клермонт. — Переходим на военное время.

"Военным временем" в Отделе считались дни приезда начальства. В это время никто не спал ни днём, ни ночью, все изображали настолько кипучую деятельность, что сразу становилось понятно, откуда у Отдела столько денег на новые разработки.

— Да чего военное-то? Кто завтра дежурит днём?

— Ээ... Ты.

— Отлично, — хорошее настроение сдуло моментально. — Ладно. Во сколько брифинг?

— Через час. Я тогда пойду?

— Конечно, — кивнул Книжник. — Иди.

Клермонт удалился, оставив Книжника наедине с разбросанными с утра бумагами и кубиком данных.

— Ну-с, посмотрим, что за гость... — прикосновение пальца заставило куб светиться, всплыли знакомые символы. Вермелл ввёл пароль и посмотрел на вспыхнувшую картинку. И закричал.

Брифинг шёл уже пять минут, а Книжника всё не было на месте.

-Эй, кто последний раз видел Вермелла? — главный истребитель, мистер Ветт, хмуро оглядел сидящих за столом подчинённых.

— Я, — поднялся Клермонт. — Заскакивал к нему час назад. Вроде на месте был.

— Заскачи ещё раз. И приведи его сюда, — злости в голосе Ветта не было: сотрудники часто просыпали и опаздывали на собрание. Начальник прекрасно понимал все их проблемы и списывал всё на общую нервозность их работы: в конце концов, не дело двадцатилетним мальчишкам каждую ночь встречаться со смертью.

Подчинённые в ответ на понимание своего начальника очень любили, с опозданиями не наглели, работали на совесть. В общем, в Отделе царило полное взаимопонимание и покой. Один Вермелл не вписывался в общую дружескую атмосферу: Книжник не опаздывал, ни с кем не сходился, со всеми был приветлив и весел, но и только. И хотя Ветт был в курсе этих правил Книжников, всё-таки он не понимал, как может человек отрезать от себя настолько необходимую потребность в простом человеческом тепле. Но на этом его лёгкое неудовольствие Вермеллом и заканчивалось: истребителем Вермелл был отличным, а чего ещё ждать начальнику от подчинённого, как не отличного выполнения работы?

Клермонт дошёл до двери Вермелла и постучался. Ответа не последовало. Тогда истребитель, вздохнув, толкнул дверь, которая оказалась не заперта: Вермелл сидел за столом, уронив на него голову, а в ярко-рыжих волосах бликовала та самая фотография ватиканского гостя. Клермонт легонько потрепал Книжника по плечу:

— Эй, Вер, ты заснул?

Вермелл резко выпрямился, безумно глядя в лицо Клермонту. Тот отшатнулся: это была первая живая эмоция на лице Книжника за все десять месяцев, что он работал с ними. Не наклеенная улыбка в ответ на чью-то шутку, не лёгкое беспокойство за ребят на задании, которое сквозило в его голосе, а самый настоящий ужас, граничащий с безумием.

— Вер... Ты чего?

Книжник моргнул и посмотрел на него уже нормальным взглядом:

— Ой, Клермонт, прости. Я, видимо, задремал.

Истребитель доверительно улыбнулся:

— Кошмар? Я тебя понимаю: у всех поначалу были, странно, что ты продержался столько месяцев.

— Да, странно... Брифинг уже начался?

— Все тебя ждут! — рассмеялся успокоившийся Клермонт и, потрепав Книжника по плечу, вышел из комнаты. Вермелл бросил взгляд на холодно смотрящего на него с фотографии экзорциста и вышел вслед за ним.

Мертвенную бледность оценил даже Ветт, повидавший на своём веку довольно многое. А потому Вермелла общим голосованием было решено сегодня оставить в Штаб-квартире отсыпаться. Впрочем, сам Книжник особо не возражал: ему нужно было время, которое он потратит отнюдь не на сон.

На негнущихся ногах он дошёл до своей комнаты и упал на стул, уронив голову на руки. Лицо, которое сегодня светилось с фотографии, пробило какую-то брешь в его памяти, и на него резким потоком, обжигающим, как кипяток, хлынули воспоминания, так нещадно стёртые карающей группой. О Чёрном Ордене, о Графе, о Канде... О Канде, из-за которого он и перестал быть Книжником, ещё не веря, что с этой работы нельзя уволиться по собственному желанию. И завтра он приедет, человек, которого он обещал помнить. И обещание это не сдержал.

Всю отпущенную ему ночь Вермелл, а в прошлом Лави, вспоминал, думал, анализировал. Слишком велик был соблазн забыть о времени, за которое он сменил три имени, и снова окунуться с головой в этот омут, но "они" — теперь Вермелл понимал страх и трепет в голосе старого учителя — не будут давать ему ещё один шанс. А заодно могут почистить память и Юу — для надёжности. Значит, проще не помнить однажды стёртое. Спрятать эти воспоминания в самый дальний чулан, ключ от которого давно и безнадёжно потерян. И смотреть в эти глаза, будто видишь их впервые.

Конечно, Канда его узнает — глупо было даже надеяться, что он так сильно изменился за эти пять лет: ярко-рыжие волосы, повязка на глазу... Чем ещё выделялся экзорцист Лави? Ах да, улыбкой. Той самой счастливой улыбкой, но тут можно быть спокойным — она больше не появится на этом лице. Остаются волосы и повязка — достаточно, чтобы затеряться в толпе. Слишком мало, чтобы быть неузнанным тем, чьи мысли занимал несколько лет.

Прометавшись ещё пару часов на кровати и так и не найдя никакого выхода, Книжник погрузился в беспокойный сон.

Одиннадцать часов сорок минут — впервые за столько лет способность открывать глаза в нужное время его подвела. И у Вермелла осталось двадцать минут, чтобы привести себя в порядок и сменить ночного дежурного. Наскоро умывшись и одевшись в свежую форму, Книжник влетел в комнату дежурного:

— Привет, Эрик!

— О, привет, Вер, — уставший после бессонной ночи Эрик Лэндшер заложил карандашом страницу и захлопнул книгу. "Божественная Комедия. Ад" — прочитал Книжник и усмехнулся: Эрик слыл знатоком классической литературы, но в дебаты с Книжником отчего-то вступать отказывался наотрез. — Пришёл сменить меня?

— Ага!

— Мана небесная! — истребитель картинно поднял руки к потолку и уже серьёзно посмотрел на Книжника. — Отчёт. За ночь убито семь нелюдей. Ирма на больничном уровне — ей тварь разорвала плечо. Потерь среди сотрудников Отдела нет.

— Отлично, — Вермелл уселся в освобождённое кресло и вытянул ноги. — Эй, Эрик?

— Да? — пойманный уже в дверях Лэндшер оглянулся.

— Отлови Сону — пусть притащит мне чашку кофе и пару бутербродов.

— Опять с утра работал? — Эрик рассмеялся. — Скажу ей, что ты умираешь от голода. Удачной смены!

— Спасибо.

У Вермелла оставалось около часа, а он так и не придумал, как себя вести при встрече с экзорцистом. Как реагировать на его неверящий взгляд. Как... "А кто вообще сказал, что Канда о тебе помнит? Ты про него забыл — почему должен помнить он? Зажрался ты, Лави! Может, он вообще тебя ненавидел — за то, что ты умер. А теперь будет ненавидеть за то, что жив".

Бутерброды были съедены, кофе выпит, экзорцист стоял в стандартной униформе Чёрного ордена в холле и озирался по сторонам. Вермелл вздохнул и пошёл встречать гостя: слава Богу, что сейчас в Отделе бодрствует только он да группа учёных, у которых день с ночью менялись местами в зависимости от творческих порывов. Никто не будет свидетелем их встречи.

Теперь, глядя на него с двух шагов, можно было с уверенностью сказать, что Канда не изменился совсем. Длинный хвост, катана на поясе, гордая осанка. Большего он не видел — экзорцист стоял к нему спиной. "Ну, всё. Вдох-выдох".

— Я приветствую вас в штаб-квартире Отдела по истреблению нелюдей города Филадельфия от имени всех сотрудников штаба, — какой удобный канцеляризм для начала беседы, которой не желаешь.

Канда резко развернулся, машинально положив руку на Муген: стой Лави чуть ближе, и катана бы вылетела из ножен, полоснув того по груди. На всякий случай, чтобы близко не подкрадывались.