Ира оказалась на месте, и сообщила (разумеется, после продолжительного щебетания с Настей), что маг Олежек полчаса назад ушёл закупаться профессиональной литературой, но, как только он придёт, она ему сообщит. Дальше снова пошёл щебет и шелест — так что, когда Настя, наконец, оторвалась от трубки, я уже собрался уходить.

— Да погоди, Миш, посиди, он вечером придёт, — бросила мне Настя. — Паша, представляешь, она говорит, он её сначала... — дальше следовал монолог, не представляющий никакого оккультного интереса, но по-своему любопытный. Дослушав до конца, я почувствовал невольное уважение к магу: если он действительно так крут то, наверное, и "Книга Чёрного Дракона" ему не очень-то надобна для простого житейского счастья.

Маг объявился часов в десять, когда я уже совсем-совсем засобирался домой, к беременной супруге и домочадцам.

Оказался он молодым, довольно-таки симпатичным парнем типа "кровь с молоком". Его приятное, не лишённое следов умственной работы, лицо обрамляли развесистые чёрные кудри. Никакой чёрной ауры вокруг него было незаметно, и древнего ужаса за ним не ощущалось.

Он вежливо поздоровался, плотоядно взглянув на Настасью (та заметила, но виду не подала), познакомился со мной (немедленно перейдя на "ты"), и, решив, что смысл мероприятия и так ясен, а согласие на наше участие подразумевается само собой, расположился в самом удобном кресле, и начал рассказывать детали.

— Я открываю не просто школу магии, — вещал он, — а крупный эзотерический центр. Маги нашей линии (тут он сладко зажмурился — видимо, эта фраза доставляла ему удовольствие) впервые решили выйти в мир с нашим учением. Ну, в общем, надо, чтобы всё было солидно. Я тут книжки купил кое-какие полезные, — он показал на увесистый пакет, набитый литературой. Сверху лежал Папюс, "Практическая магия". Ниже угадывалось что-то типа "Открытия третьего глаза".

— Но, конечно, не в книжках дело. Мы будем обучать людей использованию магической энергии, — он наградил Настю ещё одним плотоядным взглядом, много выразительнее прежнего. Паша слегка наёжился: ему это всё не очень-то нравилось. Правда, Настина верность была проверенной: вряд ли она, отвергнув липкие объятья издателей и критиков, стала бы бросаться на шею провинциальному красавчику.

— А правда, что у тебя есть магические книги девятого века? — встряла Настя. — Ты в прошлый раз говорил...

— Есть, конечно, — маг Олежек сдвинул кустистые брови, — но вообще-то, ты не очень про это болтай... За этими книгами многие охотятся. В том числе маги, более сильные, чем я, — сообщил он, понизив голос. — Ну ладно, мы тут все свои, вы можете знать. А так вообще молчите про это. Может быть, покажу. Когда на месте будем.

— Тогда зачем тебе Папюс? — осторожно спросил я, косясь на пакет.

— Ну что я, дурной? Буду этим идиотам высшую магию давать? Там каждое заклинание, если правильно всё сделать, может полгорода разнести. Я на свою карму такую ответственность брать не могу, — сказал он тоном высокопоставленного чиновника, которому предложили выступить по телевизору в голом виде. — Хватит с них и Папюса, — решительно закрыл он тему. — И вообще, в магии главное — воля мага. Если Настоящий Маг скажет "колдуй баба, колдуй дед, колдуй серенький медведь", то это сработает как крутейшее заклинание... Всё определяется волей, — заключил он, и по лицу его было видно, что на сей раз он говорит то, во что сам верит безусловно.

И тут же продемонстрировал истинность своего учения, достав из кармана билеты на поезд.

— Завтра едем. Вы свои дела быстро заканчивайте. И с курсами определитесь, что читать будете. Надо чтобы солидно всё было, не фуфло какое-нибудь, — добавил он.

На прощание он подкрепил свою волю мага десятью долларами аванса на нос. Это окончательно решило дело — на следующий день мы уже тряслись вчетвером в промёрзшем поезде до Рождественска.

История вторая. ЗОЛОТОЙ ПАНТАКЛЬ

Это был маленький русский городок — страшный, но не страшнее Челябы.

В. Шерер, "Цвета побежалости"

Вряд ли я хоть кого-нибудь удивлю, сообщив, что дорога была долгой и скучной. В нашей крупномасштабной стране большинство дорог почему-то окольные, кривые и нечеловечески устроенные. Бывает и так, что добраться до вроде бы близкого подмосковного сельца можно в лучшем случае за полдня, с какими-нибудь чудовищными пересадками с электрички на электричку, потом в местный автобус, ходящий исключительно в четверг в восемь ноль пять, а потом ещё ковылять потихонечку километра три до места. Автомобилизация, случившаяся в нулевые, многие проблемы решила, но в описываемое время автомобиль всё ещё был роскошью, а не средством передвижения.

В поезде мы занимались всем тем, чем вообще можно заниматься в поезде, в плацкартном вагоне — то есть жратвой (Паша предусмотрительно захватил из дому классическую варёную курицу) и разговорами. Обсуждали, в частности, программу: что же мы будем, собственно, читать уважаемой рождественской публике.

Мнения разделились. Паша в тот момент создавал собственную философскую систему на основе синтеза буддизма с неоплатонизмом и учением Рерихов, и был не прочь обкатать её на свежей публике. Мне это представлялось плохой идеей. Товар должен соответствовать рекламе, а реклама — как успел сообщить нам Олежек — состояла в том, что мы читаем "курс древней эзотерики". К тому же у меня были большие сомнения в том, что рождественичане поймут хоть слово из пашиных рассуждений. Что греха таить — я сам его философию едва-едва понимал. Более того, у меня были серьёзные сомнения в том, понимает ли её сам Паша.

Меня поддержала Настя, к увлечениям супруга относящаяся скептически. Под нашим общим давлением он вынужден был обещать, что ограничится изложением основных идей Блаватской и Рерихов, а чтобы дать публике что-нибудь практически полезное, добавил сюда астрологию. Я, в свою очередь, взял на себя китайскую эзотерику, Древнюю Грецию, а на практическую часть — гадательные системы. Гадания я, правда, не любил, но технику дела знал.

Что касается Олежека, он слушал наши рассуждения со скукой. Когда мы ему спросили, что собирается читать он сам, рождественский маг посмотрел на нас как брахман на шудр и сказал, что он вообще не собирается "читать" и теоретизировать, а будет "заниматься непосредственно практиками". О подробностях он умолчал.

В конце концов мы доехали.

Рождественск мне, честно говоря, не понравился. Древняя и славная история ему не пошла впрок, а проехалась по нему колесом. Особенно нехороши в этом отношении оказались последние семьдесят лет. Советская власть обошлась с Рождественском скверно: много чего хорошего порушила, а заместо этого понаставила где только возможно какие-то ублюдства. Кроме того, всё время стояла гадская погода — не сильный, но промозглый холод плюс мокрый снег по всей роже.

Впрочем, были и приятности. Я, честно говоря, ожидал, что на вокзале нас никто не встретит, а в способности мага Олежека в быстрое вылавливание попутной тачки я почему-то не верил. И оказался кругом неправ. Не успели мы выйти из вагона, как из прелой снежной мокряди показались двое. Олежек их, видимо, знал — во всяком случае, он молча сунул одному из них тяжёлую сумку, набитую профессиональной литературой. Со вторым он обошёлся поласковее: поздоровался, после чего осведомился, в порядке ли машина.

— Всё в порядке порядке, вчера из ремонта, — прогудел мужик. Был он высоким и габаритным — то, что в народе называется "шкаф". Олежек представил нас друг другу таким образом: "Это Толя. Мой ученик. Это Паша, Миша, и Настя. Из Москвы". Толя поздоровался: Насте отвесил нечто вроде полупоклона, а нам с Пашей осторожно (чтобы не сломать) пожал руки. На толстых пальцах Толика были искусно выколоты синие перстни.

Машина оказалась старенькой "Волгой", и в ней было несколько теплее, чем на улице. Олежек устроился на переднем сиденье, и, к моему огорчению, немедленно закурил. Нам пришлось утрамбовываться сзади. Я оказался в середине, Паша — слева, а Настя с облегчением пристроилась за спиной мага.

У неё были на это свои причины. Всю дорогу маг Олежек откровенно приставал к ней на астральном уровне. То есть рук не распускал, зато домогал влажными взглядами, а также и разговорами на тему того, как он магически крут в плане мужских потенций. Впрочем, иногда он отвлекался от этой волнующей темы, — и, в частности, рассказал нам о своей нелёгкой судьбе.

Оказывается, магом Олежек стал считать себя относительно недавно. До поры до времени он не подозревал о скрывающихся в нём великих силах, называл себя просто Олегом, и рос как трава в поле: с грехом пополам окончил восемь классов, потом пристроился в местный музыкальный техникум (да-да, были такие), где обучался играть на валторне. С валторной у него дело не заладилось, зато открылся голос — небольшой, но приятный баритон. "Я тогда не осознал, что это Голос мага" — скромно откомментировал он этот факт. Впрочем, он довольно быстро сообразил, что это лёгкие деньги. Пришлось, правда, брать уроки — зато деньги довольно легко отбивались на всяких мероприятиях, до которых добрые рождественцы были охочи. Кроме того, он пел в церковном хоре.

Тут-то его и охватил интерес к мистическому: "ну там, в церкви... я короче понял, что что-то такое реально есть". Сначала он, правда, вообразил, что уверовал в Бога, и по такому случаю крестился. Однако, через некоторое время он разочаровался в жизни христианской. Не то чтобы ему открылось какое-нибудь неизвестное доселе зло в ограде храма: все неприглядные стороны церковной жизни он уже знал, и никаких иллюзий по этому поводу не испытывал. Тем не менее, какого-то духовного преображения (пусть даже самого хиленького) он всё-таки, видимо, в глубине души алкал — а с этим делом ничего не выходило. Единоверцы раздражали: приход был, как водится, маленький, и состоял в основном из старых злых бабулек, встречающих любого новенького в штыки. Он, правда, оказался упорен, и какое-то не обращал внимания на шиканья — но потом ему это надоело. "Короче, не почувствовал я там ничего" — откомментировал он свой духовный опыт.

Потом его познакомили с "хорошей православной девушкой". Девушка была страшенькая, и ей отчаянно хотелось замуж, или "просто мужика". Однажда она пришла к нему домой с гитарой, спела песню из кинофильма "Кавказская пленница", немного повздыхала, а потом попросила на ней, "если можно", жениться, предложив в качестве альтернативы "ну или так". Олежек был к тому времени изрядно избалован по женской части, поэтому на "или так" он тоже не согласился. На следующий день он нашёл под половичком двери (как раз собирался вытрясти) иголку, замотанную ниткой и залитую воском: бедняжка пыталась то ли приворожить возлюбленного, то ли отомстить...

Со всякими деревенскими штучками типа "узелок завяжу — воск вылью" в Рождественске всегда было просто. Не то чтобы в это очень верили: история приучила жителей городка ни во что особенно не верить и ни на что специально не надеяться. Однако ж, каждая вторая бабёнка знала, как вынуть след, что делать с фотографией разлучницы, и чего надо наговаривать на больной зуб, чтобы тот болеть перестал. В этой тёмной области были и свои профессионалки. Профессионалов такого рода мужеска пола в городе, кажется, не водилось: колдовство почему-то считалось женским занятием. Возможно, потому, что у мужчин была своя мистическая традиция — пить горькую.

Как бы то ни было, но находка была неприятной. Олежек даже слегка струхнул, однако ничего страшного с ним не случилось. Скорее наоборот: через несколько дней после происшествия ему приснился вещий сон. Некий голос (в котором он почему-то безошибочно распознал голос своего отдалённого предка) сказал ему, что он, Олежек, является наследником великих магов, христианство велел оставить за неполезностью, а за дополнительными разъяснениями велел обратиться к своей бабушке по материнской линии, у которой якобы сохраняется сундучок с магическими артефактами. Бабушка передала ему сундучок, где под грудами тряпья он якобы обнаружил страшную "Книгу Чёрного Дракона"... Так, по словам Олежека, начался его магический путь.

Впрочем, осознать себя магом и оккультистом — это даже не полдела, а так, первая прикидка. Дело начинается, когда в этом надо убедить других. Олежек, будучи не глуп, решил для начала получить какую-нибудь бумажку, свидетельствующую о его оккультных полномочиях. Для этой цели он, собрав сколько-то денег (в основном вытряся их с родителей и друзей) отправился в Москву, где уже вовсю учили "экстрасенсорике и биоэнергетике", а кое-где уже и оккультизму. Он пристроился на некие двухнедельные курсы, интересные тем, что по их завершению там выдавали необычайно красивый диплом на двух языках, свидетельствующий, что имярек является посвящённым такой-то ступени, и к тому же с печатью. Получив таковую и сняв с неё нужное количествонотариально заверенных ксерокопий, он вернулся к себе в Рождественск, где и начал ходить по местному начальству, ища понимания и содействия...

...Меж тем, мы, наконец, тронулись в путь. Машина дребезжала и подпрыгивала на немаленьких ухабах. Магический центр, как на грех, находился довольно далеко от вокзала. Всю дорогу Олежек расспрашивал Толика о делах. Выяснилось, что Толик — не только ученик, но и нечто вроде менеджера-добровольца: разговоры шли о помещении для эзотерической школы, о какой-то предоплате, и прочих экономических материях. Когда мы доехали до места, разговор ещё не кончился, так что Толик отправился с нами прямо в логово мага.

Логово не впечатляло. Обитал Олежек в страшненькой облупленной шестиэтажке, но на первом этаже и в относительно неплохой квартире. Олежек показал нам, где что, после чего удалился с Толиком на кухню. Настя со счастливым писком скрылась в ванной, Паша — в сортире, а я пошёл переодеваться в домашнее.

Во время переезда я слегка опасался, что мне придётся спать головой к какому-нибудь страшному алтарю с черепом и костями. Но в отведённой нам комнате никакой магией и не пахло. Мебели было — две кровати, письменный стол, да несколько стульев. На стене висел японский календарь за 1982 год с узкоглазыми барышнями топлесс. Под ним на столе стояла бумажная православная иконка. При том по всему было видно, что поставили её сюда не из кощунственных соображений, а потому что некуда было приткнуть. Признаться, я удивился такой магической нечуткости к символам.

В этот момент в комнату зашли маг и его ученик. Ученик был чем-то явно недоволен, а маг — рассержен. Не обращая на меня специального внимания, маг стал рыться в ящиках письменного стола. Наконец, он нашёл там искомое, а именно некоторое количество зелёных долларов. Толик деньги взял, после чего полез куда-то за пазуху, откуда извлёк нечто круглое и блестящее.

— Вот, — сказал он, — сделали.

Глаза Олежека загорелись.

— Атас! Теперь я с этой штукой... да всё что угодно! — несколько легкомысленно заявил он, после чего, заметив, наконец, меня, пригласил посмотреть на приобретение.

"Эта штука" оказалась кружком из жёлтого металла размером где-то с пол-ладони. На блестящей поверхности была грубо выцарапана пентаграмма, внутри которой было изображено ещё что-то невнятное. Приглядевшись, я понял, что штукенция золотая.