| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
На огонёк заглянула соседка, Анна Петровна, одна из немногих мамкиных подруг:
— Неспокойно мне что-то. Вот, решила проверить, не шарится ли в квартире кто-то чужой.
Отдала мне памятную записку: в какой из кастрюль свежие щи, в которой вчерашний суп. Что в первую очередь следует съесть и за что заплатить. "Иначе отрежут газ".
Спросила про ногу, удивилась "чудесам медицины" (могут же, если заплатят), сказала, что мамка предчувствовала мой приезд:
— К обеду котлеток нажарила, пирожков напекла, начала в серванте пыль протирать, в кресло упала, и голова набок. Я уж звонить, звонить...
Проводив бдительную соседку, я снова схватился за тряпку. Доделывал то, что не успела мамка, и думал о мимикрии терминов. В мои школьные годы, коллектором назывался один из электродов транзистора. Если, к примеру, подать на эмиттер малый потенциал, и подвести к базе чисто символическое смещение, то с этого самого коллектора можно снимать в несколько раз больше того что подано на эмиттер. Не зря говорили наш учитель физики "Радиотехника — это будущее!" Как будто в наш день заглядывал...
Зимнее утро в нашей квартире начиналось всегда одинаково. Солнечный луч, проникающий в колодец двора, падал сначала на снег, а уже от него отражался на кухонном потолке. Я запросто мог представить эту картину и попросить у перстня сделать её явью. Мог, но не стал. Время не бывает своим и чужим. Подгонять его для себя — значит, воровать у других. Ожидание тоже жизнь, если даже оно невмоготу.
Ещё мне показалось, что в электрическом свете в бликах камня начали проступать жёлтые пятна. Хотел перед сном проверить, но не успел. Донёс голову до подушки, и тут же уснул. Открыл глаза — вот оно, самое натуральное утро.
* * *
Началось оно с уличной перебранки. Кто-то забыл выключить свет в подъезде, а платить за него придётся всем домом вскладчину.
Хорошо, что напомнили. Я снял показания счётчиков, заполнил неоплаченные квитанции и направился в многофункциональный финансовый центр, так как банки с недавнего времени не люблю.
Отстрелялся в четыре минуты, перекинулся парой фраз с парнем из службы судебных приставов. Тем, что в прошлом году выносил из моей комнаты письменный стол. Он морду мою запомнил, а где её раньше видел, немножко запамятовал и принял меня за фаната, с которым "мотался" в одной электричке болеть за питерский СКА.
Выбрав подходящую паузу, я типа того, случайно спросил: не в курсе ли он, кто в нашем городе держит коллекторское агентство?
Наверно такие вопросы не бывают случайными. Он поскучнел, но ответил:
— Хрен его знает. У нас их два. Одни ещё как-то стараются по-людски, а вот другие конкретно и тупо прессуют...
В девять утра я был в кардиологии, дожидался приёмного часа и беседовал с перстнем. Обещал, что больше никогда в жизни он не услышит от меня бранного слова. Обещал, даже не зная, заложена ли в его чудо-программу опция по лечению матерей от инфаркта. Тем более, если они из преисподней.
Он слушал, изредка вздрагивал и поблескивал камнем, отсылая хорошим людям принятые от них эсмээски. Ибо нефиг.
В палату меня пустили буквально на пять минут, ссылаясь на постинфарктное состояние и обострённый синдром Дресслера. Ещё заведующая сказала, что мамка проблемный больной, страдающий галлюцинациями, всё время порывается встать и куда-то идти и что улучшения следует ждать не раньше чем через неделю. Три раза предупредила: "Не волновать!"
Кровати в кардиологии были маленькими, какими-то детскими: мамка в своей казалась капризным ребёнком, к которому наконец-то пришли. Судя по взгляду, сейчас она дружила с реалом: узнала меня и сразу же вспомнила о ноге:
— Когда операция?
Голос был тихим, скрипучим и очень усталым.
Я несколько раз присел, потом закатил штанину и показал зарубцевавшийся шрам.
Обрадовалась она тоже будто бы через силу. Выдавила из себя нейтральное "хорошо" и без малейшей паузы стала перечислять то, что я вчера прочитал в её памятной записке.
Время от времени в палату заглядывала нянечка, а может быть, процедурная медсестра. Демонстративно вздыхала и смотрела на меня с укоризной. Каждый такой раз мамка прерывалась на слове, брала меня за руку и будто бы умоляла:
— Серёжа, сходи к крёстному! Обещай, что сегодня зайдёшь!
Я обещал.
— ...Значит, за мусор, воду и свет я уже заплатила, а вот за газ не успела. Там счётчик...
Я слушал. Верней, делал вид, что очень внимательно слушаю, а сам молился о том, чтобы мамка спокойно уснула и проснулась без всяких синдромов Дресслера. А как оно получилось, судить не мне, а её лечащему врачу. Когда меня настоятельно выставили, она ещё говорила и даже не думала замолкать.
* * *
Крёстного я уважал и не более того. Был он махровым совком, чем страшно гордился. Они, мол, с моим отцом поколение великой победы, а мы с его сыном Андрюхой дрыщи, не умеющие своими руками сделать рогатку. И школьная программа у нас для дебилов, и сами мы недалеко ушли. Меня пару раз всего по имени и назвал, а так я для него или "вшивый парень", или "матрос Швандя".
Звали крёстного Иваном Денисовичем, но я его тоже по имени-отчеству не величал. В глаза никак, а за глаза — Решайло, созвучно фамилии руководителя "шестого отдела", под началом которого он когда-то служил. Но так, чтоб мамка не слышала. Вообще не любил его дом навещать. Во-первых, идти далеко, а во-вторых, достал он своими нравоучениями и хвастовством. Послушаешь и чувствуешь себя эмбрионом. Ему б, мол, Вия (моего пахана), пару проверенных хлопцев из группы "Каскад", они бы ту Сирию поставили на уши, а всех полевых командиров переловили и сдали в утиль.
Работал Решайло... да я бы не сказал, что работал. Он числился начальником охраны у одного бизнесмена. В какое бы время дня к нему ни пришёл, ни разу не было случая, чтоб не застал дома. То он копошится в теплице, то ремонтирует "Жигули" первой модели. Но деньги ему платят исправно. Есть, значит, за что.
В этот раз он обустраивал баню. Обивал стены и потолки всех помещений бэушными деревянными рейками, покрытыми с одной стороны мерцающим чёрным лаком. Андрей, как обычно, был на подхвате: "ты бы подал, ты бы принёс".
(Это тёть Рая мне подсказала, где искать своих мужиков).
— Видал? — ухмыльнулся крёстный, имея в виду чёрно-белые заготовки, отсортированные по размерам и уже освобождённые от старых гвоздей. — В четыре присеста привёз! Мой-то придурок в гости сходил к такому же придурку как он. На офис его посмотрел, вернулся и говорит: "Обдирайте к едрене фене! Хочу, чтобы было как у него!" Хе-хе... если надо, можешь забрать половину. Андрей, ты бы слетал, хозяйку поднял по тревоге. Пусть накрывает на стол, а я пока стенку добью...
Это "хе-хе" покоробило. В нём слышалось что-то старческое.
Момоновец то ль поумнел, то настолько вымотался, что сил у него не осталось для выпячивания себя. Про мамку спросил:
— Как Верка? Всё крутится?
— В больнице она. Инфаркт, обострённый синдром Дресслера.
— Твою ж! — он стукнул себя по пальцу и уронил молоток.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
