Едва ли это можно было назвать духовностью. Ему это не понравилось. Неудивительно, что Люк так настаивал, чтобы в зале Совета было снято все пышное убранство. Джейсен поежился от прикосновения низменного честолюбия.
И он даже думать боялся о том, что на путь ситхов его завлекает жажда власти.
Он опустил руки и снова попытался почувствовать то, что могло бы объяснить это ощущение туго стянутой власти, пропитывающее здание Храма. Оно почти покалывало кончики пальцев, двигалось в его груди, как симбионт, который когда—то вторгся в его тело.
«Возможно, это честолюбие и гордость архитекторов, мастеров и строителей. Не стоит спешить с выводами».
Но ведь большую часть работы по строительству выполняли строительные дроиды.
Джейсен никак не мог избавиться от ясного ощущения использования власти — и тяги к ней — и это ощущение было таким, словно оно формировалось в течение столетий, вроде отложений ила на дне древней реки. Раньше он ничего подобного не чувствовал.
Изнутри мрамор и дерево плик создавали заниженный, прохладный интерьер, который перемежался бюстами великих мастеров—джедаев древности, стоявшими в нишах в точности на тех же местах, где они находились до юужань—вонгской войны, и до того, как Храм был уничтожен в чистках, последовавших за захватом власти Палпатином.
Шагая через вестибюль, Джейсен остановился снова.
Когда Храм восстанавливали, имели место возражения, касающиеся сумм затрат на это. После войны, многие важные объекты нуждались в восстановлении, и они казались более срочными. Некоторые граждане не видели смысла в этих расходах, однако правительство настояло. Совет джедаев сказал, что оно хочет восстановить нормальную жизнь.
«Дядя Люк, вы ведь видели орден совсем не таким, не так ли? Как они уговорили вас на это?»
Джейсен точно знал, где он находился в данный момент, и это его пугало. Он прекрасно ориентировался в пространстве. И если бы он ушел в прошлое на пятьдесят девять лет, находясь на том же расстоянии от ядра планеты, на том же расстоянии от ее северного полюса, на том же самом месте в трех измерениях, он бы сейчас шел рядом со своим дедом, Энакином Скайуокером.
«Но ведь я могу перемещаться в прошлое».
Джейсен владел техникой смещения во времени. Но он боялся это сделать… и все же сделал, почти не думая. Когда он спроецировал себя в прошлое, связав себя с той действительностью, он увидел молодого светловолосого джедая, с включенным световым мечом в руке, сопровождаемого солдатами в белой броне. Джейсен видел его со спины. Когда джедай поворачивал голову, разыскивая что—то, он видел, как пульсировали мышцы его челюсти: чувствовал его ужас и решимость.
Никто не произносил ни слова. Они кого—то разыскивали, все смотрели из стороны в сторону, держа оружие наготове, слегка опустив стволы. Происходило что—то ужасное.
Энакин.
Энакин Скайуокер держал свой меч двумя руками, и на секунду Джейсен ощутил эмоции своего деда. Его переполняли ужас и нежелание — те же чувства, которые ощутил и сам Джейсен, когда Лумайя рассказала ему о его судьбе. А еще Джейсен испытывал давящее предчувствие, что вот—вот случится что—то ужасное.
Он отступил назад. Его раньше уже замечали во время смещения во времени и заставили уйти. Но сейчас он должен остаться в этой реальности. Он едва осмеливался обдумать дальнейшее.
«Возможно, я смогу спросить его. Возможно, я смогу спросить деда о том, как он сам встал на путь ситхов».
Это был бы ответ о его собственном пути.
Он снова коснулся эмоций Энакина, сравнивая их с собственными, и тут он почувствовал то, что полностью отсутствовало в нем самом: отчаянный страх потери. Какую—то секунду он даже не мог понять, что оно значит. Но затем это чувство проявилось в нем самом в виде тугого комка в горле и слез, закипающих на глазах. Оно оказалось очень похожим на тот краткий миг страдания, который он ощутил, когда оставил Тенел Ка и свою дочь. Энакина ждало расставание с Падме, и был в ужасе от этого.
Но в эмоциях его деда это чувство не было кратким: оно поглотило его полностью. Энакин перешел на темную сторону из—за неистовой любви. Это откровение парализовало Джейсена, поскольку эта причина оказалась такой ограниченной и такой… эгоистичной. Его захлестнуло облегчение.
«Все по—другому. Это не то, что я чувствую и не то, чем я руководствуюсь».
И теперь он хотел поговорить со своим дедом больше всего на свете. Он ощутил любовь к нему, хотя никогда его не знал — к человеку, который помог восстановить равновесие в Силе.
«Ты спятил. Ты заходишь слишком далеко. Даже не думай о том, чтобы воздействовать на прошлое».
Но он абсолютно не представлял, каким это прошлое было на самом деле, до того момента, когда к Энакину подошли дети, испуганные, но судорожно сжимавшие свои световые мечи, рассказывая, что в храме слишком много солдат. Энакин смотрел на них сверху вниз. Затем он активировал свой собственный меч и Джейсен познал абсолютное горе, позор и долг.
Он охотился на джедаев. Он убивал их, каким—то образом делая это ради Падме. Его мотивация ощущалась ярко и четко. Джейсен и раньше знал, что Энакин это делал, но видеть это… чувствовать… переживать… было мучительно новым и ужасающим ощущением, поскольку оно было чудовищным по своей интенсивности.
«Нет, я этого не чувствую. Это один из подлых трюков Лумайи. Я не вижу этого».
Затем, поднимая оружие, появился один из облаченных в броню солдат, и Джейсен с колотящимся сердцем вернулся в настоящее.
«Дед…»
— С вами все в порядке, мастер? — спросила его совсем юная ученица. У девочки было жизнерадостное и сияющее оптимизмом лицо цвета полированного эбонита: в руке она держала инфопланшет. — Может, принести вам воды?
— Я в порядке, спасибо, — солгал он. — Просто слегка закружилась голова, вот и все.
Девочка вежливо наклонила голову и ушла, уставившись в экран планшета.
Джейсен почувствовал тошноту. Но он смог удержать контроль над своим шоком и отвращением: теперь он знал то, что никогда не сотрется из его памяти. Это был момент душевного расстройства Энакина, его уступки соблазну убивать, хотя тот и понимал, что это было безумием. Это был не тот человек, о котором ему рассказывали мать и дядя, тот, кого он научился понимать.
А он сам, не зайдет ли он сам настолько далеко ради своей жены? Поймет ли он, когда его личные нужды будут перевешивать его долг?
Он сосредоточился, собрав все оставшиеся силы, и стал ждать турболифта, отворачиваясь, когда кто—то проходил мимо. Он чувствовал, что они могут видеть ужас в его душе. Хотя, конечно, он сейчас умел скрывать свое присутствие даже от других джедаев.
«Я — не мой дед».
Казалось, что лифт идет уже целую вечность.
«Я должен был увидеть, насколько он пал».
Он ударил ладонью по кнопке вызова, пытаясь удержать слезы. — Ну давай! Где ты там?
Два ученика посмотрели на него, но все же прошли мимо.
«Вот мое доказательство. Моя боль. Я должен принять ее, чтобы понимать, что я не совершаю ту же ошибку, что и мой дед».
Джейсен знал, что такое любовь, он был старше и намного более опытен, чем был тогда Энакин Скайуокер. Он может справиться с тем, что с ним сейчас происходит. Он больше не будет действовать по указке других и сможет стать ситхом без страха, что его поглотит зло. Он все еще не одобрял этот долг, но это был именно долг, а не самообман: он не повторяет ошибки своего деда. Сейчас он был абсолютно в этом уверен.
В нем боролись облегчение, невыразимая скорбь и недоверие. Возможно все же стоило спросить деда о причинах его действий, но это требовалось для его личного успокоения, а не для целей достижения мира, поэтому могло подождать. Это было делом будущего, когда он станет настоящим Повелителем ситхов и принесет, наконец, мир и стабильность галактике.
К тому времени он, возможно, будет готов иметь дело с правдой о позоре своего деда.
Двери турболифта, наконец, открылись. Джейсен поднялся в воссозданный зал Тысячи Фонтанов и уселся поразмышлять среди воды и растений. Он знал, что должен сделать сейчас: он знал, что должен проверить Лумайю, чтобы убедиться, что она действительно могла помочь ему изучить знания ситхов, как обещала, или же выяснить, что она преследовала собственные цели и собиралась использовать его как инструмент.
Эта мысль должна была ужаснуть его, но его охватило восхитительное ощущение полного спокойствия. Он получил драгоценный осколок правды, о вселенной и о себе самом.
Скрестив ноги в позе для медитации, он потянулся сознанием через Силу, не в образе раскрытой ладони, а в виде повелительного кулака.
«Лумайя. Прибудь сюда, Лумайя. Прибудь на Корускант и ответь мне».
Кореллианское святилище, Корускант
Это было одно из самых печальных мест, которые Бен когда—либо посещал. Он ощутил одиночество уже тогда, когда приблизился к Кореллианскму святилищу метров на пятьдесят. Снаружи трое мужчин, один из которых был очень стар, соскребали с поверхности маленького куполообразного мемориала ярко—красную краску, выплеснутую на черно—золотую инкрустацию из полированного мрамора. Когда он подошел ближе, они хмуро и с подозрением уставились на него. Бен не знал, как начать разговор.
— Что тебе нужно, парень? — спросил самый младший из троих.
— Я хочу заглянуть внутрь, сэр.
«Будь вежлив; будь скромен». Джейсен учил его, что если ты вежливо обращаешься с другими, обычно они ведут себя так же. — Можно?
— Ты джедай?
Его выдала его коричневая со светлыми тонами одежда. — Да.
— И зачем ты хочешь заглянуть внутрь?
— Мой дядя — кореллианец, — это даже не было ложью: он не меньше хотел узнать о кореллианцах, чем выполнить задание Джейсена. — Можно мне войти?
Мужчины посмотрели на него, затем переглянулись.
— Я отведу его, — сказал старик.
На входе Бен помедлил. Двери арочного входа выглядели так, как будто их выломали. Он двинулся за мужчиной в темноту, и когда его глаза привыкли, он разглядел, что находится в зале с поглощавшими свет черными стенами. Затем он посмотрел вверх. Куполообразный потолок был усеян сверкающими кристаллами алмазов, располагавшихся в форме созвездий.
— Углерод, оставшийся после кремации, прессуют, — сказал старик. — Его превращают в алмазы. Это ночное небо, так, как оно выглядит на Кореллии.
— Зачем?
— Это кореллианцы, которые не смогли вернуться домой во времена Новой Республики, — старик пнул камни, лежавшие на полу зала; на некоторых булыжниках виднелась черная краска, показывавшая, чем вандалы разбивали штукатурку. — Лучше этого может быть только упокоение в родной земле.
— Вы нашли все украденные камни? — спросил Бен.
— Нет.
— Кто бы осмелился украсть алмазы, сделанные из тел умерших?
Старик нахмурился, посмотрев на него. — Те, кого не заботят такие вещи.
Мужчина был оскорблен и рассержен, Бен это понимал. Он нагнулся и помог ему подобрать все камни, проверяя каждый булыжник в поисках осколков алмазов, поскольку каждый кристалл представлял собой, прежде всего, останки человека. Пока они очищали зал, внутрь зашел один из двух оставшихся снаружи мужчин, и остановился, наблюдая за ними. Он выглядел примерно на восемнадцать лет, с ежиком коротких светлых волос.
— Мы не можем оставаться в стороне и позволить им остаться безнаказанными, — сказал он.
— Кому «им»? — спросил Бен.
— Корускантцам.
— Вы знаете, кто это сделал? — Бен ощущал в зале эхо какой—то вялой злобы, но реальных целей, ненависти или ярости не чувствовалось. Он, наконец, понял, что Джейсен подразумевал под понятием «бессмысленное насилие». Некоторые существа действительно действовали без особых размышлений. — Тогда вам надо обратиться в УБК.
— Ну да, как будто они серьезно это воспримут. Это вряд ли. Не теперь, когда они считают, что бомбу подложили кореллианцы.
Бен хотел вымести оставшуюся пыль, но старик взял у него веник и сделал это сам. Бен почувствовал легкую обиду. Хотя мужчина повернулся к нему спиной, Бен наклонил голову на прощание, и вышел наружу, на солнечный свет, казавшийся сейчас до боли ярким. Светловолосый юноша вышел вместе с ним, и они уселись на мраморные ступени цвета меда, которые вели к входу в святилище.
— Я Барит Сейя, — сказал светловолосый и протянул ему руку.
Бен с серьезным видом пожал ее. — А я Бен.
— Значит, у тебя есть родственники — кореллианцы?
— Да.
— И на чьей ты стороне?
— Я джедай. Мы не встаем ни на чью сторону.
— Ты так думаешь? — Барит усмехнулся, но не так, как будто сказанное было действительно смешным. — Скоро всем придется встать на чью—то сторону, из—за правительства, которое пытается навязать свои порядки всем остальным. Ненавижу их. Мой дедушка говорит, что все снова как во времена Империи.
— Но все же вы живете здесь.
— Я здесь родился. И мой папа тоже. Моя родня владеет мастерской на Q—65. Я еще никогда не был на Кореллии.
— Но ты же можешь переехать на Кореллию, если тебе так не нравится здесь.
— А разве это заставит их прекратить обращаться с нами так, как сейчас?
Бен с трудом понимал, к кому относятся местоимения «они» и «мы», использованные в разговоре. Он путешествовал по галактике с родителями и лучше знал дюжину других планет, чем Корускант.
Но Барит выглядел не просто сердитым: в нем также явно ощущалась скрытая угроза. Бен и не представлял, насколько велика была эмоциональная связь со святилищем у живущих здесь кореллианцев.
Бен попытался осторожно прощупать собеседника.
— В новостях сказали, что взрыв бомбы произошел в комнате кореллианца, приехавшего сюда на деловую встречу.
— Ну конечно, они говорят именно так! — Барит сидел, сцепив руки на коленях, и разглядывал проходивших мимо пешеходов. — Спорю, что они сами это сделали.
— Кто «они»?
— Правительство. УБК. Галактическая безопасность. Они привыкли делать такие шпионские штуки. Если они взорвут бомбу и обвинят в этом нас, это даст им оправдание для нападения на Кореллию.
Бен подумал о том, что он сделал всего несколько недель назад: устроил диверсию на красе и гордости кореллианских вооруженных сил, Балансирной станции. И вот он сидит рядом с кореллианцем, который считает, что Галактический Альянс грязно играет, и который относится к нему, как к собрату—кореллианцу. Бен почувствовал легкое возбуждение, такое, которое возникает при использования тайной личности, а затем он вдруг ощутил… что это неправильно.
Но он сделал то, что должен.
Разве нет?
— А что об этом думают другие кореллианцы, которые здесь живут?
