— Спасибо, — все-таки воспитан я более-менее, не поблагодарить не мог.
Хозяин поставил пиалу на пол и указал пальцем на себя.
— Иргель! Иргель! — повторил он, и вопросительно уставился на меня. Ну, ясно, знакомиться будем, что ж, давай. Только вот...
Сколько я себя тут помню, так и не разобрался, чему обязан своим здесь появлением. Идей было множество, и ни одна так и не была принята как рабочая, слишком уж бредово все звучало. Первой, созвучной с последней недочитанной книжкой, была версия про "попаданцев" — ее отмел сразу. Бред сивой кобылы, просто так ничего никогда не происходит, всегда есть причина и следствие, случайностей не существует априори. Если уж ты оказался в другом мире — то ты не попаданец, а иномирец, как минимум, и вытянут был для каких-либо целей. А не так, что по счастливой случайности выжил и пошел сворачивать горы. В общем, не стоит путать мир книжный, вымышленный, и жизнь, кровь на самом деле красная, и с каждой потерянной каплей уходит и твоя жизнь, а бой не приносит ощущения радости и превосходства — это боль, грязь и смерть. Не помню ни одной книги, где бы все вокруг дохло и вымирало...
Приходившие в голову научные версии были не менее бредовыми, так как от науки я был не менее далек. Так что ноль идей, ноль соображений. Что ж, будем исходить из неизвестности причины и враждебности всего окружающего, а там посмотрим. Простая истина, но путь к ней дался ценою в четырнадцать жизней, забранных кроваво и жутко, осознанием собственной беспомощности и готовностью к смерти, я ведь не рассчитывал тогда выжить...
— Иргель! — повторил гостеприимный спаситель.
— Алистер, — я решил не открывать своего имени и назвал первое, пришедшее на ум. Мало ли, возможно, в этом мире имена имели определенную власть над своими владельцами. Если же нет, то я все равно ничего не теряю, и если мне суждено остаться здесь надолго, что же, новая жизнь, новое имя, строчки на первой странице только начали заполняться, для этого мира, каким бы он ни был, я чистый лист.
— Алистер, Алистер, Алистер! — Иргель будто пробовал мое новое имя на вкус, повторяя его, то с разной интонацией, коверкая иногда до комичности, то растягивая, словно пытаясь найти идеальное произношение.
— Алистер, — произнес я четко и внятно, не хотелось в дальнейшем откликаться на по-идиотски звучащее имя, — Алистер!
— Алистер! — Иргель кивнул, потом указал на перебинтованную червем руку и показал ладонью, как кусают, — Аскх! — потом показал растопыренную ладонь, — Хатур аскх! — пять, хатур — это пять, пять аскх, пять тварей, почти закончивших мое существование в своих желудках, я кивнул ему и повторил, — Хатур аскх!
Он довольно улыбнулся. Потом поднес руку ко рту и сделал вид, будто ест, — Каисэ! Каисэ! — я опять кивнул, голодным не останусь, уже лучше. Так мы разобрались с обозначениями "пить", "туалет", "холодно", "больно", "да", "нет" и другими, в итоге чего мой словарный запас пополнился двадцатью тремя словами. Еще обратил внимание, что почти все он произносит певуче, растягивая и играя интонацией, а на мои попытки повторить лишь ухмыляется и кивает. По-видимому, мое произношение его немало веселит и, вполне возможно, слова в этом языке могут менять смысл от интонации. В общем, прозанимались мы до самых сумерек, и Иргель решил, что пока хватит.
— Туалет. Спать.
— Да, туалет, — я кивнул и попытался сесть на лежанке, но накатившее головокружение заставило судорожно схватиться за стену и сморщиться, в глазах помутнело. Неужели я потерял так много крови? Или это отравление? Плевать, выкарабкаюсь, и, сжав зубы, медленно поднялся.
— Больно? — Иргель вопросительно уставился на меня.
— Нет, туалет, спать, — кое-как доковыляв до выхода из пещеры, по стеночке, не спеша, добрался до ближайшего дерева и, не особо раздумывая над правилами приличия, стал облегчаться. А теперь представьте себе, вас шатает, немного кружится голова, вокруг смеркается, видно только шагов на двадцать, над головой черное небо, испещренное мириадами звезд, и червь на каждое напряжение руки пытается еще плотнее сжать кольца, а вы стоите себе и мочитесь в незнакомом мире на неизвестное вам дерево. Что может чувствовать человек в такой момент? Мне был грустно...
Так, пункт "Туалет" завершен, переходим к пункту "Спать". Повторив обратно тот же маршрут, осторожно лег и прикрыл глаза. Иргель еще чем-то шуршал, что-то делал, но переутомление взяло свое и я, не обращая ни на что внимания, заснул.
Снилась какая-то чушь, в общем, как и всегда. Куда-то шел, за кем-то бежал, что-то делал, и хотя уже слышу щебет птиц и возню Иргеля снаружи, мозг все еще пытается удержать суть сна, но тщетно. Как отрезало. Ладно, нужно вставать, а то от долгого лежания голова начинает болеть. Открыл глаза, принял сидячее положение, потянулся — хорошо! В теле ни капли боли, только дискомфорт от засохшей мази и обхватившего руку червя. Как ты там, трудяга, справился за ночь, а то мне не в кайф тебя на руке таскать. Провел рукой по шерстке — мягкая, приятная на ощупь, только вид отталкивающий, а так очень даже ничего, нужный в хозяйстве питомец.
В пещере за ночь ничего не изменилось, только у лежанки на стуле лежал ярко-красный фрукт и стоял стакан чего-то буро-зеленого — ясно, выпить и съесть. Ну что же, приступим: залпом проглотил неаппетитную на вид жижу, ничего так, вроде киселя, и потянулся за фруктом. Но не успел. От выхода из пещеры раздался полу-скулеж, полу-вой, а через мгновение мой недоеденный завтрак гипнотизировали два чужих глаза. Примечательно, что глаза были на уровне стула, а чуть ниже была некислая такая пасть с набором зубов, способных поспорить с циркулярной пилой, довершало же картину непропорционально маленькое, по сравнению с головой, тело, четыре мускулистые лапы и обрубок хвоста — просто сказочный головастик. Если бы пасть была закрыта, я, может, и умилился бы, но вид открывшихся мне зубок напрочь согнал утреннюю дрему и заставил собраться. А головастик все так же неотрывно смотрел на фрукт и уже начал тихонько поскуливать. Ага, клянчит. Ну что же, друг, твоя улыбка меня убедила, не буду его есть — осторожно двигаю фрукт на край стула. А дальше и смех, и грех, еле сдерживаюсь, чтобы не заржать во все горло. Это чудо, с башкой, почти перекрывающей седло стула, встает на задние лапы, а так как пасть то у нас "во", да и губятки не меньше, просто так взять вкусное не получается, тогда оно поворачивает свою головеху набок и пытается ухватить его боковыми зубами. Но вот незадача, фрукт упругий, и при захвате зубами пружинит, отталкивается. Тогда это чудо переводит взгляд на меня и, продолжая держать боком свою распахнутую пасть, начинает скулить. Вам когда-нибудь скулила белая акула с карликовым тельцем? Думал, не выдержу, смех от комичности происходящего буквально душил, а я продолжал смотреть в эти глаза напротив и слушал жалобный скулеж. Но чуду, видно, надоела моя нерасторопность, оно отскочило от стула и возмущенно вэкнуло. Именно так, что-то схоже с "Ввв-еээк!", только тем еще баском.
Ну что, похоже, ты отличный парень. Держи, заработал, и уже безо всяких опасений бросаю ему фрукт. Пасть только чавкнула и вновь уставилась на меня. Что, мало? Ну, извини, больше нет, и показал ему пустые руки. Чудо приблизилось и поочередно обнюхало каждую, да, брат, не обманываю, нет больше. Обнюхав стул, и еще раз недоверчиво проверив каждую руку, головастик неудовлетворенно фыркнул и косолапой походкой отправился к выходу. И то верно, пойдем, найдем твоего хозяина, пора определяться в этом мире.
Глава 3
Иргель обнаружился неподалеку, он сидел боком ко мне и не подвал признаков жизни, словно статуя, ни единого движения. Подойдя ближе, с беспокойством понял, что он и не дышит — будто передо мной и не человек вовсе, а искусно изготовленная восковая фигура. Головастик развалился тут же, но от него, хотя бы, раздавались всхлипы и всхрапы, явно живой.
— Иргель! — беспокойство нарастало, он даже не шелохнулся, — Иргель, что с тобой? — подошел ближе. Он открыл глаза, когда я уже собирался его тормошить, спокойный, умиротворенный взгляд. Пробежав по мне, задержался на черве, грудь постепенно начала вздыматься во вдохе-выдохе, руки на коленях чуть заметно дрогнули, человек явно оживал.
— Савва ли таэ, больно? — кивнул на руку.
— Нет, уже лучше, кто это? — кивнул на головастика.
— Барут, — он поднялся и кивком предложил мне следовать за ним. У входа осторожно размотал червя и отнес его внутрь, оставив меня с недоверием разглядывать зажившие шрамы — да-да, именно зажившие, еще раньше я бы сказал, что такое не возможно, но глаза не врут. По ощущениям рука была полностью работоспособна и никакого дискомфорта не ощущалось. Такое впечатление, что шрамам не один год, даже кожа почти ничем не отличалась, просто следы укуса и не более.
Справа от пещеры уходила в лес еле приметная тропка, по ней мы и направились. Трава мягко пружинила, приятно массируя ноги, было слышно щебетание птиц и жужжание насекомых. Свет, пробивавшийся сквозь листву и разгоняющий зеленые сумерки, довершал картину умиротворенности, наполняя и насыщая ее цветом. Даже не верится, только вчера была боль и кровь, а теперь это. Впереди, не спеша, двигался Иргель со свертком под мышкой, странный он все-таки, живет один, в пещере, отшельник? Вокруг сплошной лес, больше похожий на джунгли, к обычной зелени и драчливым деревьям добавилась уйма лиан, а где лианы, там джунгли, ведь так? И кроме себя и его я больше никого не видел и не слышал, да и обстановка в пещере подразумевает проживание одного человека. А как он умудрился в одиночку расправиться с теми аскхами, они ведь почти с теленка размером и в холке мне почти по грудь. Вопросов не один десяток, а спросить не могу, не хватает словарного запаса.
Вскоре тропинка вывела нас к небольшому озеру, и Иргель подался вправо, где был более удобный спуск, пришлось следовать за ним. Спустившись, он первым делом стащил с себя всю одежду и, в чем мать родила, зашел в воду. В глаза сразу бросились старые рваные шрамы через всю спину, то ли следы чьих-то зубов, то ли еще чего. Выходит — веселенькая у него была жизнь.
— Ансу! — спутник уже вовсю изображал помывку и жестами приглашал присоединиться, — Ансу, — и опять те же жесты, что ж, плюс в словарный запас. Раздевшись, а, скорее, избавившись от единственной части своего туалета, я с непередаваемым наслаждением вломился в воду. После всего случившегося мне жутко хотелось помыться, но было не до этого, да и негде, так что сегодняшние водные процедуры оказались в самый раз. Эх, еще бы кусочек мыла, да видно его тут заменяют обычным песком, судя по тому, как Иргель прошел чуть дальше и у обрыва на берегу начал неистово натираться. Что ж, выбор не велик, придется и мне так же. Спустя минут двадцать мы оба выбрались из воды, и мне в руки полетел сверток.
Это оказалась одежда, как у Иргеля, верх и низ, с тем лишь отличием, что вместо мешка был мешок с рукавами — рубаха, в общем, а штаны были залатаны не один раз, и с большим количеством завязок.
— Спасибо, — кивнув, начал облачаться. Довольно удобно, должен заметить, материал напоминал кожу, да и был, по сути, ею, завязки позволяли регулировать размер и подгонять под свои формы без особого дискомфорта для владельца. Про свои джинсы, футболку и кроссы я решил все же пока не уточнять.
На обратном пути нарвали таких же фруктов, какой у меня выклянчил Барут, и простота способа меня несколько уязвила. Иргель так же залазил на нижнюю развилку и рвал фрукт, но только с соседнего дерева, и буйство последнего его нисколько не задевало. Полазить довелось и мне, при некоторой сноровке тут справлялся и один человек без посторонней помощи. Встречало же нас радостное вэканье и смешные прыжки Барута, не спускавшего глаз с горок фруктов у нас в руках. "Есть, есть, мне, мне, есть, есть". Словно отдаленное эхо прошло в голове — так, на будущее, разобраться с глюками! А пока взял фрукт и бросил нетерпеливо прыгающему головастику. Тот в полете умудрился извернуться и в одно мгновение заглотнуть подачку еще в воздухе, приземлился он уже опять с голодным взглядом, а прыжки возобновились. Только теперь около меня. Иргель как-то странно посмотрел на нас, но ничего не сказал и ушел в пещеру. Мне же, атакованному настырной зверюгой, пришлось прямо-таки изворачиваться, чтобы пробраться внутрь. Свалил фрукты на стол, где уже лежали остальные, и перевел взгляд на Иргеля. Тот в странной задумчивости перебирал содержимое мешка у стены, что-то бубнил, отвечая сам себе и периодически замирая на несколько секунд, словно прислушиваясь к чему-то.
Ладно, раз гора не идет к Магомету, Магомет пойдет к горе. Мне нужно знание местного языка, это стартовая точка, без этого никак.
— Иргель, туалет, спать, да, нет, холодно, больно, идти, есть, один, два, — я произнес часть выученных слов, думаю, любой поймет, о чем идет речь. Тот опять как-то странно глянул на меня и кивнул, потом поднялся, держа в руках какой-то узелок и, кивком предложив выйти наружу, пошел вперед.
По знакомой уже тропинке мы прошли примерно половину, когда он резко свернул влево и некоторое время мы лавировали в густом кустарнике с мелкими синими ягодами. Иргель только раз обернулся и сказал: "Не есть", — и жестом показал удушье. Дальше мы топали молча, каждый думая о своем. Не знаю, чего он там для себя решил, но явно неспроста мы куда-то идем, обучаться языку вполне спокойно можно и в пещере, значит, что-то планирует. Ладно, посмотрим на месте. А идти пришлось довольно-таки долго, возможно, мы слишком много петляли, но, думаю, на то были причины. В какой-то момент он поднял руку, интуиция подсказала — жди, замер, видимо, была какая-то опасность, но потом он все также, спокойно, двинулся вперед и я последовал за ним. А где-то существенно правей раздался неприятный утробный рык, вызвав рой мурашек по коже. Как он его учуял, ума не приложу. По сравнению с ним я слеп и глух. Через некоторое время мы вышли из леса и начали взбираться по одному ему видимому пути в гору. Склон был не слишком крут, обошлось без приключений, если не считать содранной кожи на руках и ногах, терпимо, в общем.
Завершением похода стала небольшая, закрытая почти со всех сторон скалистая площадка, обрывом выходящая к озеру. Вид, кстати, изумительный. Голубая гладь воды, в окаймлении зеленого моря, солнце почти в зените, цвета яркие, насыщенные — красотища! Но это я уже потом разглядел, а пока не сводил глаз со стоявшей по центру площадки скульптуры. Почему-то сразу понял, что это человеческих рук дело, хотя внешне оно напоминало обычный булыжник, но форма...
Наиболее подходящим описанием станет "вытянутое яйцо". Каменное изваяние имело форму вытянутого за тупой и острый концы яйца, причем не было обтесано и ничем другим не выдавало своей принадлежности к полету человеческой мысли, очередная каменюка. Но вот просто знал, чувствовал — не природа это сделала, и точка. По цвету, фигура полностью соответствовала местности и в высоту достигала мне почти до подбородка. Пожалуй, посередине я еще бы смог обхватить ее руками, но ниже к основанию уже никак.
