— ...побаиваются, — с легким смешком закончила вместо меня жрица Равновесия — совершенно не аккуратно, но весьма точно. — Надо же, до чего знакомо! Вы хотите сказать, что ни один кровавый маньяк не осмелился бы привлекать внимание целого Самаджа к своему занятию, я верно вас понимаю?

— Именно, — снова кивнул Кео и настороженно взглянул на лорда асессора. Тот не разочаровал:

— А ведь это позволяет сделать очевидный и крайне неприятный вывод, — задумчиво сказал он. — Хоть весь филиал зачищай, чтобы сведения не расползлись.

— Не расползутся, — напряженно отозвался учитель. — Такого удара по репутации Самадж не простит даже лучшим из своих членов. Кем бы ни был похититель...

— А откуда мне знать, что это не вы? — лениво пожал плечами Рино, и в его массивной фигуре появилось что-то такое первобытное, неуловимо угрожающее, что я с трудом удержалась, чтобы не вжаться в спинку кресла.

Глупо, конечно. Сколь бы грозен ни был лорд асессор, но что такое три человека против всего Самаджа?

— Это с равным успехом может быть и чужак, не посвященный в тейнарские социальные тонкости, — ровным голосом отозвался Кео, но быстро замолчал. Уже понял, что последняя реплика ирейского носорога была адресована вовсе не ему.

А Сестра тем временем пристально оглядела нас с учителем; задумчиво прищурившись и склонив голову к плечу, прислушалась к едва заметным шорохам в коридоре и потайных комнатах... и покачала головой.

— Нет. Ни один из них.

Королевский асессор с видом глубочайшего удовлетворения откинулся на спинку кресла, и лишь наметанный глаз сумел бы разглядеть, как он на самом деле напряжен и встревожен.

Невероятная, сверхъестественная чуткость его жены исчезнет через неделю-другую. Как-то он будет обходиться без того, к чему так привык за последние годы?..

— Уже хорошо, — носорог тряхнул головой, будто отгоняя непрошенные мысли. — О-ками-сама, я знаю, что вы обязаны известить Внутренний и Высший Круги Самаджа о том, что я рассказал. Но, надеюсь, вы и сами понимаете, почему эту информацию следует придержать, по крайней мере, до тех пор, пока не будут найдены пропавшие ученики.

— Разумеется, — сквозь зубы процедил Кео. — Но мы не можем позволить себе задержку дольше дня. В чем бы вы ни подозревали Самадж, Внутренний и Высший Круги все же стоят над нами, и молчать — преступно. Хикари приступит к поискам этой же ночью.

— А каким именно образом леди станет искать пропавших учеников? — бросив быстрый взгляд на Константа, поинтересовался Рино, не оставляя никаких сомнений: секретарь ему наябедничал-таки про мои тайны.

Но учитель уже был слишком выбит из колеи, чтобы откровенничать и дальше — к счастью для меня.

— Простите, лорд асессор, это закрытая информация. О результатах вам доложат утром. Ками Женевьев займется вашим размещением, чтобы вы и ваша очаровательная супруга смогли в полной мере отдохнуть с дороги, — сообщил Кео, не дав Рино и слова вставить, и зазвонил в серебряный колокольчик.

Чтобы не выдать своего местоположения у замочной скважины, Женевьев предусмотрительно выждала секунд десять, прежде чем войти, и быстро взяла гостей в оборот. Высокопоставленным супругам достались трехкомнатные апартаменты, где обычно останавливался мэр Флат-Плэйса со старшим сыном, Константу выделили соседние — поскромнее, с одной кроватью; а меня традиционно отправили в общую спальню выпускниц. Последнее несколько выбило из колеи как юных ками, так и самого секретаря.

— Я полагал, вы останетесь со мной, леди Хикари, — с легким осуждением в голосе — будто он мне заплатил, а я тут увиливаю — сказал Констант.

Я шагнула чуть ближе и понизила голос:

— Кео понял, что мы с вами никогда не делили постель, господин Эмбер. Это легко считывается по языку тела, а он — один из лучших, когда дело доходит до таких тонкостей. Не привлекайте внимания к вопросу размещения.

Констант застыл.

— Разве я здесь не для того, чтобы изображать вашего дорогого гостя?

— Именно для этого, — вздохнула я. — Но вы, осмелюсь напомнить, помолвлены, а ками в первую очередь — эскорт, компаньоны, а не... то, на что вы рассчитывали. В ситуации, подобной вашей, нет ничего особо удивительного.

— И почему мне кажется, что в подобной ситуации нет ничего удивительного, когда дорогой гость втрое старше меня? — с легкой досадой, едва замаскированной насмешливостью, уточнил секретарь.

— О, вы поразитесь, сколь странные желания порой обуревают людей. Оплаченный собеседник из Самаджа — самое безобидное из них, — старательно улыбнулась я и поспешила удрать во внутренние помещения.

Не говорить же ему, что Кео опасался, как бы секретарь с бульдожьими замашками не заметил, что его "честно оплаченная" ками посреди ночи ушла на четырех лапах, воинственно распушив усы...

Глава 13. Ломри

К вечеру в комнате выпускниц не осталось ни одной ками.

Компаньонки вдруг оказались наняты. В ход пошли все заказы, даже те, от которых Самадж собирался вежливо отказаться. Последним двум девочкам не хватило — но они, не растерявшись, обаяли дорогих гостей прямо на улице, наспех отчитались и удрали в закат.

Кео, который, по идее, должен был напомнить, чем ками отличаются от о-ками-сама и почему первые не выбирают клиентов, молча потворствовал разброду. Слишком хорошо осознавал, что ночевать со мной в одной комнате так или иначе не станет никто.

Я не возражала и не возмущалась ровно до тех пор, пока Кео на ночь глядя не явился в пустующую комнату, торжественно неся на пуфике лисье чучело из моей кибитки. Учитель очень старался сделать невозмутимое лицо и внимательно следил за руками, но его выдавала поза. Пуфик он держал подальше от себя, хотя было тяжело и неудобно, и демонстративно не смотрел на пушистую рыжую лисицу прямо перед собой, словно взгляд тоже мог ее оживить — и разозлить.

— Нет, — сразу сказала я, узрев эту дивную картину. — Я пойду одна, о-ками-сама. Посторонние запахи будут отвлекать чучело.

Учитель устало посмотрел на меня промеж лисьих ушей, как в прицел.

— Чучело потерпит, — постановил он. — Ты же не думаешь, что я позволю этой твари разгуливать по Флат-Плейсу без присмотра?

— Она и так будет под присмотром, — пробурчала я, уже понимая, что спорить бесполезно. — Моим.

— Твой присмотр не слишком-то помог три года назад, — хладнокровно напомнил Кео. — Я остаюсь. Приступай.

Можно было, конечно, до бесконечности препираться, поскольку его присмотр тогда тоже не блистал педагогической эффективностью. К тому же с тех пор прошло три года, и я успела свыкнуться с новой жизнью; мне не грозит неделя в особняке баронета Шалк, я не в ужасе и панике, и лиса не станет перенимать мое желание смыться, растерзав всех, кто встанет на моем пути...

Но я слишком хорошо знала Кео. Переспорит, как пить дать, даже если ему это будет стоить второй щеки.

Поэтому я только кротко вздохнула, развесила свой капари на специальных подпорках и, ежась от вечерней прохлады, нырнула под одеяло. Учитель поставил пуфик возле кровати и напряженно замер.

Я уставилась на него двумя парами глаз.

Когда-то он был красив. Очень. Когда-то я едва не сошла с ума от счастья, узнав, что он станет учить меня всему, что должна уметь ками. Когда-то он был самым понимающим, самым дорогим другом, самым лучшим любовником и самым строгим и требовательным наставником.

Но потом обучение подошло к концу. Ритуал посвящения, который должен был превратить выпускницу Самаджа в воплощенную мечту любого тейнарца, лишил меня магии и всякого доверия к Кео, пробегавшую мимо лисицу — жизни и рассудка, взамен нехило осчастливив бестелесного одержимого, случившегося поблизости.

Мне учитель казался по-прежнему интересным, но опасным и чужим.

Лисица находила его... жестковатым, уже надкушенным и несвежим, но вполне съедобным.

В набитом соломой брюхе вдруг забурчало, как будто там все еще располагался пустой желудок. Кео подскочил, но тут же снова изобразил полнейшую невозмутимость.

Я закрыла одну пару глаз — совершенно бесполезную в сгущающихся сумерках — и поудобнее устроила одно из тел: пусть спит. До утра оно мне не понадобится.

Второе тело сильно затекло от долгой неподвижности. Я поднялась на все четыре лапы, постояла, привыкая, — и от души потянулась, прогибаясь в спине. Внутри зашуршало, забурчало, а тень повторила мои движения с заметным опозданием; учитель стоял рядом с таким непередаваемым выражением лица, что, если бы я еще могла, то рассмеялась бы.

Но лисья пасть плохо приспособлена к душевному хохоту. Да и к разговорам — не очень-то. Оставалось только молча взмахнуть хвостом и направить свои темные лапки в комнату учеников.

Усы распушились, улавливая малейшие колебания воздуха. С улицы невозможно, нестерпимо пахло едой... но к ужину мы с лисицей опоздали. Тот же одержимый, что пировал в овчарне Уайтстримов, побывал и здесь. К счастью, на этом алтаре свою смерть нашла только соседская несушка, и от нее — что в ментальном, что в физическом плане — почти ничего не осталось.

Комнату выпускниц от учеников отделяла всего одна дверь, такая хлипкая, что будоражащий, невыразимо родной запах лисица учуяла, еще не открыв ее. В ученической спальне чучело безошибочно запрыгнуло на угловую кровать и с удовольствием перекатилось с бока на бок. Я не стала препятствовать, хотя Кео смотрел косо, — но сопротивляться желанию лисицы было невозможно. Голову повело от запаха: тонкий, горьковатый травяной аромат, дым костра и вишня, которую Чирикло обожал преданно и нежно.

— Хикари, помнишь, зачем ты здесь? — вкрадчиво поинтересовался учитель.

Лисица недовольно тявкнула, но все-таки спрыгнула с кровати и пробежала к распахнутому окну, быстро входя во вкус: чем ближе был Чирикло, тем сильнее и свежее пахло. В сводящий с ума аромат постепенно вплетались новые нотки — мыло, благовония, цветы из садика...

Мы выпрыгнули из окна; эфемерный след слегка рассеивался и вел к забору, но резко заворачивал обратно, к менгиру, и там сгущался — как будто Чирикло пытался сбежать, но его остановили и вернули. Похоже, возле алтаря ученики простояли добрую четверть часа и видели жертвоприношение от начала до конца. Одержимый был совсем рядом с ними.

Но почему-то не тронул, ограничившись жалкой курицей, как будто его кто-то сдерживал. Как я — свою лису.

От этой мысли у меня шерсть встала дыбом. Кто-то всерьез верил, что действительно сумеет контролировать голодного одержимого! Но, если говорить начистоту, то поначалу я тоже питала подобные иллюзии — ровно до того, как едва не загрызла собственного учителя, до последнего момента будучи уверенной в своей правоте...

Выходит, кто бы ни связался с одержимым, это произошло совсем недавно, и партнер еще не осознал, во что вляпался. Иначе ни за что бы не позволил посторонним людям присутствовать на трапезе — если, конечно, они нужны ему живыми.

Я встряхнулась и на неверных лапах потрусила дальше. След вел к калитке, но на дорогу уже никто не выходил. Чирикло стоял возле забора даже дольше, чем возле менгира, — им до сих пор пахло так, будто он еще тут, — но потом след обрывался внезапно и начисто.

— Хикари? — неуверенно окликнул Кео.

Я тихо рыкнула и выразительно вздыбила шерсть на загривке, и учитель понятливо замолчал.

Лисица почти прижала нос к земле, как какая-нибудь ищейка, и дала круг почета по мощеной дорожке — увы, с тем же результатом. Создавалось впечатление, что ученики упорхнули прямиком с брусчатки, минуя и калитку, и дорогу, а одержимый радостно вознесся следом за ними.

Следующий круг лисица сделала чуть пошире, но учуяла только мощный аромат розовых кустов и духов Кео, и если с цветами ничего поделать было нельзя, то на учителя она гневно тявкнула и сделала вид, будто сейчас бросится, и отогнала на несколько шагов — после чего резко потеряла к нему интерес.

О-ками-сама понятливо отошел еще дальше, а потом и вовсе вернулся к окну и уселся на подоконник, свесив ноги наружу. Лисица покружила по дорожке, но быстро убедилась, что нюх ее не подводит. Запах не заглушали, не перебивали — он просто исчез. Вместе с обладателями.

Я подняла лисий нос, заставляя зверька оглядеться. Лисица сначала сопротивлялась: четверолапые редко смотрят вверх, — но потом в поле зрения попала печать на менгире, и чучело целеустремленно побежало ближе. Чирикло тут нет — зато есть еда! Пусть издевательски мало, пусть объедки, но все же, все же...

Я не стала ее удерживать. Мне вспоминалась овчарня Уайтстримов, мухи и сладковато-металлический запах, и тошнило так, что едва не отбило аппетит лисе.

"Погодите-ка, — вдруг сообразила я, и чучело действительно застыло на месте. — Менгир в овчарню телепортировали!"

— Что-то нашла? — насторожился Кео.

Я заставила лису подойти ближе и выразительно уставилась на окно.

— Что? — не понял учитель.

Пришлось запрыгивать в окно совсем рядом с ним, в зазор между шелковым рукавом капари и откосом. В последний момент Кео шарахнулся, звучно ударившись плечом о раму и только чудом не разбив стекло, но я уже проскользнула мимо и забралась на пуфик.

Учитель молча сидел на окне, уткнувшись лбом в откос, и призывал все силы, чтобы не сорваться. Я оценила.

— Их провели через окно, заставили смотреть на убийство курицы на менгире, а потом телепортировали прямо с дорожки — там запах обрывается, — отрапортовало второе тело, уже входя в ученическую спальню, но еще не проснувшись. — Все сходится, похититель Уайтстримов и учеников — одно лицо, и оно одержимо, как и я.

— Прекрасно, — странным голосом отозвался о-ками-сама, не меняя позы.

— Неописуемо, — согласилась я и открыла свои глаза. — Там не было посторонних запахов, Кео. Понимаешь? Все пахли так, как будто провели в Самадже не один день.

Человеческие глаза почти ничего не видели, но силуэт учителя вздрогнул так явно, что никакие "усатые штучки" не понадобились. Я тоже невольно поежилась, подошла к окну и украдкой коснулась — не руки даже, а края шелкового рукава.

Ткань была холодной, скользкой и донельзя реальной. Растерянный и перепуганный учитель по-прежнему казался больной фантазией.

— Мы все равно должны доложить об этом, — сказал он.

Я машинально кивнула и бросила неуверенный взгляд на сад за его плечом. Над Флат-Плейсом взошла луна — но ее блеклого света едва хватало, чтобы пробиться сквозь туман и смутно обозначить размытые контуры зданий и деревьев. Розовые кусты представлялись искаженными, лохматыми фигурами монстров из страшного сна. Мощеная дорожка влажно поблескивала, как высунутый язык, на кончике которого уже таял Самадж. Белесые меловые островки вдоль забора дополняли картину — будто редкие зубы в огромной пасти.

— Погоди-ка, — тихо сказала я.

Чирикло бегал к забору. А потом до последнего стоял, пока его не загнали в портал...

В окно я выскочила еще проворнее, чем лисица, — и только стоя снаружи, осознала свою ошибку.

Прежде чем бросаться проверять свою догадку, следовало, во-первых, одеться и обуться, а во-вторых — предупредить Кео. Когда я пробиралась мимо, учитель снова шарахнулся, будто я все еще была лисой, — и на этот раз все-таки расколотил стекло.