— Да, — кивнул Дамил, — Волку. Мы тренировались вместе, выросли вместе, потому они не признали действующего Императора. Это вторая причина, побудившая их отправиться в это путешествие со мной.

— Разумно, — пробормотала, стараясь не замечать вязкий ком в горле, — Но что Вы будете делать, когда Ваши кровные побратимы узнают истинное положение вещей?

— Вы не догадываетесь? — спокойно уточнил капитан Крыс. Я не стала отвечать на вопрос, ибо ответ был очевиден. Дамил был настоящим представителем отряда Крыс, слепо преданным своему Императору — кем бы тот ни был. И что бы тот ни приказал...

— Так, значит, Вы в меня влюблены? Это льстит, — я слабо улыбнулась, желая побыстрее отвлечься от весьма неприятной темы.

— Жить без Вас не могу, — серьёзно отозвался Дамил, — Причем в прямом смысле слова.

Нечто в тоне собеседника мне очень не понравилось, потому я потребовала:

— Поясните.

— Его Величество потребовал от меня Клятвы Энатхо: если я не уберегу Вас, умру сам. Имейте это в виду, Госпожа, решая, кому именно следует доверять.

— Я услышала Вас, — отозвалась я негромко. Любовь Эйтана к древним нерушимым ритуалам стала в тот момент меня сильно тревожить: навряд ли был человек среди наших соплеменников, кто так часто рисковал обращаться к Древним Богам, сущностям жестоким и непредсказуемым. Все знали: чем меньше ты касаешься богов, тем меньше они смотрят на тебя. А взгляд их пристальный не сулил людям, по моему разумению, ничего хорошего: уж кто-то, а бессмертные никому и никогда не прощали долгов.

Мысли мои, коснувшись темы богов, невольно вернули меня к кошмарам, выматывающим последнее время все силы. Дабы не портить себе настроение, я усилием воли заставила себя сконцентрировать внимание на спинах белух. Какие странные, необычные и красивые звери! Один из матросов сказал, что они часто сопровождают корабли, так как служат морскому богу и призваны оберегать нас в пути. Признаться честно, я слегка усомнилась в этом — все же зверьки, скорей всего, просто представляют себе что-то странное, — но вера наша порой сильней даже нас. Потому, понимая умом всю тщетность этого, я все равно могла долго смотреть на плещущихся зверей, мысленно выпрашивая у них легкого и хорошего пути.

Впрочем, в тот день мои мольбы были вознагражден с лихвой: после обеда Ишири, наконец, сообщила, что на горизонте появилась земля.

— Дамил просил передать, что завтра мы покидаем этот корабль и начинаем путешествие по суше, потому Вам следует выспаться.

— Да, конечно, — отозвалась я язвительно, — Буду свежа, как весенний цветок.

Компаньонка искоса глянула на меня, явно не понимая причин для столь резкой отповеди. Я тут же отвесила себе хорошую мысленную затрещину: мои обострившиеся проблемы со сном ровным счетом никого не касались, и злиться на упоминания о них не было никаких причин.

Вежливо попросив Ишири оставить меня одну, я тихонько выскользнула из каюты, и, ускользнув подальше от посторонних глаз, долго наблюдала за приближающимся побережьем, всячески оттягивая момент, когда придётся возвращаться в каюту и засыпать. Было странно и необычно знать, что облачко на горизонте — это твердая, сухая земля чужой страны, что я преодолела сотни миль и побываю в тех краях, о которых ранее могла только читать — и мечтать.

Солнце, выйдя из-за туч, медленно тонуло в океане по правый борт от нас, бросая косые лучи мне на кожу и заставляя болезненно морщиться. Но, как и когда-то в порту, я взирала на древнее светило с вызовом, точно зная: ему не удастся покорить меня.

Из упрямства я дождалась, пока алое зарево горизонта окончательно угаснет, сменившись пугающей яркостью звезд над морем. Страдая ерундой, даже покормила белух, шепотом благодаря за помощь. Нет, я вполне понимала, что их заслуга невелика, но, в конце концов, кто может знать это наверняка?

Как и следовало ожидать, последний мой день на корабле ознаменовалась бессонной, наполненной кошмарными снами ночью. Стоило, наконец, сомкнуть припухшие от недосыпа веки — и снова, как двадцать предыдущих ночей, я очутилась в Саду павильона Цветов, который, признаться честно, в то время стал самым ненавистным для меня местом на свете. ?Проснись, ну же, проснись? — велела я себе, зажмурив глаза, чтобы не видеть ничего вокруг. Двигала мною, признаться честно, обычная детская убежденность в том, что для того, чтобы спрятаться от монстров, достаточно прикрыть глаза ладошками. Разумеется, это никогда не помогало, но все равно я продолжала пытаться — ибо другого способа просто не знала.

— Это не поможет, ты же знаешь, — искреннее сочувствие в глубоком голосе, прозвучавшем совсем рядом, ранило больше, чем ненависть или ярость. ?Проснись? — прошептала я, уже понимая, что все попытки тщетны.

— Кирени, прекрати эту бессмыслицу, — попросила она, сочетав каким-то образом в голосе строгость, понимание и сожаление, а ещё — щемящую нежность, пугающую тем, что такой я не знала никогда и ни от кого.

Действительно, к чему эти глупости? Пора заглянуть кошмару в лицо!

Вдохнув воздух поглубже, я широко открыла глаза и спокойно проговорила:

— Здравствуй, мама.

Нет, не считай меня безумной: я знала прекрасно, что существо, сидящее напротив на пропитанном кровью пуфе, не имеет отношения к моей родительнице. Однако, божеств было принято называть в разговоре именами тех, чей облик они принимали; и, несмотря на обстоятельства, я старалась строго придерживаться этих правил. В конечном итоге, у Матери Дракона были все причины являться мне: именно её ритуалом воспользовался Эйтан, чтобы связать нас. Потому определённая вежливость с моей стороны была, как мне кажется, абсолютно естественна, ибо богов, проявивших к тебе благосклонность, нужно почитать.

— Я рада видеть тебя, Кирени, — женщина с лицом моей матери улыбнулась мне тёплой, понимающей улыбкой. Она была почти такой же хрупкой, как я, и волосы её цвета воронова крыла так же точно слегка завивались у висков. Её громадные, выразительные черные глаза заглядывали прямо в душу, и только мерцающий в них огонек белого пламени напоминал о том, что она — совсем не человек.

— Сядь рядом со мною, — предложила она. Я напряглась, услышав это, но перечить не решилась. Медленно, стараясь побороть брезгливость, я ступала по костям детей и женщин, устилавшим в моем сне землю Павильона, и старалась не смотреть на текущие то тут, то там кровавые ручейки.

— Не испытывай такого отвращения, милая, — в голосе богини сквозила искренняя печаль, — Я понимаю твои чувства, но, чтобы стать женой и матерью Императора, тебе придётся ходить по их костям — у тебя просто нет иного выбора.

— Я не собираюсь становиться ни той, ни другой, — напомнила я мягко, но собеседница только небрежно отмахнулась:

— Тогда зачем ты согласилась на мой ритуал? Отказываешься платить за собственный выбор?

Крыть мне было нечем. Все возможные оправдания казались жалкими и глупыми, потому я просто молча села в роскошное кресло напротив богини, стараясь не замечать бурые разводы крови, пропитавшей дорогую обивку.

— Нечего возразить? — понимающе уточнило древнее божество, — Неудивительно: тебе ли не знать, что за все поступки нужно отвечать?

Я чуть раздраженно пожала плечами:

— Просто не понимаю, зачем ты это делаешь, вот и все.

— Я и не должна объясняться, — заметила богиня, — Но скажу тебе: меня давно уже не призывали засвидетельствовать чей-то союз, и твое появление стало подарком. Ты дерзка, неразумна, не в меру противоречива и полна сомнений; однако, ты имеешь жажду власти и большое сердце. Это именно то сочетание, что мне нужно; рано или поздно твои потомки восстановят культ Древних Богов в Ишшарре.

— Мне жаль, но Древние Боги скоро канут в небытие. Вряд ли можно остановить этот процесс, мамочка. Слишком много крови в ваших ритуалах, — не сдержавшись, я указала на устланную костьми землю и кровоточащие деревья, — Все же, это ненормально. Люди, растут, развиваются. Скоро политика станет менее кровавой, а мир — более гуманным. И это не мечты, это тенденции в истории, которые нельзя не заметить. А в мире, где сколько-нибудь ценится человеческая жизнь, вам нет места.

Она только рассмеялась:

— Человеческая природа неизменна, дерзкая ты девчонка. Мы или другие, мир или война, но люди никогда не станут добрей: они просто научатся лучше притворяться.

Да, я дерзила и осознавала это, но разговор этот повторялся из ночи в ночь, блуждая по кругу. Она преследовала меня, пыталась добиться внимания и поклонения, указывала на то, что узы, связавшие меня, не порвать, и у меня нет выбора. Это утомляло меня, заставляло разум бунтовать. И, что самое важное, мне очень не нравились её идеи, связанные с моими гипотетическими потомками: не хотелось бы в будущем преподнести детям такой "подарочек", как долги перед Древним Божеством. Потому каждый раз, когда она заговаривала об этом, мне хотелось добраться до Эйтана и жестоко его избить: идея с ритуалом была просто идиотской.

— Ой, девочка, брось, — богиня покачала головой, явно почувствовав направление моих мыслей, — Ты ведь его поддержала, помнишь? И сама предоставила ему выбор ритуала. Так что, пожинай плоды. Запомни, женщина должна направлять мужчину — и отвечать за его ошибки.

— Ну да, точно, — я тяжело вздохнула, вспомнив соответствующую главу в письменах для юных невест. Все же, нам с богиней не повезло друг с другом: она пыталась вылепить из меня идеальную для себя служительницу, я — активно сопротивлялась, подспудно подозревая, что идея её обречена на провал.

— Да, вижу, что слышать меня ты упорно не желаешь, — она вздохнула, — Так или иначе, я, как мать, должна терпеливо относиться к ребёнку. Потому, давай оставим пока разговоры и выпьем вместе чаю.

С уст моих сорвалось тихое ругательство — это была самая неприятная часть сна. Я честно пыталась привыкнуть к ней, но каждый раз вздрагивала, когда на невысоком золотом столике между нами возникали две глубокие чашки. Впрочем, откладывать не имело смысла: даже если бы мир рушился, а Морской Дракон пробудился, я бы все равно не проснулась до тех пор, пока не опустошу чашу.

Потому, решительно взяв её двумя руками, принялась пить, стараясь не думать о том, что же на этот раз доведётся попробовать на этом странном чаепитии. Зачастую то была кровь, приправленная различными специями, то горькими до отвращения, то тёрпко-сладкими; впрочем, были вариации. Как-то раз довелось пить безумно соленую мутную жидкость, в которой нельзя было не заподозрить слезы; ещё был случай, когда в чаше моей плескалась самая настоящая грязь, густая и мерзкая.

Сначала я пыталась увиливать: отказывалась, делала вид, что глотаю, пыталась просто дождаться пробуждения... но правда была в том, что чашу свою все равно приходилось допить до дна. С другой стороны, чем сильней я противилась, тем больше времени доводилось проводить в компании богини, считающей своим долгом обучать меня и направлять.

Сначала, настроившись на самое плохое, я даже не разобрала вкуса. Однако, глоток спустя я задохнулась: горло мне обжёг холод родниковой воды, вкусной и освежающей, столь любимой мною с самого детства. От изумления я даже перестала пить.

Собеседница улыбнулась:

— Что же ты? Пить до дна нужно все: и хорошее, и дурное.

Упрашивать дважды меня не пришлось: чаша опустела быстро, даже слишком. Вернув её на золотой столик, я подняла вопросительный взгляд на богиню. Она тепло улыбнулась мне:

— А теперь, дитя моё, нам на долгое время нужно проститься: в Шэрдонии властвуют другие боги, и не в моих силах будет являться тебе.

Странно, но меня резко охватило чувство потери, точно у меня отбирали нечто важное. Конечно, я знала, что богиня — ненастоящая моя мать, и ненавидела ночные кошмары, в которых приходилось пить кровь и грязь... Но, коль глядеть правде в глаза, она была моим тайным другом, незримой нитью, связывающей меня с прошлым, маленьким полубезумным секретом, греющим мое самолюбие — все же, кого ещё бессмертные почитают своими визитами?..

— Вы... ты... мы больше не увидимся? — уточнила я, и сожаление точно проскользнуло в моем голосе. Богиня рассмеялась:

— Ох, что ты, дитя! Увидимся, конечно — когда ты покинешь берега Шэрдонии. До тех пор, увы, моя милая, я не смогу приходить к тебе, ибо связь твоя со мной — и с Императором — прервётся.

— Как... прервется?

Новость за новостью, и одна другой была неприятней. Не скажу, что наша связь с Императором была такой уж тесной, но давала несомненный бонус: я наверняка знала, что он — жив, и неизменно, засыпая, слышала стук его сердца. Да, этого было мало, но все же...

— Милая, — богиня посмотрела на меня внимательно и серьёзно, — Тебе предстоит окунуться во владения иных богов, чьи законы покажутся странными и необычными; тебе доведется увидеть людей с другой стороны и получше их узнать, ибо ничто не дает таких познаний о человеческой природе, как путешествия. Но я хочу, чтобы ты помнила: ты — собственность Императора Ишшарры, Эйтана Хитрого, будущая мать его детей и моя подопечная. В твоей борьбе с Императрицей-чужестранкой я помогу тебе, сваха и компаньонки будут верны тебе, и, рано ли, поздно ли, но придёт день, когда власть твоя мало чем будет ограничена. Однако, знай: любое благословение есть проклятие. Ты — тень Императора, обреченная следовать за ним. Если боишься этого, даю последний шанс: не возвращайся в Ишшарру. Подумай... а пока — прощай.

И мир взорвался разноцветными огнями, и появилась резкая боль, словно нечто важное вырвали из меня...

— Госпожа, — голос Ишири доносился, как сквозь вату, — Госпожа, что с Вами?

— Все хорошо, — прошептала я, осторожно садясь на кровати, — Почему мы здесь?

— Госпожа, мы вошли в залив. Теперь мы официально находимся на территории Шэрдонии.

Глава 2 Несколько заветных строк

Lupus non mordet lupum

Сидя в лодке, покачивающейся на невысоких волнах, я задумчиво глядела на приближающиеся скалистые берега Шэрдонии. В принципе, пейзаж вполне соответствовал всему, что мне доводилось читать об этой стране... но, насколько это разные вещи: представлять — и увидеть! Я замерла, ошеломленная и покоренная этой красотой.

Побережье предстало передо мной сказочно-прекрасным сочетанием белоснежных скал, бескрайнего моря с лазурным отливом, причудливо изогнутых сосен и ярко-зелёных долин. Даже слепящее солнце, заставляющее кутаться в плащ, не портило для меня картины, вписываясь в неё безумно органично. Казалось, что сам воздух мерцал и сверкал, как страна мифических фейри, в которую свято верили жители Сакии.

— Это потрясающе, — забывшись, прошептала я, — Этот мир прекрасен.... Почему скалы такие белые, а море отливает изумрудом? Как трава может быть настолько зелёной?

— В Шэрдонии много меловых скал, Госпожа, — бросил Сонак, — А оттенок воде придают водоросли. Что-то ещё?

— Ничего, спасибо, — отозвалась я сухо; неприязненный, жесткий тон мужчины меня откровенно разозлил. Не сдержавшись, я даже бросила на капитана Дамила весьма красноречивый взгляд. Однако, Крыс, очевидно, больше волновался об успехе миссии, чем о моей уязвленной гордости, потому вмешиваться не спешил. Не скажу, чтобы этот факт удивил меня, но со взаимоотношениями в группе следовало что-то делать, причем срочно. Как на грех, дельного решения проблемы в голову не приходило...