— Конечно есть. Томография, анализы, энцефалограмма... А в общем и целом он как?
— В общем и целом, слава Богу, гораздо лучше — улыбнулся Скрипач. — Отъелся, отоспался, на человека стал похож. Подтормаживает, правда, временами и соображает похуже, чем обычно, но это проходит — сейчас он уже почти прежний.
— Планы на будущее какие-то появились? — поинтересовался Федор Васильевич.
— Хотелось бы в Америку сходить с нашей командой, — погрустнел Скрипач. — Но это зависит от того, что врачи скажут.
— Хорошо, — кивнул, соглашаясь, Федор Васильевич. — Через сколько выходит караван?
— Через две недели. Время в запасе есть, поэтому... — Скрипач прислушался. — А, вот и он.
— Здравствуйте. — Ит приоткрыл дверь в кабинет и кивнул Федору Васильевичу. — Не помешаю?
— Ит, давай сюда, мы тут как раз тебя обсуждали, — позвал Скрипач.
— Глазам своим не верю. — Федор Васильевич откинулся на спинку стула и уставился на Ита. — Вы действительно... Скрипач предупредил, но я не ожидал, честное слово.
— Простите? — Ит, кажется, слегка удивился такой реакции на свое появление. — Что-то не так?
— Да все, наоборот, так. — Федор Васильевич встал, подошел к Иту, и уставился на него. — Совершенно другой человек!..
Скрипач, довольно улыбаясь, наблюдал за этой сценой. Видно было, что он явно горд собой. Всего лишь месяц — и вот так. Да, вот так. Потому что это уже действительно был Ит, почти что тот самый Ит, настоящий Ит, а не та бледная тень, которую Федор Васильевич видел до этого момента. Во-первых, Ит теперь весил уже около своего законного полтинника, а не сорок, как в тот момент, когда Скрипач загнал его в караван. Во-вторых, исчезло затравленное, унылое выражение, лицо разгладилось, сгорбленная спина распрямилась. Да, уже почти сам — чуть прищуренные глаза, вежливая полуулыбка, аккуратно расчесанные волосы (долго они матерились, пытаясь привести их в порядок), забранные в хвост (Фэб, разумеется, конечно, Фэб, но если Иту от этого лучше, то почему бы и нет?), нормальная одежда — добротная рубашка, джинсы, французские берцы из мягкой кожи. Стройная, тонкая фигура — но уже без той болезненной худобы, которая была раньше.
— Ну что? — самодовольно спросил Скрипач. — Хорош?
Ит с укоризной посмотрел на него, Скрипач ответил безмятежным взглядом.
— Действительно, хорош, — согласился Федор Васильевич. — Вообще вы оба стали похожи на...
Он осекся.
— Но помесь людей и рауф, — подсказал Скрипач. — Я лично ничего не имею против того, чтобы называть вещи своими именами.
— По-моему, вас этим фактом порядком достали, — заметил Федор Васильевич.
— Ваша правда, — легко подтвердил Ит. Сел на стул рядом со Скрипачом. — Это действительно так.
— Но почему? — недоуменно спросил Федор Васильевич.
— Потому что это аномально и неправильно, — пожал плечами Ит. — Зато здорово помогает в работе.
Скрипач хмыкнул.
— Особенно если речь идет о работе шофером, — заметил он. — Так, Ит. Сиди теперь и слушай, что тебе скажет Федор Васильевич. Это важно, так что...
Тот кивнул.
— Собственно, все просто, — осторожно начал Федор Васильевич. — Мы бы хотели вас обследовать. Это не займет очень много времени и...
— Но зачем? — удивился Ит. — Я вполне нормально себя чувствую.
— Это не так, — вдруг сказал Скрипач. — Прости, но это действительно не так. У тебя есть проблемы, о которых я пока что не говорил.
— О чем ты? — Ит разом посерьезнел.
— Помнишь тот приступ, из-за которого ты едва не задохнулся... ну, когда я... в общем, в том кемпинге? — Скрипач решил не уточнять подробностей. Ит осторожно кивнул. — Нечто подобное у тебя повторялось еще пять раз за это время. Во сне. Слабее, чем в тот раз, но было. Поэтому...
— Почему ты не сказал мне сразу?
— Потому что хотел дать тебе отдохнуть, — объяснил Скрипач. — И, мне кажется, это удалось.
— Ответ принят, — пристально посмотрел на него Ит. — И что в итоге?
— Мы бы хотели попросить вас пройти обследование. Сделать томографию, сдать анализы, — принялся перечислять Федор Васильевич. — Часть анализов можно сделать в лаборатории физиологии, они вполне справятся, часть, в том числе рентген, я попрошу...
— Хорошо, хорошо, — остановил его Ит. — Я согласен. Но... Рыжий, впредь говори мне все, не откладывая, ладно?
— Ладно, — согласился Скрипач.
— Я так понял, что вам лучше не тянуть с этим всем, поэтому давайте с завтрашнего дня и приступим, — предложил Федор Васильевич. — Где вы остановились?
— Помните, я комнату снимал? — спросил Скрипач. — В том же доме, только на этот раз у другой бабки. Условия не фонтан, но две недели вполне перекантоваться можно, и, опять же, от вас близко.
— Хорошо, — покивал Федор Васильевич. — Значит, завтра в девять утра я вас жду.
— Девять утра... — мечтательно протянул Ит. — Вы не поверите, но я до сих пор не выспался, а в караване вставать приходится в полшестого. Спать до восьми... а говорят, чудес на свете не бывает.
— Это дрыхло проспало весь Стамбул, — пожаловался Скрипач. — Мы там сняли комнату, и из этой комнаты выходили за пять дней в город всего три раза, на два часа каждый, не больше. Все остальное время...
— Слушай, перестань, — попросил Ит. — Хватит меня позорить и делать из меня какого-то инвалида. Ну спал. Ну да. Ну и что?
Федор Васильевич засмеялся.
— Ит, вы после всего, что с вами было, так еще год спать будете, наверное, — предположил он. — И это вполне естественно. Любой на вашем месте...
— Ерунда, — махнул рукой Ит. — На отработках мы порой по полгода нормально не спали, и ничего.
— Ит, отработка и это вот все — две большие разницы, — возразил Скрипач, вставая. Ит поднялся следом за ним. — Пойдем мы, Федор Васильевич. Хоть по городу прогуляемся, что ли. В ломбард, опять же, надо заглянуть, хотел кое-что заложить. Деньги есть, времени навалом, а выспаться этот вот, — беззлобный тычок Иту под ребра, — и ночью запросто успеет.
— Ну, тогда до завтра, — улыбнулся Федор Васильевич. — Надеюсь, у вас все будет хорошо.
Когда за ними закрылась дверь, Федор Васильевич тут же утратил веселость. Подошел к книжным полкам, закрывавшим большую часть глухой стены кабинета. Пробежался пальцем по корешкам, вытащил какой-то том, несколько минут сосредоточенно его листал, потом закрыл, сунул обратно на полку. Вытащил следующий, открыл на оглавлении, закрыл. Сел обратно за стол, нажал кнопку селектора и произнес:
— Данила, сходи в библиотеку, дружок. Выпиши названия, мне много нужно... ага, ага. Да, душа моя, спасибо. Запиши тогда на себя, хорошо? Вот и славно. Как принесешь, зайди ко мне вместе с книжечками. Надо нам с тобой будет кое-что проверить.
Он отжал кнопку, подпер подбородок рукой и задумался.
* * *
— ...рамолиционная киста. Вы были совершенно правы, Скрипач. Это действительно последствие аксонального повреждения.
— Как такое могло произойти? — Скрипач сидел напротив Федора Васильевича, на его лице появились озабоченность и тревога.
— К сожалению, запросто. Он получил очень серьезную травму головы, и помощь ему вовремя не оказали. Да даже если бы и оказали, киста все равно вполне могла возникнуть. Хуже другое — удалить ее мы не можем. Это слишком опасно.
Скрипач потер висок.
— Насколько опасно? — спросил он.
— Киста расположена в нижнем отделе мозга, отвечающем за дыхание...
— И?
— И если мы что-то сделаем не так, он просто перестанет дышать, и никто его не спасет. Скрипач, простите, но мы за такое не возьмемся. — Федор Васильевич опустил глаза. — Да никто в мире не возьмется, ни за какие деньги.
— И что будет дальше? — Голос Скрипача вдруг неуловимо изменился, в нем появилась требовательная жесткая нотка.
— Дальше... если киста не станет увеличиваться, то все так и останется — приступы, когда она будет сдавливать сосуды и нервные окончания, вызывая мышечный спазм и спазм дыхательного центра, и которые будут проходить сами рано или поздно...
— А если она увеличится?
— Скрипач, вы сами знаете ответ, и я бы попросил вас не заставлять меня произносить его вслух, — нахмурился Федор Васильевич.
— Хорошо. Что-то кроме операции можно сделать?
— Только поддерживающая терапия, — развел руками Федор Васильевич. — Я бы даже не рискнул давать препараты, влияющие на мозговое кровообращение, чтобы не спровоцировать процесс. А у вас дома что-то возможно сделать, как вы считаете?
— Думаю, что возможно. — Скрипач на секунду прикрыл глаза ладонью. — Уверен. Ну что ж... значит, нам надо искать дорогу домой, — подытожил он, вставая.
— Скажите, а вы намерены... ну... как-то поставить его в известность?
— Да, конечно. У нас врать друг другу не принято. — Скрипач покачал головой. — Ладно, постараемся справиться. Кстати, а может ему спать повыше? Я обратил внимание, что с двумя подушками он спит вполне нормально.
— Разумеется. Спать повыше, не нервничать по возможности — видимо, на поведение кисты влияет кровообращение. Вообще, он вполне может компенсироваться, такие случаи известны. Думаю, нам лучше будет все-таки вместе ему про это сказать. Вдвоем проще, согласитесь.
— Давайте вместе, вопросов нет. В общем, если киста не будет расти, мы говорим сейчас только о небольшом ухудшении качества жизни и ограничениях в пределах разумного, — заключил Скрипач. — Что ж, это ничего. Я думаю, мы справимся. Как вы считаете, идти в Америку ему можно или нельзя?
— Судя по тому, в каком состоянии он вернулся из Турции, идти ему не только можно, но и нужно, — улыбнулся Федор Васильевич. — Но только при условии, что вы будете следить за ним, конечно. Скрипач, я на всякий случай распоряжусь, чтобы вам дали кое-какие лекарства. Пусть будут. Очень надеюсь, что они вам не пригодятся... ну, кроме витаминов. Витамины принимать обязательно, полностью исключить алкоголь в любом виде, и следите, чтобы нормально ел и спал. Поосторожнее с нагрузками.
— В караване с нагрузками поосторожнее не получится. Нагрузки там для всех одинаковые. Хотя он же справлялся и, замечу, нагрузки ни разу приступы не провоцировали. — Скрипач задумался. — Но я все-таки не понимаю, почему вы раньше не заметили, что проблема существует? По-моему, она настолько очевидна, что...
— Почему не заметили? — Федор Васильевич включил селектор и приказал: — Данил, принеси карту и дело Ита, пожалуйста. И сгоняй в столовую, притащи нам компота, что ли. Жарища такая...
Через несколько минут в кабинет Федора Васильевича вошел секретарь Данил, высокий белобрысый парнишка лет двадцати. Положил на стол перед шефом две пухлые папки, стянутые шпагатом, поставил на маленький столик около двери эмалированный чайник и два мутных стакана.
— Благодарю, дорогой, — улыбнулся Федор Васильевич. — Знаешь, давай-ка я тебя сегодня отпущу пораньше. Боюсь, мы тут надолго задержимся, чего тебе нас ждать?
Данил просиял.
— Спасибо, Федор Васильич! — обрадовано ответил он. — Три дня за керосином успеть не получается, приходится хлебом с огурцами ужинать.
— Иди, иди, — подбодрил его шеф. — Все, до завтра... Вот, кстати, судьба. Мальчишка из детдома, мать пила, когда ему было шесть, утонула в канале. А парень — умница, кончил восьмилетку, подался в техникум, сейчас на вечернем учится, уже в институте, ну и работает. Потенциал хороший, голова просто отличная. Доучится, возьму к себе...
— К чему вы это говорите? — не понял Скрипач.
— А к тому, что "Лазурь", она не всегда во вред, — пояснил Федор Васильевич. — Не будь у Данилы некоторых склонностей, не добрался бы он до нашего института. Скорее всего спился бы, как его матушка.
— Давайте не будем заостряться на этой теме, — попросил Скрипач.
— Да ни Боже мой! — замахал руками Федор Васильевич. — Я только к тому, что стесняться не нужно, и если вы живете вместе...
— Так. Стоп. Вы что, всерьез думаете, что мы... — Скрипач кашлянул. — Можно, я внесу ясность? Мы с Итом воспитывались в совершенно другой среде, понимаете? У Ита в молодости был сан, то есть он, по сути дела, священник. В нашем нынешнем окружении моральные нормы отличаются от ваших, но это не делает их менее жесткими. И если мы в силу обстоятельств делим одну кровать, то нам и в голову не приходит нечто подобное тому, о чем вы рассказали. Да, мы действительно спим вместе, но как еще я могу отследить, все ли у него нормально, если у меня нет ни приборов, ни датчиков, а есть только собственные уши и руки?
— А... извините, пожалуйста. — Федор Васильевич, кажется, даже слегка покраснел. — Мне, видимо, просто показалось...
— Именно что показалось, — подтвердил Скрипач. — Сейчас, кстати, лучше. А первую неделю он, бедняга, все никак не мог поверить, что весь этот ужас закончился. У меня в результате вся спина была в синяках — он во сне все время пытался в меня покрепче вцепиться. Николай оценил тогда... — Скрипач засмеялся. — Втроем ему руки разжать не могли.
— Да, он говорил, — покивал Федор Васильевич. — А с виду и не скажешь.
— Нам так положено, — пояснил Скрипач. — Сами подумайте. Мускулистому качку замаскироваться значительно сложнее. Но при всем том... дайте, пожалуйста, монетку.
Шеф лаборатории контактов порылся в коробочке на письменном столе, выудил пятачок и протянул Скрипачу. Тот для начала скатал монетку в аккуратную трубочку (Федор Васильевич присвистнул), потом раскатал обратно (у Федора Васильевича округлились глаза), а потом сложил монетку вчетверо.
— Ничего себе, — потрясенно протянул Федор Васильевич. — И вы хотите сказать?..
— Да, Ит даже сейчас запросто проделает то же самое, — подтвердил Скрипач. — Это так, ерунда. Баловство.
Он снова разогнул монетку, а затем смял ее пальцами, как конфетный фантик, и галантно протянул Федору Васильевичу.
— Можете себе представить, какая у меня была спина? — спросил он. — Но мы отвлеклись. О чем вы хотели рассказать? — Скрипач кивнул на принесенные папки. Федор Васильевич отвлекся от созерцания смятой монетки, положил ее перед собой на стол, взял одну из папок и развязал шпагат.
— Да, действительно... Почему мы пропустили проблему. Смотрите, Скрипач. Вот это мы привезли из Домодедова. Вы только не пугайтесь, хорошо?
В папке оказалась огромная пачка эпикризов и куча снимков. Увидев первый, Скрипач поневоле вздрогнул, но тут же опомнился.
— Еле довезли тогда, — пояснил Федор Васильевич. — Это мы снимали в первые сутки. Признаться, думали, что умрет. Ездили за ним ребята вчетвером. Данил, Паша, Валерка, ну и Саша Конаш, это наш зам начальника отдела комиссий. Вы потом ему обязательно проставьтесь, без него ничего бы не получилось. Он, собственно, Ита и обнаружил... да потом еще и на своем катере помог довезти, у нас с транспортом вечные проблемы. Они за три часа полкоробки камфары извели — сердце останавливалось, он уже не справлялся, несмотря ни на выносливость, ни на то, что к дороге его худо-бедно как-то пытались подготовить.
