"Ретроград"

— Это — Чкаловское. Сейчас разводящий придет и все прояснится, товарищ. Глушите мотор! — но винтовку вниз он не опустил, держит наизготовку. Где-то вдалеке послышалось бряцание оружием, из темноты появился разводящий, с ним трое солдат.

— Никольский! Почему машина на летном поле!

— Я ее задержал, товарищ младший сержант! Она вон там над лесом появилась, точнее не она, а свет ее фар, потом был гром сильный и визг тормозов. Товарищ говорит, что в Чкаловское ехал. У него двигатель и винт в машине.

— Ваши документы, товарищ.

Я понял, что паспорт лучше не доставать, хотя он у меня с собой. Вытащил удостоверение, что я являюсь главным конструктором Сибирского Научно-Исследовательского Института Авиации и показал его с рук сержанту.

— Так Вам не сюда, товарищ! Вам туда! — он пальцем показал на проход между деревьями. — Антипов! Проводи товарища главного конструктора.

Я хотел открыть дверь и посадить солдата, но он вспрыгнул на подножку с моей стороны и ухватился за край двери. Я вспомнил, что видел в кино такой способ езды. Запустил двигатель и тронулся в ту сторону, куда ранее показал сержант. За несколькими ангарами начиналась неширокая дорога. Через 300-400 метров Антипов пристукнул ладонью другой руки по крыше машины.

— Вам сюда, товарищ конструктор, это НИИ ВВС.

Еще до того, как я остановился, он спрыгнул с подножки и побежал в обратную сторону.

'Вот уж воистину: где начинается авиация, там кончается порядок!' — подумал я, решительно выложил из кармана паспорт и сунул его в бардачок машины. Тут же вспомнилось, что старые послевоенные номера у меня с собой! После парада в Новосибе и в Москве они лежат в салоне, ну, а вытащить из пластиковых держателей оба номера — это раз плюнуть! Номера были грязные, я их, не протирая, сунул в черный пластиковый мешок, протер фары и старинные номера, окна и ветровые стекла. Мозг напряженно работает: напугала нас дерьмократическая пресса до колик в животе 'страшным НКВД', 'кровавым палачом Берией' и 'людоедом Сталиным'. Хотя отец всегда говорил, что в старые добрые времена даже документы в кармане никто не носил. Вот только права у них были книжечкой серой, у отца сохранились. А на свое удостоверение я красный чехол купил с надписью 'Народный Комиссариат Авиационной Промышленности СССР', вот и проскочило. У нас ведь главный лозунг: Любой каприз за ваши деньги.

Блин! Даже стекла здесь протирают по-другому! Я-то, дурак, достал 'стекломой' с пульверизатором встроенным. Стою, брызгаю на стекло жидкость и протираю тряпкой. А от главного здания ко мне шагает капитан в гимнастерке и шапке. Шапка! Второй раз: шапка. А ведь у них буденовки были до финской войны. Значит, она кончилась. Но расслаблены, как в мирное время. Черт возьми! Как фамилия начальника НИИ, ведь читал где-то! Точно, 'Секретный проект', комбат Найтов. Фамилия какая-то птичья. Соловьев? Нет. Аистов? Журавлев? Совин? Филин! Точно! Александр Иванович. После прочтения книги специально заглянул в тырнет. По книге — военный инженер первого ранга, в тырнете генерал-майор авиации. Подошел капитан, смотрит, как я брызгаю на стекло пеной.

— Класс! Вот бы технику моему такое!

— Здравствуйте! Это можно! Александр Иванович здесь? — вручил ему пластмассовый сосуд, предварительно закрыв распыл.

— Нет, минут двадцать назад домой пошел. Вы к нему? — капитан безуспешно пытался брызнуть в сторону стекломоем.

— Там четыре положения: струя, закрыто, распыл и опять закрыто. Красная головка вращается. Можно спирт или бензин хранить, не испарится.

— Классно! Чайку с дороги не хотите? Извините, не знаю, как обратиться.

— Святослав Сергеевич, главный инженер. Спасибо! От чая не откажусь. — хотел добавить, что у меня бутербродики есть, но тут вспомнил об их упаковке и прикусил язык. Он — враг мой на ближайшее время. Чай с белым хлебом и малиновым вареньем. Давно такой вкуснятины не ел! Детством пахнуло. И решил главную задачу на сегодня, увидел календарь: воскресенье, 13 октября 1940 года. Поэтому здесь сегодня пусто, хотя начальство только что ушло.

— А вы по какому делу к генералу?

— Да, вот, привез новый винт и двигатель показать, и поставить их на испытания.

— Это он любит. Давайте я вас запишу на самое утро. Как ваша фамилия?

— Никифоров, из Новосибирска.

— Ухты! Долго добирались?

— Восемь дней.

— Широка страна моя родная! На восемь-десять записал. Он обычно в шесть приходит, но до восьми по ангарам ходит.

— Иван, а где здесь переночевать можно?

— В доме переменного состава. — Капитан, Казаров его фамилия, встал и подошел к схеме на стене. — Мы тут, а ДПС — вот он. Вот так езжайте. Сейчас позвоню.

Капитан снял трубку телефона, набрал двухзначный номер, представился, выслушал доклад.

— Тут товарищ главный инженер из Новосибирска прибыл, разместите у себя и обеспечьте подъем в семь часов. — он повесил трубку. — Столовая у нас вот здесь. У вас талоны есть?

— Нет, я же поездом добирался.

— Ну, да! Возьмите, позавтракаете и подъезжайте. Я, правда, уже сменюсь, в восемь.

— Ну, я пораньше подъеду, чтобы вы меня из рук в руки передали.

Поблагодарив за чай и бутерброды, я вышел из дежурки и здания. Ярко светили звезды и луна, почти 11 часов. Завел машину и поехал к гостинице. Двухэтажное здание, оно и сейчас используется под приборную лабораторию ТЭЧ. Не знал, что это был дом переменного состава. Молоденький красноармеец показал мне койку, умывальник и туалет, переспросил фамилию и инициалы, которые записал в журнал. Я вышел на улицу покурить в курилку, расположенную прямо перед входом в здание. Курить придется бросать. Дым местных папирос не сильно понравился, а сигарет 'Кэмел' здесь нет. Кстати, куда фильтр деть? Порвал и щелчком отправил его в траву газона. Лег, не раздеваясь, поверх одеяла. С одеждой тоже надо что-то делать, капитан задавал 'глупые вопросы', я сказал, что был в командировке в Америке, затем долго обсуждали расизм и угнетение негров в США. Кожаная 'летная' куртка у меня есть в машине. Старая, правда, как смерть, я в ней под машиной валяюсь, но пойдет.

Утром я уже выглядел почти как все: фасон мало изменился, вот только на моей 'молния' и кнопки, а у них пуговицы. А так, такая же по цвету и покрою. В столовой никто не приставал с расспросами и не глазел на меня выпученными глазами, как вчера. Подъехав к штабу НИИ, я увидел вчерашнего Ивана Казарова за прозрачной стойкой дежурки. Он писал что-то в журнале, а рядом с ним стоял щеголеватый офицер (они здесь еще командирами называются, надо не забыть!), с тремя кубарями на петлицах. Иван поднял голову и улыбнулся.

— А, прибыли! Семен, вот человек, о котором я тебе говорил, пока не заступил, проводи его к 'АИ'. Генерал приказал сразу к нему привезти, как придет.

— Старший лейтенант Ягудин! Прошу следовать за мной! — 'Службист! Слава богу не он вчера был на дежурстве! Замордовал бы!' Старлей картинно печатал шаг, идя практически строевым. Неудобно ведь. Явно — не летчик. Те ходят вразвалочку, уже насмотрелся! Командир остановился перед дверью на втором этаже, картинно открыл её, приложил руку к козырьку фуражки, хотя форма одежды уже шапка, и рукой показал мне знак пройти в кабинет. Место адъютанта пустовало, мне было предложено присесть, а сам лейтенант оправил гимнастерку, снял с плеча какую-то пылинку или волос, проверил положение фуражки и вошел к начальству. Оттуда он вышел вслед за генералом, худощавое морщинистое лицо которого появилось первым.

— Товарищ Никифоров? Я ожидал немного другого человека, но, тем не менее, заходите! С чем пожаловали? — спросил он, после того, как мы расселись по местам. Я вынул из планшетки грузовые документы. В качестве конечного получателя там числился НИИ ВВС: для завершения государственных испытаний.

— Что это?

— Новый винт, обтекатели капота и новый двигатель для всех машин, оборудованных двигателями М-62 и М-63. Двигатель, правда, только один, а вот винты и капот мы испытывали, не снимая М-62.

— Что это дало?

— Двадцатипятипроцентную прибавку в скорости и снижение на 10-12 % расхода топлива.

— Где все это?

— В машине перед штабом, товарищ генерал.

Александр Иванович громко хмыкнул, снял трубку телефона, набрал номер:

— Алексей Ароныч! Зайди! — генерал положил трубку и, сквозь зубы, прошептал: 'Господи! Сколько вас тут ходит, гениев!'. Злится, что оторвал его от дела! И хотя у меня в планшетке были и фотографии, и чертежи 'Аннушки', но ее еще не было! Я молчал, даже не пытаясь что-то доказывать. Грузовые документы я уже положил на стол, этого — достаточно! Документ, как-никак.

Вошел крепенький такой низкорослый полковник, скорее всего, бывший военный инженер 1-го ранга.

— Вызывали, Александр Иванович?

— Проходи! Тут нас учить из Сибири приехали: как скорость у 'Ишака' поднять. Сходи, получи подарок, ставь на стенд, там двигатель, и меня пригласи, как управишься. Свободны!

Ароныч сопел у меня за спиной, мы вышли из здания и подошли к машине на стоянке. Я из кармана открыл ее, квакнул клаксон, моргнули фары.

— Прошу!

Он уселся на сиденье, и удивленно вперился в тонкую панель под основной, где загорелись лампочки от 'Мерседеса'. У OM 613 DE 32 LA — компьютерное управление впрыском, пришлось переносить из 'мерсака'. Пискнул зуммер готовности к пуску, я довернул электронный ключ, а не выжимал педаль стартера и газа одной ногой. Тут же последовал вопрос:

— А что за двигатель у вас? Совсем другой звук!

— Дизель, немецкий. Куда едем?

— К третьему корпусу.

— Показывайте! — сказал я и перевел рычаг коробки в положение 'Drive'. Автомат-коробка окончательно убила инженера. Он оказался автолюбителем, у него персональная 'Эмка'. 'Три солдата из стройбата заменяют экскаватор!' — погрузчика у Научно-Исследовательского не оказалось. Пока шестеро солдатиков вытягивали движок из салона, я отбивал атаки 'автолюбителя'. Пришлось даже капот открывать. А он у меня переделанный, вверх открывается, а не по очереди с разных бортов, как на серийной машине.

— И кто же это все делал? — спросил он, а я показал на свои руки. Обилие иностранных буковок на таре тоже весьма впечатлило инженера, он — главный инженер института. Но после снятия упаковки с движка он застыл в ступоре.

— Мощность?

— 1100 лошадок.

— А шесть человек его руками тащило?

— Четыре шестнадцать на кило.

— И на чем работает эта крошка?

— Белый керосин или уайт-спирит.

— Так, как же такую малютку на стенде закрепить? Черт!

— Я предлагаю вначале установить М-62, к нему прикрепить нашу носовую часть, в которую я поставлю двигатель. Там все готово. Где засверливать и нарезать резьбу — я покажу. Вот чертеж, правда для другого самолета, но с этим движком. Или сюда ставим и крепим мотораму от 'Ишака', тогда наша носовая часть встанет без каких-либо проблем.

— Ставим мотораму, так быстрее. Я сбегаю позвоню.

Два механика вытащили из каптерки мотораму, подцепили ее талью, вывесили и довольно долго гремели ключами. В ангар вошли Ароныч и Филин, которого тот высвистал из кабинета.

Зазвонил телефон, при звуках которого Филин побелел. Сел в кресло, откашлялся и снял трубку.

— Здесь СОвин. — молчит.

— Здравствуйте, товарищ ИвАнов. — он поморщился и чуть отодвинул от уха трубку.

— Таварищ Совин! Что, собствэнно, праисходит? Что за двигатэль изобрэли в Навасибырске? Пачему аб этом на местах нычего нэ знают? В чем дэло, таварищ Совин? Пачэму я аб этом узнаю паслэдним?

— Никто ничего в Новосибирске не изобретал, товарищ Иванов. Новый двигатель и новый винт, действительно, прибыли в Чкаловск. Оба сделаны в Северо-американских Соединенных Штатах. Сегодня провели испытания двигателя. Успешно. Вас неверно информировали, товарищ Иванов.

— Это — точно? — снизив тон, и практически полностью убрав акцент, спросил Сталин.

— Абсолютно. А вот человек с ними приехал очень интересный и нужный.

— Американец?

— Нет, русский, советский. Наш человек, Иосиф Виссарионович.

— Эта харашО, товарищ Совин. Держите меня в курсе! Я в среду заеду посмотреть на то, что привезли. Ну и кто привез. До свидания, товарищ Совин.

— Разрешите, товарищ Сталин? — я видел, что Сталин потянулся к трубке, и сейчас полетят головы.

— Что вы хотите сказать? — раздраженно ответил Сталин.

— Эти самолеты, действительно нужны в войсках в варианте '55'. КБ, которое я возглавлял, восстанавливало такой самолет, сорок третьего года выпуска. У меня есть полные технологические карты серийного штурмовика 'Ил-10' с собой. И двигателей АМ-38ф и АМ-42. Мощность последнего — 2000 сил.

Сталин опустил руку.

— И где эти бумаги?

— Здесь, в кабинете. Кроме того, там такие же карты на самолеты Лавочкина 'Ла-5ФН', 'Ла-7', 'Ла-9' и 'Ла-11'. И Микояна, 'Миг-3'. А также двигателей для 'Лвочкиных': 'АШ-82фн' и 'АШ-82т'. Последний их них продолжают выпускать в малом объеме для оставшихся транспортников 'Ил-14'. Моторесурс у него 1200 часов. — Я включил компьютер и через некоторое время показал сканы этих чертежей и технологических карт, выполненные на профессиональных сканерах в архивах НАП имени Чкалова, который выпускал все 'Лавочкины', во время и сразу после войны. На каждом из сканов стояла подпись главных конструкторов. Складывай в стопочку, высылай на заводы и требуй выпуска серийных машин. Вот только плоттер где взять! Знал бы где упаду, соломки бы постелил!

— Ви аб этом знали? Пачему не доложили! — зло прошептал или прошипел Сталин.

— Еще нет, товарищ Сталин. Все сразу объять невозможно.

— Для большевика такого слова не существует! Запомните раз и навсегда, генерал Филин!

Сталин встал, видимо желая прекратить встречу, так как все было слишком неожиданно для него. Мы тоже встали, хотя главный вопрос еще не был поднят.

— Садитэс! Я вас понял! Что вы хотите за эти сведения?

— Они не продаются, товарищ Сталин.

Глаза 'генсека' сощурились.

— Это — достояние Советского Союза, и я только собрал в кучу эти документы для работы над восстановлением этих машин для истории своей страны. Истории авиации.

Молчание. Сталин налил себе 'Боржоми' и выпил полный стакан.

— Как быстро мы сможем направить это на заводы?

— Быстро не получится. Плоттера у меня нет, распечатывать придется с экрана. Требуются копировальные устройства и переводить это все на 'синьку'. Полгода, минимум, поэтому нужно выбрать максимально необходимые бумаги, и начать с них.

— Канешно! Ми так и сделаем. Генерал, выйдите, подождите в коридоре.

— Есть! — Филин подхватил свой портфель и вышел, плотно притворив дверь.

— Тут что-то не так, товарищ Никифоров. Я хочу знать, почему вы нам помогаете? То, что вы коммунизм не построили, я знаю, в грузовых документах стоит стоимость перевозки в миллионах рублей. Что случилось со страной? Слова 'СССР' я не обнаружил ни на одном из документов.

— СССР — нет, с 91-го года. В стране — 'дикий капитализм', отягощенный олигархией, коррупцией, взяточничеством и откровенным бандитизмом. Но, товарищ Сталин, я — инженер, а не доктор и не ассенизатор. Лечить язвы социал-политики и засоры в экономике я не умею, да и не хочу. Я догадываюсь: почему погиб мой дед, и попытаюсь помочь ему выжить. А вот за что он погиб, и стоит ли исправлять историю — предстоит выяснить. Человек я, по вашей классификации, беспартийный, был когда-то комсомольцем, но с 91-го верхушка комсомола сперла государственные деньги и организовала банки и банды. В научно-техническом плане вы, товарищ Сталин, можете полностью рассчитывать на меня. Все что знаю передам. Я родился в СССР и учился там. Поверьте, что до сегодняшнего дня я не слишком хотел помогать непосредственно вам. Случай на аэродроме помог установить, что вы никакой не диктатор. Диктатор бы с места не тронулся при гибели самолета.