Игроки

И мы полетели в танце. Лорд Эгре, маркиз де Вализьен и все проблемы герцогства перестали для меня существовать. Кому они интересны, эти проблемы, если ноги в изящных бальных туфельках отстукивают ритм почти без участия хозяйки, юбка захлестывает ноги, а рука партнера твердо и уверенно ведет через все хитросплетения танца?

После первого танца последовал второй, третий... Гастону не так уж часто удавалось меня перехватить, его это ужасно злило, а мне, напротив, было смешно смотреть на его насупленную физиономию. Лица партнеров в танцах менялись, как в калейдоскопе картинки из разноцветных стеклышек, но в памяти никто надолго не задерживался. Разве что тот блондин, что наступил мне на ногу, покраснел и начал сбивчиво извиняться? Но я так и не запомнила его имя...

Нет, бал определенно удался...

Глава 2

Когда мы возвращались домой, к нам в экипаж напросился Гастон. Папа веской причины для отказа не нашел, хотя ему очень не понравилось, что сосед весь вечер не отходил от меня. Меня это больше забавляло: пусть я и вернулась из пансиона, но последний год стоило мне выйти с группой наших девочек на улицу, как я сразу оказывалась в гуще мужских взглядов. От более тесного знакомства меня спасали наши неприступные монахини, приблизиться к которым рискнул бы не всякий. Ради меня на такое геройство никто не пошел, все предпочитали восхищаться на расстоянии или перебрасывать записочки через забор. Такое отношение меня полностью устраивало. Но восхищение на расстоянии не устраивало Гастона. В экипаже он попытался завладеть моей рукой, на что ему сразу было указано, что такие вольности позволены разве что жениху, но никак не соседу.

— Да ты у меня на коленях сидела каких-то пять лет назад, — попытался он привести веский довод.

— Не было этого! — возмутилась я. — Ни пять, ни десять лет назад ни на чьих коленях я не сидела. Разве что на папиных...

— Да, пожалуй, не зря меня предупреждали о проблемах, которые приходят со взрослением дочери, — мрачно сказал папа. — Гастон, даже если она и сидела у тебя на коленях много лет тому назад, чего я признаться не помню, не стоит рассчитывать, что это произойдет сейчас. И вообще, Шанталь, давай-ка мы с тобой поменяемся местами.

Гастон разочарованно вздохнул. Я скромно потупила глаза по пансионерской привычке и села напротив папы, аккуратно расправив юбки. Кто бы мог подумать, что я произведу такое впечатление на соседа! Да, он долго меня не видел, но я не настолько изменилась — так, подросла немного...

— Шанталь, когда ты улыбаешься, кажется, что сюда заглядывает лучик солнца, — Гастон упорно не желал сворачивать с выбранной дорожки. — У тебя такие длинные ресницы, что в их тени могут отдыхать феи.

— Кхм, — папа громко кашлянул, привлекая к себе внимание. — Как у вас в этом году с урожаем винограда?

Поскольку я соседу упорно не отвечала, ему пришлось удовольствоваться беседой с моим отцом. По правде говоря, за этот день я устала от назойливого поклонника и была бы только рада, реши он выйти из экипажа и немного размяться. Мы бы с папой прекрасно доехали бы без него. Не думаю, что моего дражайшего родителя так уж волновали вопросы виноградарства и виноделия, хотя они и были для нас довольно важны. Тем более, что Гастон все равно ничего внятного сказать не мог: слишком сильно его занимал совсем другое. Он вздыхал и бросал на меня выразительные взгляды. Я делала вид, что устала и ничего не замечаю.

Когда мы доехали и Гастон начал вылезать, папа предложил ему воспользоваться нашим экипажем, чтобы добраться до дома. Приглашать соседа в гости он явно не собирался. И то сказать — терпения у моего родителя хоть и много, но оно не бесконечно.

— Спасибо, инор Лоран, — прочувственно сказал Гастон, — но я лучше пройдусь, подышу свежим воздухом.

— Нет-нет, как можно, — запротестовал папа и начал подпихивать соседа назад в экипаж, — ты устал, сейчас темно. Запнешься, что-нибудь себе сломаешь. Ночь — не время для прогулок.

Сопротивляться моему папе, когда он твердо решил добиться успеха, — дело бесполезное. Что и ощутил на себе Гастон в полной мере. Дверка за ним была захлопнута, и папа дал сигнал Жаку трогаться, с удовлетворением посмотрел вслед отъезжающему экипажу и сказал:

— Вот ведь незадача. Всегда казался вменяемым, а сегодня словно подменили. Солнце, звезды, ресницы, феи. Выпил, наверное, чересчур много. Проспится — все забудет.

Выпил Гастон действительно многовато — заливал бокалом шампанского свое горе, когда я танцевала с кем-то другим. Бокалов было много, и к концу вечера горе залилось уже морем спиртного. Но шампанское было слабое, быстро пьянило, так же быстро должно было выйти.

— И меня? — позволила я себе легко подколоть отца.

Я не думала, что меня невозможно забыть, но в голове после бала была необыкновенная легкость, хотелось шутить и смеяться даже безо всякой причины. И еще танцевать, танцевать и танцевать... Все равно с кем, лишь бы не наступал мне на ноги и не шептал в уши глупости про фей.

— Эх, Шанталь... — папа выразительно вздохнул. — Но если за ночь его помешательство не пройдет, то над этим мы будем думать завтра.

— А почему ты настоял, чтобы он уехал, а не прошелся? Возможно, свежий ветер и выветрил бы из его головы всю эту дурь получше сна.

— Что я, молодым не был? — снисходительно сказал папа. — Не отправь я его на нашем экипаже, сейчас он напросился бы в гости и опять вещал про длину твоих ресниц и все такое. Я спать хочу, а вдвоем вас не оставишь — мало ли что ему там в голову придет? Вдруг решит лично измерить то, что ему пока не видно? — папа широко зевнул и продолжил: — А в моих планах нет срочной выдачи дочери замуж.

— В моих — тоже. Я бы с ним и не осталась.

Я поцеловала уставшего папу в прохладную от ночного воздуха щеку и ушла к себе. Но спать не хотелось. Пусть каждая частичка моего тела чувствовала усталость, но казалось, стоит закрыть глаза, и безвозвратно пропадет волшебство сегодняшнего дня, полное чарующей музыки и танцев. Как же рано закончился бал! Даже неприлично для герцогского семейства делать его столь коротким. Конечно, их несколько извиняло случившееся покушение, но наследник вскоре после начала бала ушел, через некоторое время за ним последовали родители. Лорд Эгре то уходил по своим делам, то приходил. Пару раз я даже ловила его взгляд на себе, чему была совсем не рада, хоть взгляд был не восторженный, а, скорее, изучающий. Говорили, что он вербовал агентов в самых разных слоях общества, и попасть в зону его интересов мне бы не хотелось.

— Инорита, что ж вы меня не зовете? — Марта, как всегда ворвалась в мою спальню без стука. — Неужто так и будете в платье спать?

Слишком давно она у нас работала, еще со времен моей бабушки, и считала, что никто лучше нее не позаботится о семье Лоран. Папа иногда ворчал, что она слишком много себе позволяет, но ворчанием все и ограничивалось. Марта уже казалась неотъемлемой частью нашего дома.

— Я не хочу спать. Танцевать хочу!

Я подскочила с пуфика и закружилась по комнате.

— Полноте, инорита, еще натанцуетесь, а сейчас пора спать, — твердо ответила Марта и поймала меня за край платья.

Я вздохнула и начала снимать украшения. Они красиво разлеглись на прикроватной тумбочке и притягательно поблескивали, напоминая о закончившемся бале.

— В сейф бы их, — задумчиво сказала Марата, — не дай Богиня чего случится.

— Что с ними за ночь случится? — возразила я. — И папа уже наверняка спит.

— Да, инор Лоран уже вовсю храпит, — подтвердила экономка. — И все же непорядок. Вдруг воры? А у вас все тут выложено, даже искать не надо. Сгреб все и убежал.

И сурово на меня посмотрела. Я хотела ей возразить, что воров у нас отродясь не было. Кто потащится в такую глушь, если в городе дома знати стоят рядышком и битком набиты ценностями, которых в нашей семье никогда не было и быть не могло? Но сказать ничего не успела, так как за окном раздался шум и грохот от падающего тела.

— Воры! — возопила экономка и бросилась к окну. — Держи воров!

Надо же, какая развитая интуиция у этих воров: не успела я не положить драгоценности в сейф, как они тут же за ними полезли. К окну я устремилась даже быстрее Марты, так хотелось увидеть этих уникальных личностей.

Но за окном было слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Видно было только какое-то бесформенное пятно на кусте роз, что сразу под моим окном. И оно не шевелилось.

— Убился? — неуверенно сказала я.

— С такой высоты? — скептически ответила Марта. — Сейчас мы его голубчика прихватим, будет знать, как порядочные семьи обкрадывать! Жак! Не спи, паршивец, нужно задержать бандита, пока он не очнулся и чего-нибудь не свистнул!

— Шанталь... — раздался слабый голос из кучи.

— Это не вор, — разочарованно сказала я, только теперь разглядев, что валяется страдалец не только на розах, но и прикрытый побегами плюща, что так красиво оплетал стену. Посадили мы его не столь давно, и заматереть он не успел. Я высунулась из окна подальше и осмотрела стену. Так и есть. Этот пьянчуга пытался по нему залезть и оборвал. — Это Гастон Эгре, наш сосед.

— Одно другому не мешает, — заметила экономка, но уже не с таким пылом. Похоже, разочарована она была не меньше меня. Действительно, Гастона она неоднократно видела, а вот настоящего вора — ни разу. — Сейчас инора Лорана поднимем, пусть он решает.

— Шанталь, я умираю, — раздался жалобный голос, но не успела я испугаться, как Гастон добавил: — От любви.

Поскольку он лежал не двигаясь, то я забеспокоилась: вдруг куст роз недостаточно смягчил падение, и Гастон весь переломался и сейчас истекает кровью прямо под моим окном?

— Нужно будить папу и звать целителя. Марта, отправь кого-нибудь. Папу я подниму сама.

Я побежала к родительской спальне. Добудиться папу мне удалось не сразу, а потом еще немного времени ушло на объяснения. После чего папа схватился за голову, и без того всклокоченную после короткого сна, и страдальчески сказал:

— Богиня, за что мне это? Завтра же вызову мага, пусть защитный полог на твое окно ставит.

— Папа! — возмутилась я. — Это же не я из окна вылезала, а он отвалился.

— Вот именно! А если бы не отвалился, а долез? Нет, полога мало. Нужно еще и компаньонку поселить за твоей стеной, благо дверь между комнатами есть. С утра займусь.

Все сочувствие, которое было у меня к Гастону, испарилось тут же. Ему вино в голову стукнуло, а страдать мне. Полог на окно да еще и надсмотрщица под боком! Так что когда мы спустились в гостиную, куда Жак привел стонущего Гастона, я была зла как никогда ранее.

— А скажи-ка мне, дорогой, что тебя заставило лезть ночью в спальню моей дочери! — возмущенно сказал папа.

— Инор Лоран, вы же сами помешали мне с ней объясниться, — с укором сказал Гастон. — А мне так много нужно было сказать Шанталь! Так много! А вы... Вы только и делаете, что мешаете. Шли бы вы спать, в самом деле: время уже позднее.

Судя по разлившимся в воздухе спиртовым парам, шампанское, может, и выветрилось уже, но было с успехом заменено чем-то намного более серьезным и сильнее бьющим по голове. Выпил он достаточно, чтобы начать говорить и делать глупости, но недостаточно, чтобы мирно уснуть где-нибудь под кустом, если уж до дома не добрался.

— Вот именно что позднее, — попытался воззвать к его рассудку папа. — Приличные люди в это время спят, а не лазят по стенам, как пауки какие-то.

— Пауки лазят лучше, — заметила я. — Они это делают тихо и не падают.

— Я тоже тихо, но у вас плющ ненадежный, — он уперся взглядом в папу и выдал: — Инор Лоран, вы его нарочно подпилили. Вы не хотите, чтобы ваша дочь вышла за меня.

— А что, уже вопрос так стоит? — пораженно сказал папа. — Нет, я, конечно, не хочу мешать счастью дочери...

Он посмотрел на меня, а я энергично замотала головой. Какое счастье с этим пьяным пауком? Надеюсь, он проспится, и все желание жениться сойдет на нет.

— Тогда сразу вынужден вас огорчить, — оживился папа, — Шанталь вам отказывает.

— Она ничего не сказала.

— Отказываю, — торопливо сказала я. — Мы слишком мало знаем друг друга.

— Как это мало? Можно, сказать, ты росла на моих глазах.

Про колени он благоразумно умолчал в этот раз, так что я тоже ничего не стала говорить. Но другой вежливой причины для отказа придумать могла, да и говорить с этим претендентом на мою руку совершенно не хотела. Я внезапно поняла, что тоже устала и ужасно хочу спать. Но Гастон показательно стонал и требовал к себе внимания, так что пришлось немного задержаться и выказать к нему участие.

Спас меня подъехавший целитель: сначала шарахнул страдальца отрезвляющим заклинанием, потом выявил перелом левой руки и начал лечить. Делал он это в полном молчании. Гастон протрезвевший и осознавший результат своего падения, молчал, не дергался и лишь бросал тоскливые взгляды то на меня, то на папу. Папа даже посочувствовал ему напоследок — перед тем, как усадить в экипаж, похлопал по плечу и сказал, что все скоро заживет и забудется. Его слова подарили мне надежду: возможно, он и сам забудет до завтра про полог и компаньонку. Главное, не напоминать...

Глава 3

Надежды на то, что папина идея за ночь выветрится у него из головы, так и остались надеждами. О ночном происшествии он вспомнил, сразу как встал, сразу же и поехал в город. На все мои возмущенные уговоры лишь снисходительно ответил:

— Шанталь, я беспокоюсь только о тебе. Другой окажется более ловким и долезет. Или Гастон протрезвеет, подлечится, и его опять потянет покорять вершины. И что? Мне же придется тебя выдавать замуж за этого идиота, потому что твоя репутация будет запятнана.

Почему виноват Гастон, а страдать мне? Может, Гастон протрезвеет и поумнеет, а больше и не найдется столь ушибленных на голову иноров, чтобы лезть по плющу на второй этаж, тем более, что все толстые стебли почти полностью оборваны...

— А если пожар? Я сгорю, пусть и с неповрежденной репутацией.

— Пожар? С нашими артефактами?

Папа снисходительно на меня посмотрел, ничуть при этом не смутив.

— Артефакты могут сломаться, — твердо ответила я. — И вообще, мне не улыбается попасть в заключение из-за чужой глупости.

— Можно сделать полог проницаемым с одной стороны, — задумчиво сказал папа. — С твоей. Правда, это подороже выйдет, но на что не пойдешь ради красавицы дочки?

— Да мне вообще полог не нужен!

На самом деле, с пологом я уже смирилась, а сейчас намеренно делала на нем акцент, чтобы вторая идея, а именно: нанять компаньонку, ушла куда-нибудь далеко и была погребена под толстым слоем причин, по которым защитный полог на окно мне жизненно необходим. Нет уж, соглядатаи мне не нужны! Два года под постоянным монашеским присмотром были суровым испытанием, благо, что папа часто брал меня домой. Но теперь, дома, мне не нужен постоянный надзор. Хватит, намолилась на ночь на всю оставшуюся жизнь!

— Как это не нужен? — воодушевленно вещал папа. — Он и от ветра защищает, и комары теперь не побеспокоят, если опять артефакт сломается, как в прошлом году, — я выразительно хмыкнула, но папу это не смутило, и он продолжил: — Решено. Себе тоже ставлю.