Глава 1. Велкам!

— Давай, к нам переезжай, у нас там целая коммуна! — не унималась Ира. — Я с комендантшей поговорю, если хочешь. А? Ты чё тут... опидорасился?

Я только рассмеялся и подал ей кружку с новой порцией чая.

— По-моему, я тебе вчера и сегодня уже доказал, что никакой не пидарас...

В кухню заглянул Петер, забрал приготовленные на ланч бутерброды, поглядел на нас, улыбнулся, допивая свой чай большими глотками.

— Во, жесть, — усмехнулась Ирка. — Толерантная, бля, Германия. Развели.

Мне стало не по себе. Ирка, ясное дело, говорила по-русски, но не уверен, что от этого легче. Я поглядел на Петера, и, пожалуй, лучше б я этого не делал, вид, наверное, у меня был, как у собаки, которая укусила хозяина.

— Да ладно тебе, — буркнул я Ирке, не зная, куда себя деть.

— Чё да ладно? Одно пирарьё кругом, заебали уже. Куда мир катится.

Я держал кружку, не зная, как реагировать на эту тираду.

— Слушай, ну полегче.

— Да чё? — взбрыкнула она. — Чё ты ссышь. Он же не понимает ни хрена.

Петер стоял, обхватив кружку обеими ладонями, с бутербродами подмышкой. Смотрел куда-то в пол, но не смущённо, а как-то... словно бы в никуда, не моргая. Я в принципе понял, что ему просто неловко, он ни слова не понимает, а глупо улыбаться и кивать не катит. Вот, чёрт, думаю. Что она, сука, на международных отношениях своих не выучила ничего?

— Он к тебе не пристаёт? — улыбнулась мне.

Я ничего не успел ответить, Петер быстро глянул на часы, улыбнулся нам, попрощался и нырнул в коридор.

— Ир, прекрати.

— Ага, и вам до свидания, счастливо, — усмехнулась ему в спину и вальяжно откинулась в кресле.

Если б я знал, что это ещё не конец концерта, я б ей рот успел заклеить.

— Слааа-авься, Отечество наше свободное!! Дружбы народов надежный оплот!

Блядь!!

— Знааа-амя советское, знамя народное! Пусть от победы к победе ведет!..

Голос у неё оказался на удивление сильный и чистый, просто невероятно русский, красивый голос. Я на мгновение замер, хотел тряхнуть её за плечо, но меня разобрал такой смех, что я согнулся пополам.

— Союз нерушимый республик свободных! Сплотила навеки Великая Русь!! Да здравствует созданный волей народов, единый могучий Советский Союз!!..

— Молчи, сумасшедшая!..

— Мы армию нашу растили в сраженьях!!..

— Мать твою...!

Петер бежал вниз по лестнице, и когда он был уже на улице, из открытого на кухне окна, доносилось грозное:

— Захватчиков подлых с дороги сметем! Мы в битвах решаем судьбу поколений, мы к славе Отчизну свою поведем!

Я не мог её остановить, было слишком смешно, и слишком уж хорошо она пела. Поэтому пришлось глубоко поцеловать, когда угомонилась, и в Универ мы в тот день не пошли.

Лёжа в кровати где-то в районе обеда я курил и серьёзно раздумывал над тем, что из меня не выйдет прилежного студента. Из-под одеяла торчали Иркины уже начинающие чуть-чуть покалываться ноги с кроваво-красным педикюром, а в моей голове всё ещё гудело: "Слааааааа-авься, Отечество...!".

Так началась немецкая жизнь. К воскресеньям я не смог привыкнуть, так что, забывшись, частенько направлялся в сторону "Плюса" или "Лидла", и встречали меня наглухо закрытые двери. И темнота там, внутри, где спокойно лежат продукты. Заботливый Петер частенько меня подкармливал, особенно, если я забывал закупиться едой, а на голову обрушивался очередной католический праздник. Шиш вы в магаз попадёте, если сегодня католический праздник! Опять будет выходной. Праздников я этих под конец уже начал бояться.

Ирка стала типа моей девчонкой. Даже начала качать права, как всякая женщина, расслабившаяся и почувствовавшая, что мужик попался. Да я не особо и сопротивлялся, на самом деле. В постели она меня устраивала, только громкая очень, пиздец просто. И иногда, бывает, похрапывает. Но не сильно, а так, немного, и я не хотел говорить ей об этом, обидится же. Расстроится.

Учёба шла своим чередом, Петер пропадал по субботам в клубах, а полвоскресения потом спал. Иногда он не мог заснуть из-за нас с Иркой, тогда приходил и уже бесцеремонно стучал в дверь сапогом. Мы угоманивались. Уж лучше он нас тормошит, чем хозяева. С ними мне проблем совсем не хотелось. Ну, и по утрам я обычно извинялся перед ним, если ночью он стучал нам в дверь.

Он был достаточно милый парень, если вы понимаете, о чём я. То есть вежливый и скромный. Но со временем, когда миновал месяц совместного житья, он наконец немного успокоился и стал вести себя посвободнее. Мог тоже на меня заругаться, мог даже бросить подушкой из гостиной. Так, в шутку. Мог сделать замечание, что я опять выбросил лимон не в ту корзину или не помыл за собой кастрюлю. Это раздельное мусоровыбрасывание конкретно меня доставало. Остатки еды — в один горшок, бумагу — в другой, пластик — в третий, ткань — в четвёртый, стекло отдельно вообще. Я порой стоял с каким-нибудь мусором и не знал, куда кинуть. Тогда частенько подходил Петер, забирал у меня это нечто и показывал пункт назначения. На самом деле, он просил от меня слишком многого. Раздельный мусор ещё ладно, но чтобы выносить контейнеры в среду вечером и чистить их в случае чего каждый четверг, я был готов об стену биться. Или мыть посуду, набирая воду, как в ванне. Выключать батарею, открыть окно, когда готовишь, потом выключать плиту, закрывать окно, включать батарею... Я хоть и программист, но у меня ехала крыша.

Однажды была моя очередь убираться в доме, но я проспал весь день, очнулся только вечером, где-то в десять, пока попил чаю, то да сё, только к одиннадцати взялся за пылесос и тряпку. Посвистывая, я принялся за уборку. На шум вышел Петер, глаза квадратные.

— Ты что делаешь? — спросил ошарашено.

— Эм... Ну, убираюсь, — пожал я плечами. — Моя же очередь.

— Сейчас??

Я не понимал, что в этом особенного. Петер успокоился, улыбнулся, всё ещё немного ошарашено, и объяснил, что так поздно убираться нельзя, шум беспокоит наших хозяев и соседей. Мне стало стыдно, и я убрал пылесос. Видя моё состояние, Петер предложил пойти прогуляться в клуб. Я усмехнулся: нет, спасибо, по гей-клубам не хожу.

— Пошли в обычный, — пожал он плечами. — Ты тут вообще в клубах был?

— Нет, — признался я.

В общем, мы пошли. Он мне обещал, что это клуб типа МЖ. Где будет много классных чикс. Так и оказалось. Мне понравилось место, большой зал, четыре бара, текила-водка-абсент-коньяк-кампари. Выпили по "Слезе девственницы", поболтали, сходили покурили, потом на танцпол, в общем, расслабились. Он меня окультуривал. И я как-то забыл про Ирку. Про землячку. Про её красный педикюр, низкий глубокий голос и извечное: "Не ссы!". Крутая девка, но вокруг оказалась масса других. Многие танцевали компашками. А если там одни девчонки, то каждая такая вся из себя, звезда. Вклиниться к ним оказалось просто, не отшивали, довольно мирно танцевали и веселились. Попадались карды типа жирных африканцев, подкатывающих к модельного вида блонди, или сорокалетних мужиков маньячного вида, изображающих Элвиса. Но с каждой текилой, которую мы с Петером опрокидывали одновременно и заедали дольками лимона, становилось только веселее и свободнее. Мне нравилось всё. Я вообще люблю клубы. Не так, чтоб каждую субботу ходить, но иногда, раз в месяц, с удовольствием. Музыка ревела в уши, стучала в тела, можно было прикоснуться к ключице очередной девчонки губами и почувствовать ритм музыки. Всё вибрировало вокруг. Клуб гудел. Жил. Мы отрывались. И даже когда мы с Петером почти одновременно отпросились у девчонок в туалет, когда я стоял, блаженно прищурившись на зеркало и справляя нужду, а этот пидарас невинно рассматривал мой член, я не был против. К чёрту! Только потом, когда сполоснул руки и высушил их, я шутя дал ему подзатыльник, и он рассмеялся.

— Ну, прости, — сказал. — Мир?

— Мир!

Так случилось, что одной группкой девчонок мы осели. Натанцевавшись, выбрали столик, купили коктейлей и устроились поболтать. Из-за грохота разговаривать нормально было невозможно, и приходилось очень сильно наклоняться, касаться ушек губами. Девчонкам нравилось, конечно. Одна села мне на колени, малазийка. Но мне вот больше нравилась блондинистая немка, Эльке, однако она была строже и выбрала свободный стул. К Петеру тоже кто-то подсел, кажется, невзрачная немка. Вскоре я понял, что эта немецкая девочка возлагает на моего друга-пидараса большие надежды, и я её пожалел. Так и оказалось. Малазийка тёрлась об меня, смеялась, разрешала тискать себя за грудь, а немка Петера всё больше прижималась к нему и смущённо улыбалась, как напуганный воробышек. Друг бросил на меня растерянно-умоляющий взгляд, и я, накачавшись спиртного, понял, что реально надо помочь. Он меня сюда привёл, такой кайф устроил, я должен чем-то отплатить. Скинуть малазийку оказалось нелегко, но я сумел. Настоящие проблемы начались с отрывом невзрачной немки от тела моего соседа. Я её потанцевать пригласил, а она не согласилась. Обвила его шею своими бледными руками, как утопленница, и всё тут. А Петер тоже хорош. Не знаю я, что с ней делать, говорит мне одними глазами, но не отпихивать же, жалко. Тогда я сделал знак: пошли танцевать все вместе! С тобой она пойдёт!.. И мы ринулись на танцпол.

Я даже удивился, если честно. То есть я выполнил вполне простой и сто раз проверенный трюк отшивания, а Петер как-то расстроился. Даже очень сильно. Я понимаю, ему девушку стало жалко, но а что он хотел сделать? Извини, дорогая, я пидарас? А сюда так, друга окультуривать пришёл? В общем, сначала мы танцевали впятером: я, Эльке, малазийка и Петер со своей. Потом я высмотрел пару танцующих красивых девчонок и сделал вид, что запал. Хотя, в принципе, и вида делать не пришлось. Я отпустил малазийку и поймал руку новой девочки, она на удивление быстро согласилась, мы начали танцевать. И я как бы ненароком, чтоб её подружка не скучала, потянул к нам Петера за ремень. Он не глупый, всё понял. Больше мы старались на Эльке и компанию не смотреть, но из-за грусти Петера как-то быстро ушли. Я даже никого себе не выбрал на ночь. Но не особенно расстроился, так как это мой первый раз в здешнем клубе, и я ещё всё наверстаю.

Мы вышли на улицу, и Петер предложил пройтись по мосту, покурить, подышать воздухом, ну и потом на другом конце реки такси словить. Мы отправились. Он молча курил, глядя куда-то вниз, на асфальт, в задумчивости, я его поблагодарил за этот вечер, за то, что показал хороший клуб.

— Ты с девочками совсем не? — спросил я, поняв, что та невзрачная до сих пор его беспокоит.

— Не, — покачал головой. — Я сам девочка. У меня на них не стоит совсем.

От "сам девочка" я умилился и ответил ему с пьяной улыбкой:

— Понятно.

Мы, как-то не сговариваясь, решили остановиться на середине моста и выкурить ещё по сигарете. Ночной город был красив. Горели окна баров, дискотек, кто-то просто не спал дома... Разноцветные огни отражались в тёмной реке, как в зеркале. Стояли корабли, пара симпотных яхт. Некоторое время я раздумывал, что было бы здорово приобрести вот так яхту и плавать на ней с какой-нибудь девчонкой. Потом Петер, видимо, оправился от своей грусти и осторожно хлопнул меня по плечу:

— Пошли. Поздно уже, я щас здесь и рухну.

— Ты хотел сказать рано?

— Да шестой час уже, жесть.

Мы поймали такси, и оба сели на заднее сиденье, не знаю, отчего. Таксист покосился на меня, на соседа, хмыкнул и повёз нас наконец домой отсыпаться.

Этот первый раз в клубе мне почему-то запомнился очень хорошо. Почему-то произвёл сильное впечатление, хотя раньше я в клубах бывал и часто. Когда я засыпал, в голове всё ещё гудела музыка. Я засыпал и думал: "Не, считайте, как хотите, но клёвый у меня сосед!".

А потом случилось неприятное. Как-то неожиданно, я даже и не ожидал, что подобное может произойти здесь, в центре мира, можно сказать, в раю. Я проснулся в один из мёртвых дней, когда даже птицы не поют, то есть в воскресенье, и поплёлся на кухню выпить сока. Петер был уже там, только после клуба, как я понял. В ту субботу я на удивление работал, весь день сиднем сидел за компом, разрабатывая программу для проекта, и даже Ирку отшил, что "очень занят". Она, как всегда ответила: "Всё ты успеешь, не ссы!", но я всё равно её не пригласил, а вечером на полчасика разрядился, подрочив.

Петер хотел приготовить что-то поесть... Видимо, голод у него был сильнее желания выспаться, поэтому он закинул что-то в микроволновку и потянулся к чайнику. Тут и вошёл я, сонный. Он удивлённо уставился на меня, я редко вставал так рано по воскресеньям, только если в туалет, а вот тут, видите ли, попить приспичило. Ну, так как он глянул на меня, так я и заметил разбитую губу. Я даже сразу проснулся.

— Чтой-то с тобой?

Он нехотя отмахнулся:

— Да так, форс-мажор. Привет.

— Привет... — я забыл про сок и, облокотившись о столешницу, стал разглядывать соседа. — Эй, что случилось... Ты что, подрался?

Он некоторое время не отвечал, нарезая хлеб, потом кивнул:

— Ну, вроде того.

Хмм.

— Что, серьёзно? Ты же у нас педовка, ты не дерёшься.

Он невольно улыбнулся, но губа напомнила о себе болью, и улыбка исчезла.

— Петер? — домогался я.

— Ну, вот видишь, даже у педовок случается.

— Хммм... — протянул я, нахмурившись. — И кто тебя так?

— Что ты стал вдруг такой заботливый, Алекс.

Сказал, как отрезал. Я даже был готов обидеться. Спросонья. Но потом взял его за плечо и медленно развернул к себе. Он не сопротивлялся, только глаза не сразу поднял.

— Говори, что такое. Я не то чтобы заботливый, но меня не особо радует с утра в воскресенье видеть побитые рожи.

— Ну, извини. Я не хотел огрызаться. Просто разговаривать не хочется.

— Ладно, — пожал я плечами, выпустил его и полез в холодильник за соком.

Но утро было испорчено. Кровью на лице. И мне было как-то не приятно, что на этом свете есть кто-то, кто бьёт моего соседа в лицо. Причём, наверняка зная, что тот не в состоянии ответить. Это всё равно, что ударить девчонку...

— Ну, расскажешь ты мне или нет??

Мы сидели за столом, я пил сок из длинного стакана, а Петер ковырял вилкой котлеты, разогретые в микроволновке.

— Ну, я из клуба вышел... — начал он без энтузиазма. — Ща, я чайник поставлю, погоди... Ну. В общем, вот. Хотел такси поймать, а никого не было, и я решил прогуляться до "Целоны", они ж там всё время скапливаются.

Я кивнул:

— Угу.

— Я шёл по мосту, и пристали эти подонки, — он поморщился, стараясь укусить котлету так, чтоб не сильно тревожить губу.

— Поддатые?

— Как полагается.

Да уж.

— А чего полицию не позвал?

— Да я не успел. Я как-то не среагировал даже, их четверо было. Они только начали задираться и сразу в рожу.

Сволочи, блин.

— Гопники.

— А?

— Ну... Придурки, то есть. Я не уверен, как это слово правильно на немецкий перевести.

— Ясно. Ну, да. Приятного мало.

Мы посидели молча некоторое время, потом я спросил, как он от них вообще вырвался и почему он шёл один. Петер сказал, что таксист сердобольный мимо проезжал, дал задний ход и остановился прямо перед ним, так что он успел тупо в машину прыгнуть, и мужик дал газу. Надо же, подумал я, какой таксист. Наши бы не остановились, ни в жизнь.