Геройский поступок.

О, теперь я понимал чувства моего отца. Когда ты не в силах изменить происходящее, остается только гневаться. И хоть эльфам не приличествует злиться, при общении с этой бесовкой у меня по-иному просто не получалось.

Однажды, не выдержав, я спросил:

— Цикута, а таких как ты много осталось?

— Нет. Но вообще-то это большая тайна. А зачем тебе это?

Я ничего не ответил, но про себя ухмыльнулся. Наверное, всех остальных истребили. И, наверняка, было за что.

И такое повторялось ночь от ночи.

Но вот, в один из погожих летних дней раздался беспокойный звон колокола. Главы наших семейств собрались все вместе, и что-то недолго обсуждали. А через некоторое время вернулись в свои дома с впечатляющей новостью:

— Где-то рядом расцвела Жизнь-трава!

Жизнь-трава. Исключительная травка. Она чем-то похожа на заурядный одуванчик. Высокий желтый стебель гордо несет алую подушечку-корзинку, на которой выстраивается три десятка семян с пушистыми янтарными хохолками. Животные очень любят поедать ее цветки, поэтому созреть удается лишь единичным экземплярам. Да и то в каком-нибудь очень укромном месте.

Расцветает цветок Жизнь-травы всего на один день. Мы узнаем об этом, когда в воздухе появляется парящее семечко. И пока в ложе-корзинке остается хоть одно семя, цветок имеет огромную волшебную силу. Но стоит последнему семени покинуть подушечку-ложе, травка становиться ничуть не примечательнее обычного бурьяна.

Сегодня утром в воздухе было замечено семечко Жизнь-травы. Немудрено, что старшие мгновенно собрали совет, на котором было принято решение пойти на поиск этой редкой травы.

Обычно, чтобы найти магическое растение, эльфы-сборщики посылали Зов. Но увы — на магический зов Жизнь-трава не откликается.

— У нас дело? Куда летим? То есть, идем? — быстро полюбопытствовала Цикута, видя, как я собираю свой походный рюкзак. Вода, еда. Серп, два ножа, большой и маленький. Небольшой тубус Веревка, принадлежности для рыбной ловли, гамак, — взял все, что положено по правилам следопыта.

— Идем искать Жизнь-траву, — вдохновенно сообщил я, надевая плотный жакет на желтую безрукавку.

— Жизнь-трава. Первый раз слышу. Хм, а оно нам надо?

— Шутишь, да? — я даже растерялся от неожиданности. — Да жизнь трава это, это... — У меня просто не было слов. Нет, были. — Это как найти пасеку самого сладкого меда! Понимаешь?

— Понятно. — Цикута плотоядно облизнулась и кивнула.

Но мои мечты уже увели меня в воздушные замки.

Найти редкое растение это исключительная удача. Найти очень редкое растение — удача невероятная. Но найти Жизнь-траву, молодому, даже не начавшему ходить в школу, а значит, не обладающему необходимыми навыками, эльфу...

Это признание таланта. Это признание доблести, смелости, настойчивости и исключительности. Это почет и уважение в семье, в деревне. Да что там, и даже за их пределами.

Это означало наилучшее место в школе. Означало, что лучшие учителя будут сражаться за ученика, мечтая приобрести у себя в классе такую жемчужину.

И это означало богатство. Продав Жизнь-траву можно было обеспечить свою семью на целый год. Так говорила сестра. Что уж говорить о богатстве для одного!

Словом, находка Жизнь-травы сулила и славу, и почести и богатство. Неудивительно, что в поиск за ней отправились все взрослые жители деревни!

Вот он — настоящий долгожданный геройский поступок, где есть цель, путешествие, риск и награда.

Из сладких грез меня вывел настойчивый голос Цикуты.

— Так куда мы направляемся? — требовательно вопрошала она.

Я опустился с небес на землю.

— Кабы знать... Никто не знает, — печально сообщил я. — С утра дует северный ветер. Значит, семечко принесло с северной части леса. И если до захода солнца мы ничего не найдем, то наши поиски будут напрасными.

— Тогда зачем тебе я? В чем моя помощь?

— На это есть две причины. Первая — ты умеешь летать. Значит, ты будешь с воздуха высматривать семена Жизнь — травы.

Я замолк, делая вид, что занят одеванием прогулочных бриджей и сандалий.

— Кантариэль, ты сказал две причины. Какая вторая? — требовательно осведомилась она.

Я замялся. Как сказать, чтобы прозвучало не очень грубо?

— Я хочу, чтобы ты стала свободной от своих обязанностей. Поможешь мне, и можешь лететь домой. Тебя снова ждут солнце, небо, ветер, деревья, болота, росянки...

— Что, не терпится от меня избавиться? — желчно произнесла она, хищно скривив губы. — От такой милой, чувствительной умницы?

Она вмиг меня раскусила. Я не умел врать и притворяться. До сих пор мне это как-то не требовалось.

— В тебе столько же красоты, чувственности и ума, как у занозы в... ухе! — Теперь уже язвил я.

— Ты назвал меня занозой? — Цикута басовито загудела крыльями и взлетела, зависнув у моего лица.

— Хочешь, чтобы я подобрал словечко покрепче? — Мне нечего было терять.

— Эй, уймись. А то ужалю! — Маленькие глазки бестии гневно сверкнули.

— А чем ты до сих пор занималась? — удачно парировал я. — Ты только и умеешь, что колоться. Ежевика с крыльями, вот ты кто!

Мы замерли друг напротив друга, как два бойцовых жука-носорога.

Цикута сдалась первой.

— Злой ты. Вот другая бы тебя точно ужалила. А я нет.

— Ой, боюсь-боюсь, — примиряюще улыбнулся я. — Итак, идем?

— Летим, — хмуро поправила она. — Но до леса ты понесешь меня в рюкзаке. Я не хочу, чтобы меня видели твои сородичи.

Тут я был согласен с Цикутой. Минута, и шестикрылка свернулась калачиком в моем рюкзаке. Хм, а весит она немало.

Пять минут, и мы стоим среди грозных лесных великанов. Сверху шумит, ласкаемая ветром, зеленая листва. Снизу прикрывает землю густой кустарник, которому свет и тепло солнца достаются в последнюю очередь. Под ногами шелестит изумрудная трава. Старый лес, величественный лес, давно не знавший ни стука топоров, ни визга пилы.

Я раскрыл рюкзак и дал Цикуте выбраться наружу. Она взлетела, и сделала несколько кругов над лесными колоннами.

— Какой густой лес, — удивленно сказала она после того, как спикировала на мое плечо.

— Да, — согласился я, выискивая глазами дорогу среди зарослей кустов.

— И лужаек здесь не видно, — как-то приглушенно проговорила моя спутница.

— Эта местность отличается от твоего дома. Одно дело — редкий болотистый лес, другое — настоящая лесная чаща, — кивнул я. — Бывает, что дальше двадцати шагов ничего не видать. Листва, лианы, кусты, паутина. Вот такой он, северный райвенделлский лес.

— Паутина! — Личико Цикуты исказила гримаса отвращения. — Ненавижу паутину!

— А особенно ее хозяев, да? — понимающе усмехнулся я. Цикута кивнула.

— Действуем, как договорились, — скомандовал я. — Ты летишь сверху, а я иду понизу. Продвигаемся на север и внимательно высматриваем желанные золотистые хохолки.

* * *

И мы отправились в путь.

Я шел медленно. Отчасти из-за того, что двигаться в густом лесу было трудно. Но еще и потому, что приходилось постоянно осматриваться. Я заглядывал в щели между камней, то раздвигал ветки кустов, то нагибался к особо подозрительному месту в стелящейся траве.

Это заметила Цикута.

— Кантариэль, а где здесь тропинки? — выпалила она, присев рядом со мной на ветку дуба.

— А? — не понял я.

— Во всяком лесу должны быть тропинки, — уверенно заявила она. — А здесь я их что-то не наблюдаю.

— Эльфы в эту часть леса редко заезжают, — пояснил я. — Поэтому торных дорог и пеших тропинок здесь нет. А звери... так они ж каждый раз по-другому пути ходят. Вот и мало здесь звериных троп. Да и зачем мне они? Наш путь лежит прямо на север, и проложенные зверьем тропы нам вовсе ни к чему.

Путешествие продолжалось. Пару раз я слышал окрики односельчан — два раза справа и пять раз слева. Было приятно осознавать, что ты не один в этом дремучем лесу. Но потом голоса пропали. Толи я свернул не туда, толи мы сильно разбрелись по лесу.

Прошел час, другой. Наступило время обеда. Я нашел более-менее ровную полянку и занялся приготовлением еды. Для себя я взял немного хлеба, курятины и пару яблок. Для своей напарницы я приберег горшочек меду.

Цикута резко спикировала вниз, едва в воздухе разлился призывный аромат.

— А обоняние у тебя ничего, — прошамкал я с набитым ртом.

— А-то как же, — ответила она, обхватив передними лапками вожделенный горшочек. — Отличное зрение и отличный нюх. Я же охотница. Тем более что тут по-другому нельзя.

— А чем ты обычно питаешься в лесу? — полюбопытствовал я. Мне и вправду было интересно.

— Всем, — отмахнулась собеседница. — Но больше всего я люблю мясо — после него долго не хочется есть. Ну, и конечно, все сладенькое. Мед, сладкий сок некоторых деревьев, нектары. Иногда фрукты.

— А охотишься сама или со своими сородичами?

— Охотиться вместе? Вот еще, — фыркнула шестикрылая стрекоза и надула губы. — У нас закон, — кто первый, тот и прав. Не кто первый увидел, а кто первый вонзил зубы, — усмехнувшись, добавила она. — А если кто не согласен, то можно и жалом в шею схлопотать.

— Да, дружбой у вас и не пахнет, — глубокомысленно заметил я, беря в руки яблоко.

— Дружба? Не понимаю, — замотала головой Цикута. — Зачем делить то, что может стать полностью твоим? Это же неразумно. Зачем слушать советы чужого? Есть своя голова на плечах. Зачем допускать чужака к себе в душу? У каждого в душе есть свой мир, и он неприкасаем.

— Ну, может быть, может быть. — Я не во всем был согласен с собеседницей. Меня учили иному. Тем более, что некий опыт дружбы у меня уже имелся. Но грамотно объяснять это я не умел.

— Вот так мы и живем. Строим себе гнезда, где захотим. Летаем, где вздумается. Едим, что пожелаем. Делаем, что придется.

— Ага. И если кто попал в пасть плотоядной росянке, то спасти тебя будет некому. Конечно, — одним желчным ртом меньше, остальным еды больше, — подумал я. Но вслух, понятное дело, ничего не сказал. Мне не хотелось спора.

И снова долгие поиски. Я рассматривал лес снизу, а моя невольная напарница сверху. Снова пришлось заглядывать под каждый ветвистый кустик, под каждый замшелый камень, под каждую змеистую корягу.

Куда заглядывала Цикута, я не знал, но она первой нашла долгожданную зацепку.

— Кантариэль! — радостно раздалось сверху, и на меня обрушился шумный стрекот. — Это оно?

В своих лапках Цикута держала небольшое багровое семечко с пучком тончайших желтых волосков.

— Оно. Оно, Ци, оно! — Я радостно пустился в пляс.

— Ци? — Стрекоза удивленно подняла левую бровь. — С каких это пор я разрешила говорить со мной на...

— Можешь называть меня Кан, — тут же разрешил я, чтобы не дать вспыхнуть новой ссоре.

Уступка за уступку. Цикута согласилась.

— Где ты его нашла, Ци? — Вопрос так и рвался с моего языка.

— Где-где? На ветке, где же еще.

Это показалось мне странным. Если цветок растет на земле, то и его семена будут внизу. Ветер не сможет так далеко их разнести — этого не позволят цепкие ветки и листья. Значит, цветок рос где-то на высоте. Но где?

— Ци! Ты можешь осмотреть окрестности? Есть наверху что-то особо примечательное?

Стрекоза мигом взмыла ввысь, но через минуту вернулась.

— Деревья, деревья. Одни деревья. Сплошные деревья. Разве что тебя интересует какая-то развалина, что чернеет у дальнего холма.

— Развалины? — Я призадумался. — А, "Орле-де-трумма" — место, чтобы помнить.

Я вновь призадумался. Там находились остатки старой полуразрушенной крепости. Там была и башня, высотой в четыре этажа. Высокая, полая башня, возвышающаяся над вершинами деревьев. Если семена Жизнь-травы падали на лес сверху, то трава могла укорениться на верхушке башни. Только тогда ее семена могли разлететься по всей округе.

А это весьма похоже на правду!

— Ци, ты сможешь слетать туда и посмотреть, есть ли там Жизнь-трава?

Она призадумалась.

— Далековато, — с неохотой отозвалась она. — И лететь одной страшно.

Я понял, что она вредничает по привычке. Воздухом не лесом, да и лететь не так уж далеко. Снова спорить, убеждать, доказывать? Нет, я знал другой, более действенный способ.

— С меня еще один горшочек меда. Внеочередной.

Тело Цикуты непроизвольно напряглось. Готовые к полету крылья басовито тренькнули.

— Что искать? — деловито осведомилась плутовка.

— Жизнь-трава похожа на пушистый одуванчик. Ты их должна была встречать в своем лесу. Ее ни с чем не спутаешь. Зеленые стреловидные листья, желтый стебель с тебя величиной. На нем алая подушечка с семенами — такими, что мы только что нашли.

— Жди, — только и сказала она, и тут же взлетела за кроны деревьев.

И я стал ждать. А что мне ее оставалось делать?

Цикута вернулась через полчаса. Усталая, но довольная, она спустилась с небес прямо на мое плечо.

— Ну? — воскликнул я в нетерпении, не давая ей отдышаться.

— Есть, — ответила она радостно, едва перевела дух. — Точно такая травка, что ты описывал. Листья-стрелы, желтый стебель и семена.

— И где? — сгорая от нетерпения, продолжал я допрос.

— На самом удобном месте. Прямо на вершине башни, — выпалила она.

Я нахмурился. Это для тебя, шестикрылая, самое удобное место. А для меня как раз наоборот, — мне ведь придется лезть за Жизнь-травой снизу. Хотя, расти она в более благоприятном месте, кто знает, просуществовала бы она так долго?

— А семян? Сколько в цветке было семян? — задал я самый главный вопрос.

Цикута улыбнулась.

— Много. Еще много. Как минимум половина.

Здоровски! И до заката еще далеко.

— Так чего же мы ждем? — радостно воскликнул я. — Ци! Показывай дорогу!

То, на что у проворной летяги ушло пятнадцать минут, у меня ушло два часа. Два часа блужданий по сырому лесу, среди колючего кустарника, поваленных деревьев, корневищ и груд камней. Казалось, что лес по каким-то причинам вознамерился не пропустить меня к этой исключительной находке. Колючий кустарник впивался в мою одежду крепкими шипами величиной с палец. Поваленные деревья намертво перекрывали мне путь своими огромными ветвями. Корневища, словно выползшие из нор змеи, не давали возможности твердо ступить на землю. А обходя груды разбросанных по лесу камней, я делал длинные петли, вовсе не укорачивающие выбранного пути.

Но я не унывал! Ведь впереди меня ждал такой исключительный приз!

— Мы с ребятами часто ходили в лес за редкими травами. Но ничто не может сравниться с поисками Жизнь-травы! Жизнь-трава по сравнению с остальными травами это как торт по сравнению рыбной похлебкой. Как настоящий меч по сравнению с его деревянной копией. Это как настоящая магия против нашей, детской... — сообщал я раз за разом возвращающейся Цикуте.

Черно-зеленая громадина Орле-де-трумма выросла передо мной внезапно. Старая крепость не устояла перед сдвоенным напором времени и леса, давно став их неотъемлемой частью. Раствор, скреплявший обтесанные камни, уже давно раскрошился, а вместе с ним рухнули крепостные стены и перекрытия, превратив некогда величественную крепость в груду обычных камней, покрытую мхом, лишайником, ползучими лианами и редкими кустиками травы. Правда, эта груда была достаточно большой.