Мушкетер поневоле

На небольшом повороте кто-то солому просыпал. Я особо на дорогу и не глядел. Краем глаза увидел, что солома волной зашевелилась, и из-под нее выскочила веревка, я попытался отпрыгнуть в сторону, но правую, нижнюю в прыжке, ногу она успела обхватить. Меня дернуло и перевернуло вверх ногами, но рукоять автомата я не выпустил, левая рука пошла под коробку, щелчок предохранителя. Ищу глазами противника. Бля... У меня чуть челюсть не отвалилась, когда из кустов неподалеку вылезли четыре фигуры в широкополых шляпах, кожаных штанах, с широким матерчатым поясом, с немаленькими ножичками с гардами в руках, и у одного было кремневое ружьё, за поясом пистолет. Северный пушной зверек, а меня раскачивает, и я вишу вниз головой. Огонь! Очень неудобно, но тремя очередями по три патрона я их уложил. Дал левую ногу, чтобы завращало, и осмотрелся. Больше никого. Зубами зажал ремень автомата, чтобы не упал, сбросил темляк с ножа, и руками ухватился за брюки и ногу, сложился пополам, выплюнул ремень изо рта, и дотянулся правой рукой до натянутой веревки. Левой вытащил нож и рассек им веревку снизу. Нож я уронил, но удалось не сорваться вниз в момент, когда ноги пошли туда. Спрыгнул, успев подхватить автомат. Нож, гад, воткнулся лезвием вверх, но чуть в стороне от меня. Беру "группу пехоты" на прицел, и на полусогнутых быстро с ними сближаюсь. Трое холодненьких, а один еще живой, но не жилец, бедро пробито, артерия повреждена, а жгутов у меня нет. Хватаю его за здоровую и тащу в кусты, затем туда же приволок и остальных. Пока я волохал первого, он сознание потерял еще на дороге. Собрал упавшее оружие. Спросил на четырех языках пленного, откуда он. Ответил на французском, со странным акцентом, что сам он из Байоны, лес называется "дес Англе", "Английский", принадлежит королю Франции, дорога ведет в город Бьяриц, и сами они не разбойники, а "рекрутеры" короля. Это они таким образом пополняют армию. Из огня, да в полымя! Там от одних сбежал, здесь вляпался, ведь от судьбы не убежишь! Местность называлась Гасконь, я сразу вспомнил д"Артаньяна и его друзей, застенки Бастилии и кардинала Ришелье с "пистолями". Шел 1611 год от рождества Христова. Францией "правит" 10-х летний король Людовик XIII, у меня так вторая бутылка коньяка называется. Идет "Тридцатилетняя война", в ходе которой Франция станет первой "Великой державой". Одно хорошо! Россия в этой войне была союзницей Франции. Но на этом не стоит заострять чье-то внимание. А иду я точно не туда, куда следует. Похоже, что мне в обратную сторону, и из леса сейчас выходить не стоит. Пленный окончательно потерял сознание и "уходит за радугу". Я нашел в кустах четыре "торбаза", с хлебом, вином, кусками жареной свинины или кабанчика. Двадцать семь монет разного достоинства, кажется они назывались "пистоли", но точно не уверен. Но предварительно нашел место крепления веревки, и убрал ее. Подобрал и сунул в рюкзак все гильзы. Съел кусок мяса с хлебом и запил его вином из фляги. Затем начал раздевать ребятишек. Требовалось переодеться, в моих джинсах и маечках здесь не походишь. Местность — гористая, отроги Пиренеев. Нашел подходящую яму, снял дерн саблей, сложил туда тела, и хорошенько их засыпал. Затем столкнул туда довольно большой булыжник. Собрал все, и двинулся вниз по ручью. От него я теперь не мог отойти: особенности ношения здешней одежды меня несколько шокировали: штаны, которые постирать практически невозможно, кожаные, они носили почти на голое тело, без трусов. Пришлось долго и упорно оттирать все песком. Спустился еще ниже, но ручей впадал в достаточно бурную реку, чуть поднявшись вверх обнаружил тропу. Сюда, видимо, рыбаки ходят, там омуток приличный. Эх, спиннинг дома оставил! Тропа вывела снова к той дороге, где меня высадила "ведьма", и там, где я повернул направо вниз. В этот раз я залег в кустах и решил просто понаблюдать: что и как. Ближе к вечеру я увидел открытую легкую коляску, со сложенным верхом, в которой сидела молодая девица в черном платье. В качестве конюха был какой-то мальчишка. До этого вверх и вниз проехало несколько телег с различным грузом. Черный цвет здесь, вообще-то, не популярен, у женщин, по крайней мере. Надо будет поискать, где живет эта вдовушка!

Ехали они не спеша, мне же приходилось иногда переходить на бег, но через два поворота, коляска затормозила и свернула с главной дороги налево. Перебежав дорогу, я скоро уткнулся в изгородь. Видно было поле и довольно большой дом. За ним — еще одно поле. Я прошелся вдоль забора, считая шаги, и высматривая место, откуда за имением можно нормально понаблюдать. Вечером перетащил к найденному месту теперь уже свои пожитки. Визуальное наблюдение показало: в имении находится всего семь человек: сама вдова, поп, семейная пара лет 45-50, но в барском доме они не живут, молоденькая девица 15-16 лет, паренек — сын семейной пары и подросток, который пока ходит, цепляясь за юбку матери. Поп приходит сюда только поесть, а живет в капелле за оградой, у него есть ключ от нижней калитки. То есть, вдова детей не имеет. Все хорошо, но есть нюансы: во-первых, требуется познакомиться, следовательно, меня должен кто-то представить. Второй момент: общество предельно сословное, и встречают здесь по одежке, а у меня вид пирата или разбойника с большой дороги, да еще и бородой зарос. Бритва была, а вот зеркальце я, скорее всего, потерял. Пришлось налегке возвращаться туда, где меня чуть не поймали "рекрутеры". Я его нашел, видимо выпало, когда вверх ногами здесь болтался. Уже собрался уходить, как снизу от Байона, появился всадник, а за ним — оруженосец на муле. Ехали они медленно, на подъем, и разговаривали на незнакомом языке. Ветер дул снизу, а так им до меня где-то 600-800 метров. Пришлось воспользоваться той самой веревкой в качестве "тарзанки". Они подъехали ближе, черный и красных атлас, белая рубаха, кожаный ремень, шпага, два пистолета в кобурах у седла, справа торчала рукоять кинжала. А у оруженосца прикрепленные к седлу алебарда и громадный мушкет. Всадника я выбил из седла, причем, нанеся ему удар в шею внешним ребром босой стопы, четко под челюстью, а оруженосца, застрелил из пистолета всадника. Добивать всадника не пришлось, шея была сломана либо мной, либо при падении на землю. Быстро переодевшись, и переодев дворянина, я оставил их обоих лежать на дороге, вложив ему в руку пистолет одного из рекрутеров. Так у меня появился конь, одежда, золотые "пиастры" и шпага, и какие-то письма на испанском. А Гугла нет! Три часа в лесу я пытался перевести эту тарабарщину. Очень сказывалось то, что я же учил разговорный французский по экспресс-программе, а здесь испанский, а они именно по грамматике и отличаются, слова похожи. Разобрал, что одно письмо — подорожная грамота, что кабальеро Андре Антонио Ханна Хомес Родригес Хонсалес де Сан-Хосе, направляется в город Сан-Хосе, для вступления в наследство в связи со смертью его последнего родственника. Этот самый Сан-Хосе находится на Балеарских островах. Ну, немного не доехал, конечно, и такая подорожная мне не слишком нужна. Но это повод для того, чтобы заехать познакомиться с дамой. И я чуть не лопухнулся! В самый последний момент я вспомнил, что в Испании протестантов практически нет, а попик — капеллан, но я находился уже совсем рядом с тем местом, где оставил трупы. Успел я вовремя. Здесь еще никто не появлялся, кроме хищников. Мул отбивался от наседавших волков, а сам застрял из-за алебарды между деревьями. Разогнав хищников, я закрепил ремнями тело оруженосца, я хотел назвать его Санчо, но увидел у него на шее католический крест и иконку-оберег, на обратной стороне там было начертано Хосе Мендес и что-то непонятное. Крестик я снял, потерялся в бою. Взяв под уздцы мула, тронулись обратно. Но проехали прямо, а не повернули направо, так к часовне ведет дорога, проезжать с отворотом на главной, через имение, я посчитал излишним.

Через несколько километров мы пересекли поле, и подъехали к капелле, из которой выходили все, проживавшие в имении.

— Капеллан! У меня убили оруженосца. Во имя господа нашего, упокойте его душу! — сказал я, спрыгивая с коня, и представляясь даме, — Кабальеро Андре Антонио Ханна Хомес Родригес Хонсалес де Сан-Хосе, прошу меня простить, мадам, что побеспокоил Ваш покой и Вашего капеллана. Нападавших было двое, в меня стрелял один, которого я убил, второй сумел удрать через лес, там крутые спуски, догнать его я не сумел. В любом случае, можете рассчитывать на мою шпагу. Он где-то рядом.

— Где это произошло? — спросил капеллан.

— В четверти лье от места схождения трех дорог, одна из которых привела меня сюда, святой отец.

— Там на них засаду оставляли, засада исчезла. Как звали Вашего оруженосца?

— Хосе Мендес, был католиком, но четыре года назад он вступил в армию его Величества Людовика, и стал кальвинистом.

— Там же могут служить и католики?

— Могут, но после ночи святого Варфоломея у них всех руки в крови выше локтей. Аминь! — сам я в это время отвязывал ремни, которыми привязал Хосе к мулу. Пожилой мужчина и кучер помогли уложить тело для таинства. Сам я прихрамывал, чтобы не показать полного неумения делать всякие "выкрутасы", полагающиеся в таких случаях.

— Что у Вас с ногой?

— Не слишком удачно спрыгнул с лошади, из-за этого не сумел попасть по второму подлецу.

Повторяя за всеми то, что они делают, дождался окончания отпевания, Жак принес носилки и они с двумя сыновьями унесли куда-то тело, получив за это пару монет. Капеллан получил за это золотой, и был на седьмом небе от счастья. В связи с наступившей темнотой, мне милостиво предложили отужинать и заночевать в доме.

Глава 17. Военно-морская мощь куется на берегу

самый конец 17-й главы, примерно 3/4 готовой книги.

На место нашего рабочего поселка на реке Паз мы домчались за три часа, несмотря на цистерны с топливом на буксире. За полтора суток успели смотаться туда-сюда четыре раза, перебрасывая все лагерь. Далее вышли к реке Ивари, притоку Паза, и, петляя по ней, двинулись далее. Здесь наших отрядов нет, поэтому одни аэросани оставались на месте будущей стоянки, переброской топлива и снабжения занимался другой экипаж, меняясь после каждого рейса. Этим поддерживалась и ледяная дорога. Как только батальоны доходили до нового лагеря, так мы начинали движение вперед. Впереди был водораздел, но мы за восемь дней добрались до того места, где речушка, обозначенная у меня как Нирванива, делает крутой поворот на запад. Но мы, дождавшись подхода полка, продолжили двигаться на юг по одному из ее притоков, и в результате вышли к озеру Текоярви, там взяли восточнее, вышли к реке Матаракоски, одной из самых золотоносных рек этого региона. По ней за 10 дней добрались до первой финской деревушки из 8 домов, из которых только четыре были обитаемыми. Там проживала семейство Халонен. Сам Паава и трое его сыновей. До этого финны нам не встречались, только лопари в небольшом количестве.

Паава 'пошел в отказ', дескать, глушь, Саратов, знать ничего не знаю. Нас было всего шесть человек. Позволил открыть ворота какого-то сарая и поставить туда аэросани и их прицеп. Самим переночевать можно было в пустом доме. Я особо и не давил, знал одну финскую слабость. За русских он нас не принял, разговаривали мы все по-нормански. О нас он еще не слышал, машин никогда и в глаза не видывал. Я из-под полушубка достал плоскую бутылочку арманьяка, а из машины рюмки, знаками показал, что могу его угостить. Он дождался, когда я сделаю первый глоток, затем выпил сам, а после этого, только, пригласил к себе в дом всех. Я впервые побывал в доме у финнов. Похожие дома встречаются у норвегов, но были и довольно сильные отличия. Через некоторое время, а со снабжением у нас поставлено несколько лучше, чем в семье 'убогого чухонца', язычок у него немного развязался, переводил все это мне один из наших разведчиков, знавший финский и русский. Тут до финика стало доходить, что что-то не так! Пока он был трезв и помалкивал, мой толмач молчал. Как только речь пошла о шведах, тот стал переводить.

— Так вы — русские?

— Нет, норманы, просто я русский знаю, но не знаю финского, он знает финский и русский, но не знает норманского.

— А, вон оно как!

И продолжил свою болтовню, о том, что русским хана пришла, что шесть тысяч шведов с пятью пушками еще осенью грозились сжечь Кемь.

— И как, сожгли?

— Вот этого я не знаю, дорога на Кемь южнее, там, где озеро кончается. А вы куда собрались?

— Да вот, письмишко шведам везем. Ждали от них письма, да не дождались.

Старик рассказал, как попасть в Рованиеми, порывался еще что-то рассказать, из чего я понял, что шведы сюда пришли не так давно. До этого были только их сборщики налогов. Появились шведские купцы и товары, крестьянам, а он был крестьянином, стало выгодно производить больше товара и сбывать его закупщикам. То есть, 'покорение Финляндии' было экономическим: Швеция строила много городов, а они нуждались в продовольствии. Вот и вся 'лубофф'. Как такового крепостного права еще нигде не было, ни в России, ни в Финляндии, ни в Швеции, ни в Норвегии. У нас только монастыри имели приписных, остальные платили натуральный налог землевладельцам. Я пообещал показать старику новые сельскохозяйственные орудия, которые прихватили с собой будущие пограничники. И мы разошлись, довольные друг другом. Но посты я выставил, в том числе, и на дороге в Рованиеми. Лишь когда появился полк и его обозы, до семейства дошло: о чем говорится в письме, о котором я говорил. Попытка одного из сыновей выехать в Рованиеми закончилась тем, что всем им было сделано жесткое предупреждение, что повторение попытки означает смерть.

— Шведы нарушили соглашение с Россией о границе между нами по реке Торн. Ваши поселения здесь русские никогда не трогали, но вы появились здесь после подписания того договора. Русские собирали здесь налоги. И особо никого не трогали. Мы вас и сейчас не трогаем, но ваши люди, под командованием шведского офицера Бека дважды атаковали наши поселения. Знаешь об этом?

— Знаю, через нас проходили. Один раз вернулись, практически без добычи, второй раз ушли и не вернулись.

— Вот когда они первый раз ходили, в 12-м году, они сожгли монастырь и 167 монахов, большую часть из них живьем. Поэтому наши старые договоренности с вашими старейшинами несколько устарели. Шведов мы выгоним, а вам предстоит искать пути мира с нами. Ты меня понял?

— Понял, барин, понял. Сразу не раскусил, что ты — непростой человек.