Буревой устраивал митинг. Когда все собрались, включая меня, дед завёл разговор:
— Родичи мои! Просил я Дажбога о вспоможении, Морену жгли, требы клали из последнего. Сами помните. Боги нас не оставили! Прислали помощь, Сергея. Мы клятву друг другу кровную дали, да побратались с ним. Теперь он молодший, а я старший брат ему. Принимай, род, нового родича! — Буревой вынул из под рубахи мой крест, я вынул его амулет в виде молнии, вместе продемонстрировали людям порезанные руки.
Мне показалось, что выдохнула вся деревня, включая строения, лес и озеро. Это был вздох облегчения. Тут половина, наверно, уже с Буревоем попрощалась, судя по взглядам. Ещё бы, непонятное тело в кепке увело деда в лес, и с концами, до вечера ни слуху ни духу. А тут и Буревой вернулся, и родственника нового приобрели. Первым подошёл Кукша, покраснел, и протянул мне топор и арбалет. Все правильно, угрозы от меня нет, а оружием я теперь и его защищать буду. Потом подтянулись бабы — Зоряна, Леда, Агна. Меня обнимали, поздравляли. Второй день рождения, короче. Дети символически отметились, типа "привет, новый дед", и пошли по своим делам.
— Буревой, надо это дело отметить. Давай на стол соберём,. Вроде как праздник у меня, считай, заново родился.
— И то верно. Бабы, тащи, что там есть у нас. Пировать будем.
Странный, непривычный праздник получился. Принесли с Кукшей пару деревьев поваленных из леса, расставили их вокруг костра. Буревой моим топором рубил сухостой на дрова. Кукшу я отправил, уже на правах старшего родственника, за камнями для мангала. Сам разобрал наши сумки и пакеты, часть спрятал в палатку, скоропортящиеся продукты поделил пополам, одну половину отнёс к костру. Собрали мангал, накидали туда дров. Я нанизал шашлык на шампура, тоже половину, поставил томиться. Нарезал крупно колбасу, сыр, баклажаны на мангал определил, порезал малую часть овощей, вскрыл пакеты с готовой нарезкой. Народ принёс травы да орехов — оказалась, лебеда да щавель, ещё какие-то называли, я не запомнил. Рыбу, что Кукша наловил, пока мы ходили, тоже на костёр отправили, как и небольшую часть вчерашнего лосёнка. Я вскрыл сок, все принесли кружки. Себе с Буревоем налил чуть водки, бабам, хотя какие они бабы, чуть младше или старше меня, девушки скорее, сделал коктейли из водки с соком. Мелким раздал печенье и конфеты, бананы да апельсин почистил. Подождали пока приготовится шашлык, и начали насыщаться.
Ели, пили, жгли костёр. Девушки наши болтали без умолку, мы с Буревоем отвечали на их вопросы о процессе братания и планах на будущее. Говорил в основном дед, я только поддакивал. Мелкие давились газированной водой, пузырьки били в нос, и им было весело. Долго сидели, общались. Все поздравляли нового родича, я ответно поздравлял себя с такой замечательной новой семьёй. Потом местные затянули что-то грустное и протяжное. Я только подвывал в такт — шлягерами из моего времени тут всех только распугать можно, а слов их песен я не знал. Потом, когда дети уже засыпать начали, Буревой вещал про жизнь свою, все слушали. Я сидел уставший, но довольный.
Мне было жаль покинутых родных и друзей, своего времени. Горько было осознавать себя одним во всем мире. Ещё вчера, когда я понял куда и "в когда" попал, почувствовал себя щенком, которого бросили в воду. Безысходность, потеря ориентиров, вся моя жизнь, казалось, рухнула. Но сейчас я обрёл то, чего вчера в этом мире у меня не было. Опору. Точку отсчёта. Новый род и новую семью. Я не знал, сколько и чего нам предстоит пережить, но был готов, по крайней мере морально, сделать все, чтобы люди, которые приняли меня к себе жили лучше. Потому я и улыбался.
9.Деревня на Ладожском озере. Расчетный время — апрель месяц 860 года (8.04 — 13.04)
Утро после пира по случаю моего вступления в род, было не таким тяжёлым, как могло бы быть — спать мы поздно довольно отправились. Экология, наверно, тут получше, да и кислорода побольше, вот и выспался, считай, за четыре часа. Буревой опять разбудил меня с рассветом. Я сделал свой утренний моцион — уже со своей зубной щёткой — и пошёл к деду, учиться жить и выживать в этом мире и в этом времени.
Мы перекусили остатками вчерашнего пиршества, и пошли к сараю, в который вчера сложили принесённые с "плато" вещи. С моим новоявленным старшим братом решили посвятить время инвентаризации новых запасов. Перед этим я сбегал к моим солнечным часам, которые мне дети собрали из щепок и веток, прикинул, насколько надо свои наручные переводить. Оказалось, в расчётах я не ошибся, действительно получилось около пяти часов разницы. Выставил на своих наручных часах уже местное время, и отправился на разбор вещей из будущего.
Проще всего было с инструментами. Для Буревоя было понятно их предназначение, хотя он и удивлялся непривычной для него форме лопат, тяпки, грабель. Только коса вызвала недоумение. Она была в разобранном виде, я собрал её, показал как пользоваться, чуть себе ногу не отрезал. Буревою новое орудие труда понравилось, сказал, сено хорошо заготавливать. Я поинтересовался, а как там насчёт уборки ей злаков — на это дед косу забраковал. Мотивировал тем, что осыпаться зерно сильно будет, серп лучше. Но серпы, железные, даны забрали ещё по осени, как и весь кузнечный и прочий металлический инструмент. Поэтому урожай будем собирать руками. Деду понравились гвозди — их отец Вадима четыре больших пластиковых ведра сунул в мешок, все разного размера. Буревой спросил, насколько много у нас в мире железа, если его даже на лопаты пускают. Я попытался описать миллион тон стали — Буревой натурально охренел. А вот перчатки рабочие, которых целая упаковка была, Буревой однозначно одобрил, нечего руки сбивать. Вернулись опять к вещам.
Одежду, что осталась от меня и моих пацанов упаковали в одну сумку, Буревой потом поделит между нуждающимися, когда холода будут. Дед таки примерил мои лакированные туфли — сказал что хорошо сделано, но неудобно ходить по лесу. Свою обувку он называл поршнями, и она действительно оказалась куском кожи, подвязанной верёвками.
Сгоревшие ноутбук, планшет, телефон — все это было бесполезно для меня и непонятно для него. На всякий случай все сложили в пакет и тоже убрали в одну из сумок. Начали разбираться с едой.
По моим подсчётам, на наш коллектив, род, еды у меня хватило бы меньше чем на неделю, при очень экономичном использовании. Но я не спешил все пустить на пропитание. Ещё на нашем скромном пиру народ удивлялся не столько моим овощам и фруктам, сколько их размерам. То есть морковку они знали, но в три раза меньше и не такую красную. Лук, чеснок, огурцы, яблоки, груши, сливы — все это было знакомо местным, однако в другом виде, отличном от того, к чему привык я. Картошку, помидоры, баклажаны, кабачки тут вообще не знали. Наблюдая за реакцией населения на нашем празднике, а также расспрашивая деда об урожайности местных культур, возникла мысль пустить часть запасов из будущего на семена. Да, вероятность того, что получиться что-либо путное, была мала. Но с другой стороны, здесь и сейчас от нашего урожая напрямую зависело выживание рода, мне это Буревой очень доходчиво объяснил. Поэтому попытаться вырастить рассаду из семян неизвестного качества, да попробовать посадить имеющиеся корнеплоды, даже с минимальным шансом на успех, было необходимо.
Как я ненавидел в детстве огород! На дух просто не переносил! Но судьба распорядилась так, что мои микроскопические навыки огородничества могут сильно помочь в деле выживания нашего небольшого коллектива. В таком ручье деду всё и рассказал. Объяснил про высокий урожай картошки, которая второй хлеб, про томатный сок, который мы вчера пили, начал рассказывать про селекцию и ГМО. На этом этапе Буревой меня остановил, сказал что тут я для него Америку не открыл. Они в этом времени знали и понимали, что из больших и сильных семян получается хороший урожай. Поэтому ещё с зимы все семена на посадку Буревой отбирал лично, чуть ли не поштучно. Так что проговорили вопрос с огородничеством, дед в части посадки моих овощей и фруктов дал мне карт-бланш, из своих у них была репа, капуста, та самая мелкая морковка да такой же небольшой лук, остальное собирали в лесу. Я сразу предупредил, что новые овощи южные, тепла много требуют, и результат непредсказуем, а апельсины и лимоны тут вообще не вырастут. Дед ответил в смысле того, что риск — дело благородное, и попробовать всё-таки стоит. Особенно его мой рассказ про картошку сильно впечатлил. На том и порешили.
Продолжили разбираться с остальным барахлом. Пластиковую тару, пустые бутылки, даже те, что были в из мусорного ведра с "плато", банки из под консервов — все это решили отправить к нашим девчонкам, они им быстро применение найдут. Я предупредил только, что пластик горит сильно, и дым от него ядовитый. Буревой обещал это вбить в голову всему роду, чтобы, значит, не терять ресурс. После его рассказов лёгкая, прочная и герметичная тара, которой и являлись пластиковые бутылки, резко набрала ценности в моих глазах. Металлическую посуду — котелок, миски, кастрюлю из под шашлыка, складной нож, ложки и вилки, банки из-под консервов — тоже отправили девушкам.
Единственное, что я попросил оставить мне, это мою одежду, лекарства, которые нашли в рюкзаке, тесак, и письменные принадлежности. С ними вообще интересно получилось. Записную книжку, которую я привёз с собой мне вручил менеджер по продажам одной международной конторы. Толстая такая тетрадка формата А4, листов на сто объёмом. На переднем форзаце была карта России с указанием филиалов той самой конторы, на заднем — карта мира с той же информацией. Карта Буревоя заинтересовала. Они тут так не делали, в основном, либо запоминали пути-дороги, либо ставили какие-то зарубки и черты на дереве, алели узелки на верёвках. Обещал ему потом все подробнее рассказать. Карты хоть и были нарисованы, что называется, "крупными мазками", однако понятие о географии давали. Если это конечно наш мир, а не параллельный какой. Бумага, ручки, карандаши, органайзер с канцелярскими принадлежностями — все это я оставил себе. Показал Буревою свои записи, буквы, схемы — дед отреагировал нормально. Он пока в ватаге был там насмотрелся на подобные вещи. Мои были пусть и непривычные, но функционально понятные. Про письменный язык самих словен, Буревой сказал что он есть, пишут на бересте и дощечках. Дед даже изобразил несколько значков на земле. Какие-то чёрточки, палочки, кружочки, другие, абсолютно незнакомые мне символы. Судя по рассказам Буревоя, они скорее иероглифы, чем буквы. Каждая закорючка значит целое слово, а то и предложение. Я про себя сделал отметку, что потом надо поподробнее изучить письмо словенское, на всякий случай.
До полудня разобрались с принесёнными вещами, обедать не стали — Буревой сказал, что утром и вечером тут едят. Я спорить не стал, он тут главный. Вместо трапезы мы отправились на лесозаготовки.
Тут с дровами, да и вообще рубкой леса, все тоже не просто. Буревой по ему только понятным признакам определял деревья, которые можно брать на топливо, указывал мне, какие пойдут на строительство, а какие вообще лучше не трогать. Я пытался запомнить, получалось откровенно плохо, мне привычнее такое записывать. До вечера рубили и таскали стволы в деревню. Там все шло своим чередом — женщины занимались хозяйством, дети или помогали им, или собирали дары леса. Девушки наши ходили с корзинками в лес, возвращались с травой, корешками и орехами — для грибов и ягод ещё было рано. Орехи же брали, разоряя зимние запасы белок и другой живности. Кукша, как я понял, ушёл со своим луком на охоту.
Вечером поели, на что ушла ещё часть шашлыка, малая часть других моих припасов, которые мы выделили на текущее потребление, местные продукты. Остальное Буревой подгрёб под себя для более разумного, с его точки зрения, распределения. Я был только "за" — ему виднее, когда и сколько тратить из порядком прореженных запасов, сказывался опыт деда. После ужина у костра с Буревоем и Кукшей обсуждали дальнейшие планы.
Решили переселить меня в более подходящее жилье — уж слишком сильно моя синяя яркая палатка нас демаскировала. Отселяться я буду в тот сарай, где мы разбирали сумки с "плато". Раньше в нем они хранили сети для рыбалки, только их даны (вот уроды!) тоже спёрли. Палатку я решил поставить прямо внутри, благо, размер моего нового "жилища" позволял. Очаг Буревой обещал помочь собрать из камней, тут их много. Так что, "переехали" меня пока ещё светло было, палатка ровно встала на земляной пол. Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и все пошли ночевать. Я после непривычной нагрузки по рубке дров вырубился практически мгновенно.
На следующий день я встал сам, никто меня не будил. Сквозь щели в двери моего сарая пробивались первые лучи солнца. Народ ещё только просыпался, Кукша с какими-то плетёнными корзинами и рыбой, нанизанной на палке, шёл со стороны заводи. Поздоровавшись, я отправился приводить себя в порядок. Буревоя нашёл в другом сарае, поменьше моего, он возился с какими-то странными конструкциями из дерева и верёвок. Сарай оказался местной МТС (моторно-тракторной станцией), правда, без моторов и трактора. В нем были собраны все орудия для сельхозработ, кроме моих, из будущего — их дед спрятал в каком-то укромном чулане у Зоряны. Под рассказы деда начал рассматривать местный инвентарь.
Странная конструкция из острых палок оказалась бороной, непонятное сооружение, похожее на половину остова кресла-качалки — ралом или сохой, если по-другому. Буревой рассказывал мне про орудия труда, показывал что да как, потом хитро улыбнулся, полез в угол сарая, начал ковыряться в земле. Потом победоносно посмотрел на меня, и поднял над головой то ли коготь дракона, то ли гигантский перстень. Обрезок трубы с одним треугольным острым краем, короче. Дед поведал, что этот "сошник" он успел спрятать от данов, перед тем как сбежать в лес. Именно на нем, на этом когте, базировалась зимой его надежда на урожай и выживание рода. Его они одевали на рало, и пахать землю становилось сильно легче. А это было важно — единственного жеребца, который у них был, как впрочем и овец с козами, даны порезали, и пахать Буревой планировал на нас с Кукшей, и девушках — Зоряне, Агне и Леде. Мол, с железным сошником мы теперь толпой нормально вспашем. Я про себя застонал — как тягловую скотину меня ещё не использовали. С опаской спросил, когда пахать будем? Буревой успокоил — сеять станем, когда земля готова будет, дней через тридцать. Осталось только определиться с объёмом вспашки... Успокоил, блин, за месяц я трактор тут точно не найду, как, впрочем, и коня с волами.
Позавтракали жареной рыбой, и Буревой повёл меня в лес. Недалеко от деревни оказалось поле, дед назвал его лядом. Место для вспашки было метров двести в ширину, и метров пятьсот в длину, от озера его скрывал небольшой вал, вроде того, что был вокруг нашей деревни. Моя спина и ноги стали заранее ныть. Это ж сколько тут пахать-то придётся! Это ужас! И все на своём горбу! И как Буревой планировал сам все это делать, с бабами да детьми!? По краям от поля лежали несколько полуобгоревших стволов, сквозь землю уже пробилась трава, мелкая, правда. Судя по всему, на своей спине мне, Кукше и женщинами придётся перепахать гектар десять пашни с дёрном. Я застонал уже вслух. Буревой озабочено посмотрел на меня:
