— Что играть-то? — спросил озадаченный слуга менестреля.
— Что-нибудь героическое, конечно.
— Про рыцаря, убившего десять львов?
— Можно, — великодушно разрешил Виктор.
Атлей не очень уверенно тронул струны и запел тонким, подрагивающим голосом. Все присутствующие, за исключением Ролта, затаили дыхание.
Антипов же попытался отключиться от непритязательной музыки и неожиданно его охватила грусть. Казалось, еще совсем недавно, он, подростком, сидел вот так же в своем дворе и развлекал девушек, живущих по соседству, пением под гитару. Соседки были милы и беззаботны. Потом он подрос, поступил в университет и обнаружил, что для того, чтобы вызвать симпатию у противоположного пола, игры на гитаре уже недостаточно. Виктор никого не порицал и не возмущался. Просто ему было неприятно чувствовать себя нищим. Он старался подрабатывать, используя как свои музыкальные навыки, так и просто физическую силу. Это не решало проблему глобально, но временно помогало. Тогда Антипов не чувствовал себя счастливым, но сейчас, о, сейчас он бы многое отдал за то, чтобы вернуть утраченное. Студенческие годы, привычных подружек или даже те встречи во дворе своего детства. Где это все?
Слуга менестреля между тем продолжал музицировать, описывая храброго, но глупого рыцаря, который случайно столкнулся с прайдом львов и вместо того, чтобы осторожно удалиться, стал лязгать оружием и задирать вожака. Песня провозглашала героя победителем, но в ней крылась небольшая загадка, ставящая под сомнение счастливый исход. Дело в том, что рыцарь убил только десять львов, а изначально их было двадцать. Музыкант безбожно фальшивил, но Виктор был склонен отнестись к этому снисходительно. Лишь когда Атлей умолк, благодарно принимая восхищенное бормотание присутствующих, Антипов не сумел побороть искушение дать совет.
— Подтяни вторую струну первого ряда, — сказал он. — Звук дребезжит.
Если бы сын лесоруба вдруг превратился в крупную птицу и взмыл в небеса, громко каркая, это вызвало бы примерно такое же удивление, как и после совета. Бормотание вмиг умолкло. Глаза десятка присутствующих воззрились на Ролта.
'Похоже, что сегодня не мой день, — подумал Виктор. — Я все время в центре внимания. Если так пойдет дальше, то мной точно займется либо маг, либо жрец. Что они сделают я не знаю, но выяснять на практике не хочу. Определенно нужно сбавить обороты, господин Страдивари'.
— Откуда ты знаешь, что нужно эту струну подтянуть? — сумел справиться с удивлением Атлей.
— Я слышу, — ответил Антипов. Он уже был знаком с мандолиной. Видел ее несколько раз и даже держал в руках. Cтруны были идентичны строю скрипки, поэтому никаких проблем в обращении с ней у него не возникало.
— Может быть ты еще и играть умеешь? — хохотнул Террок. — Ну-ка, господин менестрель, покажи нам свое искусство!
— Я не знаю, как правильно подтянуть, — сказал Атлей. — Мой хозяин разрешает мне на время брать тренировочную варсету, но запрещает что-либо в ней менять.
— Пусть Ролт сам подтянет! Ишь, нашелся менестрель! — Террок не унимался. — Враль!
Виктор хотел было спустить дело на тормозах, но увидел взгляд Ханны. Девушка смотрела на него широко раскрытыми глазами, словно опасаясь поверить в то, что он говорил всерьез.
'Хреновый я конспиратор', — с тоской подумал Антипов.
— Давай сюда свою... варсету. И медиатор давай.
— Что?
— Вот эту штуку, которой ты струны задеваешь.
— А, она 'пертект' называется.
— Неважно. Давай.
— Ролт, а ты... не испортишь? — в голосе Атлея звучала неуверенность. — Хозяин же меня прибьет, если что!
— Дай ему эту штуку! Дай! — взвился Террок. — Если что, мы скажем, что он сам у тебя забрал! Пусть его твой хозяин прибивает!
Кузнец толком не понимал, что происходит, но тоже видел взгляд Ханны. И этот взгляд, адресованный Ролту, ему не нравился.
— Ну, если ты, Ролт, возьмешь вину на себя..., — Атлей все еще медлил.
— Возьму, возьму, — согласился Виктор. — Не бойся.
Слуга Нартела неуверенной чуть дрожащей рукой передал инструмент Ролту. Тот принял его, повертел в разные стороны, скептически хмыкнул и, положив на колени, издал несколько коротких звуков. Звучание струн, сделанных из кишок какого-то животного, не очень понравилось Антипову. Хотя у него мелькнула мысль, что если существует тренировочная мандолина, значит, скорее всего, у менестреля барона имеется ее улучшенный вариант. Коснувшись колкового механизма, он нежно подрегулировал натяжение, потом снова задел струны, проверив результат. Зрители следили за ним с неослабевающим вниманием.
Виктор решил уже не разочаровывать их. Все равно, похоже, терять было нечего. Он взял несколько произвольных аккордов, а потом быстро сыграл часть мелодии из незатейливой песенки про рыцаря и львов. Только сделал это правильно. А затем, подняв мандолину за гриф, протянул ее обратно Атлею.
А слуга менестреля не спешил ее принимать.
— Ты играешь лучше меня, — сказал он, оставаясь недвижим. В его голосе не было ни сожаления, ни разочарования. Юноша просто констатировал факт.
— Ты берешь или нет? — с нетерпением спросил Виктор.
— А спеть? — раздался встречный вопрос под ухом. Антипов скосил глаза и увидел выжидательное выражение лица Ханны.
— Я не знаю никаких песен, — ответил он.
— Но ты только что играл, — возразила девушка.
— Так я по памяти. Такую мелодию любой повторит.
— Ну а спеть можешь?
— Что, то же самое?
— Ну да, — во взгляде Ханны горел неподдельный интерес. Присутствующие были с ней совершенно согласны.
Виктор пожал плечами:
— Хорошо.
Он снова положил инструмент на колени, извлек несколько звуков, а потом, решив сразу перейти к припеву, запел. Антипов старался петь негромко, но результат оказал неизгладимое впечатление не только на слушателей, но и на него самого. У Ролта оказался глубокий бас потрясающей красоты.
'Е-мое! — если бы мысли Виктора были озвучены, то их первая часть была бы более емкой и длинной. — Да что же это такое?! Вот это и есть ирония судьбы. Да с таким голосом я стал бы миллионером в своем мире! Какие данные! Нужно только несколько лет позаниматься и все — оперные театры боролись бы за меня, как коты за мышь. Я был бы как Шаляпин или Рейзен! Или нет... круче! Я был бы как сам Борис Штоколов! Специально бы овладел бельканто. О, ужас.... А здесь мне с этим голосом что делать? Кто его оценит? Это все равно что дать мешок с бриллиантами обезьяне. Она ими все равно воспользоваться не сможет'.
Впрочем, слушатели не считали, что гипотетическая обезьяна не разбирается в бриллиантах. Когда Антипов кое-как закончил припев, они оживленно загалдели, обсуждая услышанное. Ханна обратила на Ролта сияющие глаза, но он ничего этого не видел. Виктор снова горевал. Расстроенный, он поднялся со своего места, отдал мандолину Атлею и побрел прочь, ни на что не обращая внимания.
Его милость барон Алькерт ан-Орреант стоял у стола и пытался рассмотреть карту, освещенную тусклым пламенем свечей, стоящих на медном подсвечнике. Сотник Керрет наклонился над столом с противоположной стороны и водил по карте пальцами, то и дело передвигая подсвечник, чтобы изображение было видно лучше.
— Господин барон, вот здесь они были, а потом ушли вон туда. Сделали крюк, опасаясь встречи с нами, — говорил сотник.
— Да уж, мой сосед готовил мне изрядную пакость, — узкое аристократическое лицо барона было бесстрастным. — Ну, ничего. Я этого ему не забуду. А пришли они как?
— Да вот, через этот лесок. Двигались строго вдоль поля. Там их наш лесоруб и заметил.
— Ролт?
— Да, Ролт, ваша милость. Способный паренек, по отзывам десятника Нурия. Все подмечает.
— Он — сын Кушаря?
— Да, ваша милость.
— Странно, что так получилось. Один сын дурачок, а другой — нормальный.
— У Кушаря всего один сын.
— То есть как? Один? Но я слышал, что его сын — дурачок.
— Это и есть Ролт, ваша милость.
Барон оторвал взгляд от карты и недоуменно посмотрел на сотника.
— Как это может быть? Нурия же сказал, что он сообразительный.
— Ролт изменился, ваша милость. После того, как на него упало дерево, он стал совсем другим. Об этом сегодня говорил весь замок.
— Насколько изменился?
— Словно другой человек, ваша милость.
— Вот так внезапно?
— Да.
Барон замолчал, о чем-то задумавшись. Он провел рукой по своей щетине, успевшей отрасти к вечеру, а потом медленно произнес:
— Мне это все не нравится, Керрет. Просто так люди не меняются. С этим Ролтом надо бы поговорить. Если бы у нас был жрец в замке, то я бы послал его. Но мои отношения с ними оставляют желать лучшего. Сам знаешь.
— Да, ваша милость. Храм Зентела все еще требует, чтобы мы отдали им северные холмы под виноградники. Тогда они пришлют нового жреца.
— Хм.... Я вот что подумал, может быть это они соседа науськивают?
— Может быть, ваша милость.
— Но ладно. Это мы выясним рано или поздно. А пока что я скажу ун-Катору о Ролте. Или нет! Сначала с Ролтом сам поговорю. Любопытно все-таки, что с ним произошло.
Глава 8.
Ларант, Верховный Жрец Зентела, ненавидел устриц. Казалось бы, что может быть в них хорошего? Склизкие, чрезмерно мягкие, подаются в раковинах, вкусом похожи на перезрелый овощ — отвратительное блюдо. Они выскальзывают из пальцев, так и норовят упасть на пол или на одежду, сочатся мерзкой жидкостью, которая стекает прямо на кисти рук.... Когда жрец брал одну из этих тварей и выковыривал ее из скорлупы, то всегда задумывался о том, что она сожрала перед тем, как оказаться пойманной. Ему очень хотелось верить, что не труп какого-нибудь животного, а еще хуже — человека. Мысли об этом вызывали рвотный рефлекс, но улыбка не покидала лица Ларанта. Изо дня в день на протяжении пяти лет жрец ел их на обед. Он мог бы, конечно, приказать не приносить больше это блюдо, но не смел. Устриц обожал хозяин и всегда лакомился ими, будучи в человеческом облике.
— Распорядиться о добавке, Ваше благочестие? — почтительно осведомился слуга, глядя как Верховный Жрец с видимым удовольствием поглощает моллюсков.
— Ммм... может быть... может быть... хотя нет. Что-то я сыт сегодня. Распорядись, чтобы принесли фруктов, — Ларант заказывал добавку строго каждый день месяца, кратный числу три. По его мнению, этого было достаточно, чтобы создать иллюзию того, что он без ума от устриц. Раньше он пробовал съедать больше одной порции каждый второй день, но после того, как едва справился с приступом тошноты в присутствии хозяина, отказался от этой затеи.
— Слушаюсь, Ваше благочестие, — слуга согнулся в поклоне.
— И еще пригласи Терсата. И письменные принадлежности захвати.
Через пару минут служка объявился, нагруженный цитрусовыми и бумагой с перьями. Поставив корзинку с фруктами на стол перед господином, он положил все остальное на низкий столик, стоящий у противоположной стены.
Едва письменные принадлежности оказались расставлены, дверь отворилась и вошел толстенький низкорослый человечек, чье лицо, казалось, утопало в складках жира. Его фигура составляла такой контраст с высоким и худощавым Ларантом, что Верховный жрец предпочитал не появляться на публике рядом со своим помощником. Их последний совместный выход породил песенку, рожденную в больном воображении черни. Ее суть сводилась к тому, что церковь Зентела давно уже перестала расти вверх, но зато рост вширь резко ускорился.
— Приятного аппетита, Ваше благочестие, — тон толстяка был смиренен и кроток.
— Спасибо, Терсат. Присаживайся. Нам нужно будет кое-что написать.
— Распоряжение для храмов?
— Ты догадливый как обычно.
Помощник с кряхтением уселся за низкий столик.
— Будем искать изменившихся, Ваше благочестие?
— Изменившегося. Одного.
— По каким признакам, Ваше благочестие? Или всех подряд?
— Что ты, Терсат, наши жрецы не справятся, если дать им задание обращать внимание на любую странность. Я планировал резко сузить требования. Для начала.
— Внезапно разбогатевших?
— Да. Ты снова прав. Думаю, пусть ищут тех, кто был нищим, а внезапно стал богатым. Или был богатым, а стал еще богаче. У кого скоропостижно скончались состоятельные родственники. Кто начал изменять своим любовным привычкам, а заодно и жене.
— Ваше благочестие!
— Терсат, посмотрим правде в глаза. Жрецы знают обо всем этом. Не могут не знать. Вот только предпочитают не обращать внимания. И я даже в чем-то с ними согласен. Так спокойней. Но сейчас ситуация требует совсем других действий.
— Понимаю, Ваше благочестие.
Виктор пока что не собирался становиться богаче. Ему в голову даже не приходила мысль, что нужно сделать в замке, чтобы поправить свое финансовое положение. Не потому, что он не мог, — мог, наверное, ведь выходец из нашего мира обладает большими знаниями в целом, чем житель Средневековья, но Антипова беспокоили другие проблемы. В жизни бывают ситуации, когда деньги не главное. Хотя почему-то чаще всего возникают лишь в самом конце означенной жизни.
Виктор плохо спал всю ночь, и не успело солнце полностью подняться над горизонтом, как он выскользнул из замка. Ему было приятно наблюдать, что после вчерашних происшествий изменилось отношение стражников. Они только что снова заступили на пост и еще сонный Пента отворил калитку.
— В лес, Ролт? — спросил он.
— В лес, господин солдат.
— Осторожней там.
— Конечно, господин солдат. Я даже здесь осторожен.
Выйдя за ворота, Антипов резко ускорился. Он очень хотел получить обещанные ответы как можно быстрее. В его прежней жизни было много свиданий. На некоторые из них он торопился с замирающим от волнения сердцем, а на другие — просто шел, 'глазея' по сторонам и думая о чем угодно, но только не о будущей встрече. Интересно, что первая категория свиданий была связана с девушками, а вторая — с работой. Куда отнести беседу с богом войны Виктор не знал. Он бежал со всех ног, но сердце билось без сладостных замираний, так, словно Антипов просто опаздывал на работу. Получалось, что Арес — лучше, чем деловые будни, но хуже, чем девушки.
Влетев на поляну, Виктор совсем было уже хотел разразиться привычным вопросом, подразумевающим долгое ожидание ответа, но его невидимый собеседник сумел удивить.
— Рановато ты, мой друг, — слова прокатились по опушке как раз в тот момент, когда рот Виктора раскрылся для произнесения первой фразы.
— С добрым утром!
— Вот что значит стремление к знаниям, — продолжал голос, не обращая никакого внимания на приветствие. — Оно погубило многих. С ним плохо ешь и мало спишь. А воин должен быть всегда в хорошей форме.
— Я не воин, уважаемый Арес, — заметил Антипов. — А также не актер и не клоун. Я — бедный студент, которому даже не дали возможность получить диплом перед смертью.
— Тебе бы это помогло чем-то, если бы получил? — удивился собеседник.
— Как знать. Не всякому приятно умирать неучем.
— Браво, Виктор! Мне все чаще кажется, что я сделал правильный выбор.
