| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Но генерал Линоров написал, что этот ваш аэроплан переводит до пятидесяти пудов груза на двести верст за полтора часа!
— Да, тут он немного ошибся. Тогда на самолетах стояли довольно тяжелые вспомогательные механизмы, в армии ненужные, а без них машина поднимает до тонны груза, то есть больше шестидесяти пяти пудов. К тому же мотор сейчас более мощный, и скорость сейчас даже превышает сто пятьдесят километров. Но это незначительная ошибка, в любом случае машины превосходят все, что сейчас есть в других странах.
— Мне сообщили, что таких машин у вас готовы две дюжины...
— Не совсем. То есть да, в принципе готовы, но ведь они пролежали на складах больше десяти лет, так что некоторое время потребуется чтобы все проверить. Думаю, недели через две их можно будет забирать — вот только сначала летчиков подготовить потребуется.
— Вы говорите десять лет на складе. То есть у вас были двадцать четыре машины много лучше любых нынешних еще десять лет назад? Так почему же про них никто не знает-то?
— Сергей Алексеевич, те, кому надо было, знают. А ещё они знают — и тогда еще знали, что если бы о моих самолетах иностранцы узнали тогда, то сейчас против нас были такие самолеты, с которыми бороться Россия не сможет вообще.
— Но и в России бы воздухоплаванье двигалось бы вперед, почему вы считаете, что иностранцы оказались бы впереди?
— Двенадцать лет назад мои автомобили завоевали Америку и Европу. Пять лет назад две трети американских авто выпускались с моими моторами, моими колесами, моими трансмиссиями. В этом году половина американских автомобилей сделаны из американских деталей с американскими моторами, колесами и всеми прочими частями — и треть из них во многом уже лучше моих автомобилей. Но гораздо важнее то, что американцы в этом году изготовили почти полтора миллиона автомобилей, а все мои заводы могут их сделать тысяч пятьдесят-шестьдесят максимум. Я знаю, как сделать новый автомобиль лучше любого американского, но такие автомобили просто выделывать негде: мои заводы уже перегружены изготовлением того, без чего обойтись нельзя. А других заводов в России просто нет, и вообще нет в России мощной промышленности.
— Боюсь, вы тут неправы...
— Я приукрашиваю действительность. Пушечное производство на Путиловском занимает три с четвертью тысячи рабочих, из которых почти три тысячи — иностранцы. Две с половиной — вообще немцы, из Германии, с которой мы, между прочим, воюем. А завод может выпустить хорошо если три пушки в день. У Рейнсдорфа работает всего двести пятьдесят человек, считая поваров в рабочей столовой, уборщиков и сторожей — и его завод делает по пять-шесть пушек в день.
— Но ваши пушки меньше...
— На пушечном производстве "Рейнметалла" занято меньше пятисот рабочих, и Эрхардт выделывает в день по десять пушек. Больших...
— Вы думаете, что любое изобретение иностранцы немедленно используют во вред России? Тогда зачем вообще все это изобретать?
— Изобретение должно появиться вовремя. И тогда от него и России будет польза. Вот мой автомобиль появился двенадцать лет назад, и благодаря ему у нас есть по крайней мере пять пушек Рейнсдорфа в день.
— А вы знаете, когда для изобретения приходит нужное время?
В общем, интересно поговорили. В конечном итоге договорились, что Ульянин приедет в Сталинград сам — посмотреть на самолеты, оценить летную подготовку. А заодно — оценить и мой "летный полигон" — я предложил использовать его для испытаний всех прочих самолетов. Но это — текучка, а вот "глобальные" вопросы он задавал правильные. И — очень непростые.
В этих размышлениях я и направился в свою гостиницу. То есть собирался направиться — но из подъезда Артуправления успел сделать не более десятка шагов. Поначалу даже и не сообразил, что это так щелкает — и лишь когда мне под ноги упал короткий револьвер, сразу вспомнил старый фильм: "Стреляли"... Только вот кто стрелял, оказалось не очень понятным: владелец револьвера оказался рядом со своей собственностью спустя еще несколько секунд. Да и "Бульдог", если я не ошибаюсь, грохочет иначе.
Оглянувшись, почему-то обратил внимание на реакцию окружающего народа. Часовой у входа в Артуправление как-то криво присел и дико озирался, большинство прохожих мужского пола втянув головы старались побыстрее оказаться где-нибудь подальше, а вот слабая половина, напротив, изо всех сил пыталась разглядеть лежащего на мостовой человека. Над которым уже наклонился полноватый господин в изящном английском костюме. Рядом с ним стоял полуоткрытый саквояж — и хозяин достал из него очень знакомую блестящую коробочку стерилизатора.
— Даница Христовна, ну а ноги-то зачем рубить было? Ведь помрет, болезный, от боли!
— Невелика потеря — услышал я знакомый голос, — он не один был, сволочь. Допросим эту...
Подбежал городовой, но его шагах в двадцати остановил другой мужчина, выглядящий как заводской рабочий. Но именно выглядящий: судя по тому, что полицейский отдал честь, прочитав сунутый ему под нос документ, внешний вид не всегда совпадает с содержанием.
И только в этот момент я обратил внимание на обладательницу знакомого голоса: Даница, держа "полицейским захватом" какую-то девицу, вышла из-за моей машины. Причем девицу она держала левой рукой, а в правой она несла "Браунинг".
— Извините, Александр Владимирович, моя вина — не смогли перехватить на дальних подступах...
— Не помрет — констатировал толстый, — я ему морфину вколол. Так что жив будет, и успеет не раз об этом пожалеть...
— Даница, скажите, что я пропустил на этот раз? Вы не проводите меня до гостиницы?
Даница на секунду задумалась, но тут позади нее остановилась "буханка", "доктор" и выскочивший из машины водитель сначала закинули в кузов раненого, а затем, защелкнув наручники, туда же отправили и девицу — после чего машина быстро умчалась.
— Хорошо, садитесь в машину, Александр Владимирович...
— И что это было? Что это за мастеровой, которому городовые честь отдают? И вообще, откуда ты-то тут взялась?
— Было покушение, на вас конечно. Обычно мы всех берем, как вы велели, на дальних подступах, но эту парочку пропустили... уж больно естественно они сюда шли. То есть сейчас-то я поняла, что было неправильно, и в другой раз таких мы тоже не пропустим...
— Погоди. Кто это "мы" и — я уже спрашивал — ты-то тут что делаешь?
— Мария Петровна велела. Вы же ей-то охрану приставили, а о себе забыли. Вот она меня и назначила начальницей вашей охраны. А мастеровой этот — капитан Елизаров, он от Линорова, точнее, он в моей команде, но Линоров его в штат жандармерии тоже зачислил.
— И давно?
— Да с тех пор, что Евгений Алексеевич у нас в Москве квартировал...
— Интересно девки пляшут... ты говоришь, "обычно мы их берем" — это значит, что покушение не первое?
— Да. Но это — целиком я виновата. В последнее время-то наши уже вроде всё поняли, только иностранцы шалить пытались. Вот мы на них основное внимание и сосредоточили...
— А что наши поняли? — не удержался я от вопроса.
Даница горько усмехнулась:
— Что наказываем мы шалунов очень больно. И что от нас не спрятаться. Наверное, забывать стали, ну так мы напомним...
Интересно, а в "прошлой жизни" меня тоже Даница — или кто-то еще из Машкиной охраны — так же "пас"?
— И вы что, все время меня охраняете?
— Стараемся... За границей, конечно, сложнее получается, но там люди Линорова нам сильно помогают. Но все равно труднее — непонятно, как люди себя ведут. Ладно сами иностранцы, но и наши там как разум теряют. Вот Лунева вашего в Дюссельдорфе я двадцать минут под прицелом держала, думала что сейчас он палить начнет. И только потом сообразила, что он очень испуган, и вас боится потому, что вы явно русский, а не боитесь...
— Ты и в Дюссельдорфе была? Интересно, как я тебя не заметил?
— Значит, хорошо работала. Ну а сейчас, раз уж так получилось, я вас очень попрошу: до завтра из гостиницы не уходите, ладно? Вот узнаем, кто против вас замыслил, тогда снова сможет надежную защиту устроить...
Утром первые результаты "расследования" уже были — и они меня несколько удивили:
— Путиловский завод? Значит все же иностранцы, французы?
— Французы тут как раз ни причем, родные социалисты пошалить решили. Кто конкретно — узнаем через несколько дней.
На вопрос, что дальше будет с покушавшимися, Даница ответила "уклончиво":
— Линоров знает...
Ну и хорошо. Слишком много дел было, чтобы забивать себе голову и этими вопросами. Хотя узнать, что благополучно пережил четырнадцать попыток покушения в России и три за границей, не очень приятно. Впрочем, раз пережил и даже их не заметил, скорее всего и дальше не замечу. А вот с Машкой на эту тему стоит поговорить. Попозже, когда удастся с ней встретиться.
Дорога до Сталинграда заняла, как обычно, сутки. Хорошо, когда диспетчеры открывают "зеленую улицу" твоему поезду и он со свистом пролетает мимо разъездов и станций. Все же Степан разработал замечательную систему железнодорожной "автоматики", которая позволяет диспетчерам видеть все происходящее на путях практически вживую. Правда, для этого каждые десять верст вдоль путей поставлены будки контролёров (людей, не приборов), щелкающих тумблерами каждый раз, когда мимо них проезжает поезд — но зато диспетчер каждый эшелон на путях "видит" и может легко перенаправить его на боковой путь, освобождая дорогу более срочным поездам. Мне, например.
Но и у диспетчеров кольца всевластия все же нет, им тоже приходится ждать, когда этот эшелон все же до нужного бокового пути доедет — и поэтому в Сталинград поезд прибыл в пять утра. Будить домашних мне не хотелось, поэтому я постарался войти тихонько и незаметно — но Васька уже сидела на кухне, с мрачным видом жуя очередное творение Дарьи. После того как Юрьев вернулся домой после ранения, Дарья с мужем предпочли вообще переселиться к племяннице — тут и больница близко, и фабрика неподалеку, и вообще жизнь поспокойнее... Для Дарьи — наверняка поспокойнее. А вот чего супруга моя ни свет ни заря сидит с мрачной рожей на кухне, следовало бы выяснить.
— Привет, счастье мое.
— Здравствуй — и от интонации мне сразу вспомнилось другое старое кино: "голос хороший, а слова плохие".
— Голопузова, какая-то ты сегодня особенно Прекрасная. Ну и кто тебя обидел? Поделись с мужем, он про обидчика Данице скажет и она гадину эту застрелит...
— Лучше сам меня застрели. Саш, ну почему у тебя жена такая дура?
— Обидно мне слышать, что ты так думаешь. Неужели я на самом деле похож на человека, который способен выбрать в жены дуру?
— Нет, конечно, хотя меня-то Маша выбирала...
— Я сам выбирал, хотя и из предложенных Машкой кандидатур...
— Ага, очень богат был выбор... но я не об этом. Ну почему у меня никак не получается людей научить этой сварке под флюсом? Ведь это просто, я сама уже для турбины этой целое колесо сварила — а больше ни у кого не получается! Я уж и так объясняю, и сяк показываю. И сама смотрю как они делают — а все одно шов запарывают! И я не могу понять где...
— А давай мы сейчас все же ляжем и поспим еще немного, а потом я с тобой на завод схожу и ты мне все покажешь. Вместе посмотрим, в чем там дело — и разберемся, я уверен.
Разбирались мы целый день, и я даже сам решил показать класс. Да, мастерство точно не пропьешь — если оно есть. А если господь ума не дал, то в лавочке его не купишь. Как я понял, "девочки" из Васькиной бригады не смеялись в голос исключительно из вежливости: то, что получилось у меня, даже словом "шов" назвать было стыдно. Однако, как говорят, отрицательный результат — тоже результат, и именно благодаря моему фиаско кое-что до меня дошло.
— Ну и получилось у тебя увидеть, что девочки неправильно делают? — с надеждой, но и с сомнением в голосе спросила Васька, когда мы уже направлялись домой.
— Нет конечно, но я понял что ты неправильно делаешь. Ты у меня просто геройская героиня труда, но вот я с непривычки напортачил изрядно.
— Ты не расстраивайся, я знаю что у тебя, если захочешь и время будет, все быстро получится — постаралась успокоить меня жена.
— А я и не расстраиваюсь. Я просто вижу, что вообще-то для того, чтобы такой шов нормально варить, кроме верного глаза и опыта нужна еще и силушка молодецкая. Ты берешь за счет именно опыта — ведь уже сколько, почти год тренируешься?
— Ну да...
— И то как от стенда отходишь, на мокрую мышь похожа. Тебе не девочек своих натаскивать надо, а мужиков здоровенных. У вас же в бригаде здоровых помощников сколько? Вот их и обучай.
— А, — махнула рукой Васька, — у мужиков хорошо получиться не может...
— Ну, спасибо!
— Ой, я же не про тебя...
— Я понял. Ну а теперь я тебя вот о чем попрошу. Война, как ты знаешь, как правило обеспечивает разные мелкие неудобства. Например, если ты тут рабочее колесо сваришь, то на Ориноко нам его везти не на чем. Так что давай, собирай бригаду, бери кого хочешь, помощников бери сколько надо — и с семьями всех тащи в Сьюдад Электрико. Турбины в Венесуэле нужно будет устанавливать уже через полгода, так что придется их туда тащить через Мурманск и только частями. Ну а ты части превратишь в целое — и это очень срочно, так что придется тебе самой ехать и уже на месте народ учить.
— А генераторы как поедут?
— Ну ты же знаешь Африканыча — он верит только железной дороге и все делает разборным. А вот рабочее колесо разборным не сделать.
— А почему их в Уругвае варить? Ведь потом их так далеко тащить придется.
— Все равно водой тащить, даже если в Усть-Карони собирать, а в Венесуэле климат плохой и заразы тропической немного лишку. В этом смысле Восточная Республика лучше хотя бы потому, что все ржаветь меньше будет. Ну и вам лучше не болеть... я имею в виду, что по дороге забери Таню с Настей, а если получится — то и Машку. Махе я письмо напишу, думаю, она меня поймет.
Откровенно говоря, я просто испугался за семью. Ведь если кто-то очень хочет достать меня, то этому кому-то запросто может в голову придти идея "начать с родных и близких" — если это, скажем, Акимов или его близкие соратники, то у них точно не заржавеет. Ну а до Восточной Республики им не дотянуться, да и мало кто вообще знает, что за "тыловая база" у меня там заготовлена.
Сьюдад Электрико "в этой жизни" был гораздо менее пафосным, что ли, по сравнению с "прошлым разом". Обычный небольшой городок с населением около десяти тысяч человек, из которых русские составляют две трети — как и половина окрестных крестьян. В городке был устроен небольшой учебный центр — некая помесь техникума и института, где обучали будущих электротехников и небольшую группу инженеров, а ректором числился Виктор Судриерс. От прочих уругвайских городком этот отличался разве что электрическим освещением улиц и домов, да, пожалуй, и немного повышенным количеством "богатых" домов — а так провинция-провинцией. Зато там тихо и спокойно.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
