Книга вторая. Вторжение

— Но ведь мы так и не смогли им воспользоваться, — урезонил брата черноволосый великан. — Помнишь?

— Не в том дело, брат, — отмахнулся юноша. — У нас ничего не вышло из-за Дыхания Бездны, коим отец опутал Хигион. Но ведь зачем-то он оставил здесь Снежный Сапфир? И я полагаю, что именно для нас с тобой.

— Для нас?! — искренне удивился черноволосый воин. — По-моему ты увлёкся своими теориями, брат. Чтобы отец, заточивший нас здесь, самолично оставил ключ... верится с трудом.

— А разве ты в курсе его планов? — изогнул светлую бровь Сетт'иллис. — Нет, я уверен, что мы на верном пути. Просто не зная о существовании пирамид, ступали наугад. Я только сейчас понял — чтобы пробить брешь в Дыхании Бездны нужно сопоставить Сапфир с той силой в центре Хайверда, с которой связаны пирамиды.

— Осталось совсем чуть-чуть, — криво ухмыльнулся Харр'изис, — выяснить, куда девались сами пирамиды и как-то пробраться в Хайвердский лес.

— Ну, с пирамидами-то как раз всё просто, — пожал плечами Повелитель Туманов. — Думаю, они созданы на изнанке Астрала и близость Снежного Сапфира заставила их проявиться, что ещё раз подтверждает мою теорию.

— Изнанка Астрала, брат? Ты ничего не путаешь?

— В отличие от тебя, Харр, я прекрасно помню, что отец рассказывал нам в детстве об устройстве миров, — указательный палец уткнулся великану в грудь.

— Ладно, ладно, — пошёл на попятную Харр'изис, — тебе видней. А с лесом, что будем делать?

— А для того, чтобы попасть в лес, нам нужен С'айхиис...

Интерлюдия I

Таатир вар-Акос из племени Утар принял жертвенный кинжал из рук толстого жреца и занёс остриё над затихшим младенцем. В то же время жрец, потрясая погремушкой, сделанной из высушенного плода утанга , принялся дёргано приплясывать. С его уст срывались слова обращения к древним богам, а фаланги указательных перстов младенцев, ранее принесённых в жертву всё тем же древним, звонко стукались о стенки погремушки, вгоняя старика всё глубже в транс. Постепенно и сам Таатир начал улавливать в звуке стучащих костяшек определённый ритм, некую мелодию. Да и движения толстяка перестали раздражать своей нелепостью, обретя особую плавность.

Вдруг речитатив стих, жрец встал как вкопанный, и погремушка выпала из опустившейся руки. В тот же миг раздался далёкий раскат грома, и Таатир резким, но точным движением перерезал младенцу горло. Кровь хлынула в подставленную заранее плошку и стала стремительно её наполнять. Не обращая внимания на застывшего жреца, вар-Акос приставил остриё к маленькой груди и с проворством опытного мясника вскрыл грудную клетку. Кинжал за ненадобностью упал к ногам. Огромная ладонь могучего воина скользнула внутрь открывшейся раны, схватила сердце и выдернула из груди.

— Варра-тар-ка-марра!!! — проревел Таатир, протягивая трофей безоблачному небу, и сердце вспыхнуло в ладони. Другой рукой он зачерпнул крови из посудины и стал чертить у себя на лбу, щеках и подбородке необходимые для ритуала символы. Когда последняя закорючка легла на лицо, воин рявкнул: — Ар-рых!!!

Находящийся в трансе жрец повалился на землю и принялся биться в конвульсиях. Вскоре припадок закончился, и толстяк затих посреди выжженной солнцем травы. Не обращая на него внимания, Таатир вар-Акос размазал пепел по лицу и вернулся в свой шатёр...

* * *

— Что сказали боги? — было первое, что услышал жрец, едва ступил под сень Большого шатра.

Таатир вар-Акос возлежал на ложе из мягких матрасов в окружении четырёх обнажённых наложниц. Его могучий торс блестел от саминового масла, которым юная дева покрывала своего господина. Одна девушка периодически подливала вина в кубок, а другая кормила Таатира фруктами. Четвертая, склонившись к его чреслам, неистово ублажала воина.

Не спросив дозволения сесть, старик тяжко опустился на подушки, исполняющие роль кресел, и утёр выступивший пот. С каждым новым ритуалом становилось всё труднее достучаться до древних богов, словно те куда-то отдалялись или что ещё хуже теряли и без того скудные остатки сил.

— Я задал вопрос, червь! — в глазах Таатира полыхнуло белое пламя.

С тех пор как жрецы древних отыскали С'айхиис и вручили его потомку Тхереса Магоубийцы, коего сами же и выпестовали, белое пламя в его глазах не угасало ни на миг. Своего рода побочный эффект от близости могучего артефакта денно и нощно носимого воином на поясе. И хотя жрец к нему уже привык, всё равно вздрагивал, когда Таатир проявлял гнев. Старику казалось, будто белый свет вот-вот выйдет из-под контроля и затопит собою весь мир.

— Боги поведали мне истину, — заученной фразой ответил жрец. — Ибо только им открыты пути...

— Оставь эти бредни, — начал раздражаться воин, — их я слышал не раз. Отвечай, что ждёт меня за перевалом и почему пограничная крепость взорвана? — Таатир отмахнулся от попытавшейся наполнить кубок женщины, и та едва не выронила кувшин.

— Могучая сила разрушила крепость. Настолько могучая, что сути её не смогли разобрать даже боги, — на этих словах жрец дёрнул щекой. Уж кто-кто, а он-то знал, почему древние не смогли распознать силы, что разнесла Заат-Гир по камешку. Менка, Суолан и Хелна растеряли былую мощь и стали подобны капризным младенцам требующим приносить в свою честь всё больше жертв. Но Таатиру это знать ни к чему. Не стоит подрывать его веру в могущество древних богов.

— Что ты несёшь, жрец?! Как боги могут чего-то не знать? — Таатир схватил за лицо ублажающую его девушку и с силой отпихнул от себя. — Или ты пытаешься скрыть от меня правду? — воин подался в сторону жреца, и глаза его вновь полыхнули ярким светом.

— У меня и в мыслях не было тебе лгать, — проскрипел пересохшими губами жрец.

— Повелитель!

— Что? — не понял старик.

— ... тебе лгать, повелитель! — Таатир встал в полный рост и навис над сидящим жрецом.

— У меня и в мыслях не было тебе лгать, повелитель, — покорно повторил старик. Никогда ещё свет, льющийся из глазниц воина, не был к нему так близок.

Жрецу показалось будто он проник внутрь, схватил душу в охапку и как следует встряхнул. Захотелось бежать из шатра, бежать без оглядки, но он был ни кем-нибудь, а жрецом древних богов, что славились кровавой жестокостью. Поэтому старик взял себя в руки и ровным голосом проговорил:

— Я говорю правду, Таатир. Богам не известно, кто и зачем взорвал крепость. Но одно они знают наверняка — это работа могучего артефакта.

— Допустим, — воин откинулся на матрасах и подставил кубок под льющееся вино. Отторгнутая девушка подползла обратно, откинула шкуру, что выполняла роль набедренной повязки и вновь принялась ублажать своего господина. — По большому счёту это знание мне ни к чему — взорвалась и взорвалась. Но что ждёт меня там, за Пограничным Кряжем куда стремится С'айхиис?

— На этот счёт боги дали чёткие ответы, — мясистыми губами улыбнулся жрец. — Тебя ожидают великие победы, ибо ни один маг не сможет воспротивиться силе твоего меча.

— Хотелось бы в это верить, старик.

— А разве доказательств, что мы предоставили мало?

— Ты имеешь в виду того обделавшегося от страха юнца? Перестань, жрец, тот маг и помыслить не мог воспользоваться чарами.

— Воспользоваться ими ему не дал С'айхиис! Только поэтому ты с такой лёгкостью его убил.

— До тех пор, покуда моя армия не войдёт в Ивокарис, я буду считать этот меч бесполезной игрушкой, которую ношу в дань памяти о славном прародителе. И даже великие боги не смогут меня переубедить. А теперь оставь меня, жрец. Разговор окончен.

Таатир вар-Акос отшвырнул опустевший кубок и грубо притянул наложницу к себе. Девушка охнула, но стерпела и, развернувшись, покорно опустилась перед своим господином. На выходе жрец задержался и с презрением посмотрел на воина, беспощадно атакующего плоть юной девушки. Таатир становится опасно неуправляем, и с этим нужно что-то делать...

* * *

Во времена, когда Тхерес ещё не был Магоубийцей и ловил с отцом рыбу, орден Кахара уже существовал. Его жрецы поклонялись древним богам, на смену которым пришли Сетт'иллис с Харр'изисом.

Изначально целью ордена была энергетическая подпитка сгинувших богов, но когда древние распознали в С'айхиис антипод той силы, что их низвергла, они твёрдо решили вернуться. Поэтому орден Кахара помог Тхересу, попавшему во власть камня, обрести могущество, за которое тот позднее и был сражён Иглой Мрака.

Встреча с Иглой вытолкнула С'айхиис в пространственную складку, и Сетт'иллис с братом решили, что их оружие его уничтожило. На протяжении долгих веков древние боги искали способ вернуть артефакт в реальность и однажды нашли. Укрыв С'айхиис от взора Сетт'иллиса с Харр'изисом, они вручили его жрецам ордена. Правда на это ушли почти все накопленные за века силы, но игра стоила свеч — на кону стояло их возвращение...

Жрец вернулся в свой шатёр и зажёг стоящие вокруг походного алтаря толстые свечи из сала орагров. Последнее жертвоприношение дало много пищи для ума и следовало как можно скорее сообщить новости главам ордена.

С того дня, когда Таатир вар-Акос оказался во власти С'айхиис, возле него всё время находился как минимум один жрец дабы подпитывать стремление меча к Ивокарису, а так же быть толкователем воли богов. Раз в четыре седмицы богам подносили две-три жертвы из числа рабов, а по прошествии трёх лун в качестве жертвы выбирался один из новорождённых. Такое подношение давало наибольший прилив энергии, после чего боги являли свою волю.

Жрец извлёк на свет небольшой сундучок, в котором хранилось самое необходимое для жертвоприношений, а также для связи с Верховными настоятелями. На стол легла керамическая плошка с небольшим пестиком, ритуальный нож и кожаный мешочек до краёв наполненный фалангами детских пальцев. Выудив из мешка несколько костяшек, жрец кинул их в плошку и уверенными движениями принялся растирать в пыль. Закончив, подхватил с пола коптящую свечу и слил растопленное сало в плошку. Так же туда полетело несколько пряных кореньев и щепотка нюхательной соли.

Продолжая растирать ингридиенты, жрец стал зачитывать необходимый наговор. Когда последнее слово затерялось под куполом шатра, он полоснул ритуальным ножом по предплечью и наполнил плошку до краёв. Перетянул рану, вылил содержимое плошки в заранее приготовленный серебряный кубок и выдохнул слово-ключ.

В тот же миг над кубком полыхнуло, но через секунду огонь исчез, а над багрово-чёрным содержимым возник образ одного из Верховных.

— Говори, — без всяких приветствий произнесли призрачные губы. Такая связь отнимала у вызываемого изрядное количество сил и потому жрец начал без прелюдий:

— Таатир становится неуправляем. С'айхиис заполнил всё его сознание. Скоро я не смогу его сдерживать.

После некоторой паузы Верховный произнёс:

— Я пошлю в помощь дюжину сильных жрецов. После их прибытия скажи Таатиру, что боги благословляют его поход.

Образ настоятеля поплыл, а затем и вовсе изошёл белёсым дымком. Жрец отставил кубок и улыбнулся — ещё немного и они пересекут Пограничный Кряж. И тогда маги умоются кровью. Время старых богов близится...

Глава четвёртая

— Наверняка тот, кто поставил на этой равнине первый дом, был малость кривоват на один глаз, — сказал Вальдрес, глядя через стрельчатое окно на унылую площадь перед замком. — Это ж надо было додуматься — тянуть улицу от ворот не к Ратуше, а к казармам.

— Ты рассуждаешь как типичный житель столицы, — отозвался Артивос, присаживаясь на подоконник. — Привык в Ивокарисе к широким улицам, да площадям... А Смер — город военный, и гроссмейстер Дар-Канн тут значит больше, чем губернатор. Вот улицы и выстроились вокруг замка.

Вальдрес и его давний приятель, с которым они когда-то учились (ныне занимающий пост придворного мага Смера), любовались заходящей Иссилой из окон замка Эрр. По правде сказать, Артивос впервые его сюда привёл. До этого Вальдрес жил в доме друга, но ни разу тот не приглашал посетить хозяина военной силы Смера.

— Напомни-ка, для чего мы попёрлись к гроссмейстеру, вместо того, чтобы пить вино и тискать твоих пышных служанок? — с улыбкой спросил Вальдрес, хотя улыбка получилась натянута — после утреннего инцидента в голове до сих пор набатом пульсировала кровь.

— Ну, коль скоро ты решил покинуть наш забытый богами городок, — не отрываясь от созерцания вечерних улиц, ответил Артивос, — хочу, чтобы твой путь до Пограничного Кряжа был лёгок и приятен. А для этого нужно плыть, а не протирать зад в седле, — приятель, наконец, соизволил повернуться к Вальдресу и тот заметил в уголках улыбающихся глаз промелькнувшую тревогу.

Откровенно говоря, Артивос с самого утра был сам не свой, словно на город вот-вот должны были напасть, а он напрочь лишился магических способностей и не может даже хворост поджечь. Но вместо того, чтобы поинтересоваться состоянием друга, Вальдрес занялся делом, которое считал стократ важнее. Он закрылся в отведённых ему покоях, где на полу был вычерчен замысловатый рисунок, сел в центре и вытолкнул искру сознания в Астрал.

Начав однажды изучать цветок, Вальдрес незаметно плёл вокруг него ментальный кокон, в который планировал поместить невольного 'сожителя'. День за днём он вплетал в кокон всё новые и новые нити и вот, наконец, работа была почти закончена. Седмица — две и цветок будет отрезан от контроля над его сознанием...

Поначалу всё шло как обычно — новая нить легла к тысячам других, приблизив ментальный кокон к завершению. За ней другая, затем ещё несколько сотен, как вдруг Вальдрес почувствовал какое-то сопротивление. Если раньше цветок, будто не замечал происходящего, то сейчас как лакр насторожился, готовый в любой момент прорвать с таким трудом воздвигаемую преграду. Вальдрес не придал этому значения, но виски вдруг сдавило болью, и в груди взорвался огненный шар.

Наверное, он потерял сознание, так как в голове фейерверком вспыхнула невероятная картина. Вальдрес узрел бесконечно-чёрную даль пространства Междумирья, где он был когда-то рождён. Он плыл в нем, не разбирая дороги, упиваясь переполняющим чувством невероятной свободы и силы. Миры сотнями проносились мимо и исчезали вдали, но он плыл и плыл дальше. Он был молод, но инстинкт подсказывал, что эти разноцветные шары, мелькающие во тьме, не смогут стать ему домом. Его дом — Междумирье, а любой из миров будет ему мал.

Вдруг вспышка света озарила тьму и Вальдрес едва не ослеп. Страх сковал тело. Никогда ещё первозданная Тьма так с ним не шутила. Когда свет, наконец, перестал разъедать глаза он смог осмотреться. О ужас!!! Его затянуло в один из миров!

Сразу стало тесно. Скрепы мира, где очутился Вальдрес, давили со всех сторон и он заметался как птица, попавшая в силки.

А потом появились двое — хозяева Хигиона, — и сам мир встал на их сторону. И была жестокая битва. Мир трещал по швам, готовый сорваться в пропасть но, в конце концов, Вальдрес пал.

А после возродился в несчётном количестве цветков Х'ииш, которые хозяева мира выжгли как скверну. Но не все, не все...

Вальдрес открыл глаза. В ушах звенело — видимо он кричал. Луч света отразился в хрустальном кувшине, что стоял на столе и резанул по глазам. Вспышка и всё, что маг посчитал кошмарным сном, вмиг пронеслось перед глазами. А затем пришло понимание — цветок, что Атиш ти-Вару подселил ему в грудь, ни что иное как реинкарнация частицы того демона, что проник в Хигион из Междумирья. Ледяной пот ожёг спину.