Артиллерия навсегда

Наверху затрещал пулемет, сыпанули винтовочные выстрелы, несколько раз бабахнули минометные мины. Кто-то с разбегу нырнул в эту яму и на животе съехал на ее дно. Судя по белому полушубку и сопровождавшему падение мату, это был русский. На спине у него висел тяжелый ящик. Старый маузер остался где-то наверху, но даже если бы сейчас он был под рукой, то не стоило дергаться — любое движение причиняло сильную боль, а быстрая смерть от пули не самый худший выход в его ситуации.

Русский выбрался, наконец, из под своего ящика, увидел скрючившегося в углу немца и сдернул с шеи пистолет-пулемет с круглым диском. Щелкнул взведенный затвор. Он закрыл глаза и приготовился к смерти. Секунды текли, а выстрела все не было.

— Не ожидал вас здесь увидеть, полковник.

Рядовой фон Фенкельвальд открыл глаза и вгляделся в лицо русского.

— А где мне быть после ваших художеств? Операция по переброске вас к русским провалилась, доброжелатели передали партийному руководству материалы по делу. Большого скандала не было, но мной решили пожертвовать. Адмирал пытался отстоять меня, он ценит старые кадры, но у него не было шансов. А вы здесь как? Я думал, что сейчас где-нибудь на сталинской даче мемуары пишете.

— В живот? — поинтересовался русский. — Говорить больно?

— Больно, но и не говорить тоже больно, а так я меньше о ней думаю.

— На корректировку ходили, — пояснил попаданец. — Батареи рации сдохли, радиста убили, самого чуть минами не накрыло.

— А вы уже сержант, — заметил фон Фенкельвальд.

— А то. Хорошие артиллеристы всегда нужны. Кстати, операция по переброске была подготовлена бездарно. От того "лейтенанта", которого вы мне подсунули, фрицем за километр несло. Спасибо, хоть часть пути через Польшу и Белоруссию он меня на поезде провез, а то бы ноги стер по самые помидоры.

— А вы отблагодарили его железной палкой по голове.

— Ломом. Эта железная палка называется лом. И не хрен было ему со своими дурацкими вопросами ко мне приставать. Достал.

— Мальчик только что окончил Берлинский университет...

— А потом разведшколу. Только хреново вы его учили, с первого взгляда было ясно — шпион голимый.

Значения слова "голимый" фон Фенкельвальд не знал, но по смыслу догадался.

— Не было никого другого. И времени на подготовку операции не было — война. А как вы здесь устроились?

— На должность командира отделения артиллерийской инструментальной разведки не устраиваются, на нее назначают. Тут осенью такое творилось... Пристроился к окруженцам, а на фильтре долго не разбирались — сразу в строй.

— А как насчет сталинской дачи?

— Да ну ее! — отмахнулся русский. — Запрут до конца жизни, как в тюрьме, и начнут жилы тянуть. А я это уже проходил.

— Вы про то, что я отдал вас своим костоломам?

— Да я понимаю — война. Ничего личного. Ладно, пора мне, — засобирался русский, — заболтался я что-то.

Он отстегнул диск, спустил затвор и защелкнул диск на место. Затем повесил ППШ на шею, начал натягивать на плечи лямки радиостанции.

— Подождите, — остановил его фон Фенкельвальд. — Вы действительно из двадцать третьего века? Говорите, не бойтесь. Вы же видите, я никому ничего уже не скажу.

— Из двадцать первого. Приписал пару сотен лет, чтобы была возможность откосить от ваших вопросов.

— То есть историю этой войны знаете? — немец даже приподнялся, забыв о боли.

— А то, по истории у меня пятерка была. Хотите знать, чем все это закончится?

— Хочу.

— Полной и безоговорочной капитуляцией девятого мая сорок пятого. Германия капитулировала перед коалицией СССР, США, Британии и Франции.

— Франции?!

Фон Фенкельвальд откинулся обратно, болезненно сморщившись. Для него, немца, участие побежденной Франции в коалиции победителей было сильнейшим ударом. Пожалуй, даже более сильным, чем поражение Германии в войне.

— Не верите? А зря, в данном случае я сказал чистейшую правду.

— А то, что вы наговорили в Берлине? Все ложь?

— Не все. Поначалу я не знал, что вам известно о будущем. Может, есть еще один попаданец. Вот и давал вам более или менее правдивую информацию, а когда понял, что вы хаваете все...

— Значит, "голубой" и "розовой" бригад в бундесвере нет?

— Нет. Но если дела так и дальше пойдут, то скоро появятся, — хохотнул русский. Могу оставить гранату, решите все свои проблемы разом.

— Не надо, — отказался фон Фенкельвальд, — я — христианин.

— Ваш фюрер тоже им был, но когда наши подошли к рейхсканцелярии — застрелился.

— А может, вы? — предложил немец.

— Я?

Русский покосился на свой пистолет-пулемет. Снял его с шеи, положил на снег и начал снимать с плеч тяжеленную радиостанцию.

— Что вы делаете?

— Я тут подумал, абверовские полковники, да еще и кавалеры рыцарского креста, к нам в плен еще не попадали. А за радиостанцией я могу и ночью вернуться.

— Меня лишили звания и всех наград.

— Но амнезией-то вы не страдаете. Соглашайтесь, полковник, есть шанс остаться в живых.

— Ценой предательства?

— Какая разница? Вы теперь знаете, чем все закончится. С вашей помощью или без.

Русский вытащил из-под полушубка бумажный пакет и рванул зубами упаковку.

— Хотите получить за меня орден?

— Всегда мечтал стать Героем Советского Союза, — ухмыльнулся русский. — Для начала я вас перевяжу.

Фон Фенкельвальд попытался воспротивиться, но боль парализовала его. Русский наложил давящую повязку, подхватил свой ППШ и повернулся к немцу.

— А не боитесь, что я расскажу, откуда вы к нам попали? — поинтересовался фон Фенкельвальд.

— Да кто вам поверит? Ну что, полковник, поехали?