Завершение проекта Повелитель

— Та-а-ак, параметры хранения, — Андрей читал медленно, и всегда в слух, так он лучше понимал прочитанное, — Температура не должна быть выше минус 90градусов по Ц, иначе объект может выйти из спячки. Температура, при которой жизнедеятельность объекта возможна, от минус 80 — до плюс 80 градусов по Ц. Для обеспечения надежности хранения в контейнер закачан жидкий азот под давлением 120 Бэ-эр, который обеспечивает надлежащую температуру хранения минус 190 градусов по Ц. В простенке из полипро...Хрен выговоришь. Следите за показанием манометра.... Внутренний саркофаг запаян свинцом....

* * *

.... я давно иду на зов. Но только теперь внутри сформировалось четкая уверенность, что не на охоту я вышел в такую даль, не спариваться как другие существа (хотя полной уверенности нет, что не спариваться, вполне возможно, что я только теперь созрел до стадии взрослой особи). Что-то там за краем земли, куда каждый вечер падает раскаленный красный шар, отдавший за день все тепло земле, зовет меня и ждет. Что-то или кто-то имеющий отношение ко мне. И я как множество других, ищущих легкой добычи на закате, устремился за солнцем. Не знаю, что ждет меня там, но каким-то непостижимым образом чувствую, что это мое предназначение. И с каждым днем я все ближе к нему,...к зовущему.

Когда солнце стояло над головой, три особи преградило мне путь. Странно. Видел я их впервые. Но я точно знал кто они — самка, самец, и проводник, который носит икру. Они очень жесткие снаружи, но внутри костей нет. Я не привередлив в еде, но если бы они не напали, вряд ли стал на них охотиться. Добыча неприятна на вкус, и питательных веществ в ней мало.

* * *

В пересохшее горло мясо не лезло. Да и жевать его, когда слюны нет, не особенно приятное занятие, что траву жевать, что бумагу, все едино на вкус. Пить, единственное неистребимое желание гвоздем засело в мозгу. Не могу смотреть, как полковник делает маленькие глоточки из фляжки. Так и подмывает дать ему по сопатке, и отобрать фляжку. Пришлось отвернуться, во избежание. Все-таки разные мы совсем. На его месте, я давно бы попутчику воды предложил. Но он не Федя-Косой, и даже не Шустрый, не с нашей команды. Он типа Ябеды, не пойми что, которое идет с тобой одной дорогой, но пути у вас разные. Ничего, вот сейчас дожую и буду ящериц высматривать. Мясо конечно жесткое и болотом воняет. В уксусе бы его на пару дней, да в коптилку засунуть на сутки. Н-да, научил меня Хаймович в еде разбираться. Впрочем, сало ничего. Глотать можно. Против сала, организм не возражает. Жаль только мало его, на кабане было...

— Пошли, что ли? — спрашиваю я, обтирая руки, об штаны и отрывая зад от горячего песка.

— Пошли, — кивает полковник.

Разговорчивым его назвать трудно. Все что-то думает про себя, соображает. И непонятно, чего он на самом деле хочет, и чего в следующую минуту от него ждать? Хаймовича я тоже внутренним взглядом прощупать не мог, и не болтал он попусту. Но Хаймович свой до мозга костей, почти отец мне. И его молчание не напрягало. А этот... Да и пес с ним, пусть думает. Дойдем до города. Поможет Джокера взять за мягкое место, и хорошо будет. А не поможет, сам не пальцем делан. По обстановке сориентируюсь.

К полудню мы миновали большой овраг. Даже не овраг, а дыру в земле. Песчаные дюны раздались в стороны шагов на двести, обнажая желтую глинистую почву потрескавшуюся, под солнцем. Посреди образованного пятна земля треснула и разошлась метров на десять. Заглянув с обрыва вниз, почувствовал как снизу из темноты (трещина оказалась глубокой, что солнце не доходило до дна) на меня дыхнуло сырым горячим дыханием, словно там внизу кипел чайник и паром обдало.

— Там что-то есть, — сообщил я Сивучу, прощупывая темноту. Что-то там копошилось. То ли нору там себе устроило, то ли просто так жило. Не понятно. Чем оно там питалось? И как по обрыву туда-сюда лазило? Но там, как мне показалось, была вода. Эх! Жалко веревки нет, я бы туда спустился.

— Оно тебе надо? — равнодушно спросил Сивуч.

Мне "Оно" конечно, было не надо, не нападает, и ладно. Можно спокойно топать дальше. Сивуч по большому счету прав. Но его слова меня взбесили. Ничего ему не интересно. Готов был об заклад побиться, что и подземелье под институтом его интересует с одной целью — взорвать. А что там, как там, ему до фонаря. Кто там жил? Какие создания? Как все устроено? Зачем и почему? Абсолютно безразлично. Мне только непонятно, как с таким равнодушием можно жить? Взорвет он, допустим, институт, к ядреной Фене. А дальше? Чем жить будет? Каким интересом? Чужая душа потемки. С детства темноты не люблю.

Даже Роза моя, светлая такая. Не обличьем, не цветом волос. Они у неё цвета вороньего крыла, что синевой отдает. А душой, сердцем. Бывает, прижмется ко мне, и я чувствую, как она изнутри вся светится. Так хорошо нам было вдвоем.

— Ты прав полковник, нас город ждет. Топаем дальше.

* * *

Андрей проснулся, когда луч солнца пробился через отдушину в подвале и упал на его лицо. Сивуч сморщился от головной боли. В голове булькало. Мозги, кажется, стали жидкими и переливались из стороны в сторону, стоило голову наклонить чуть в бок. Он поднялся с топчана. Зачерпнул ладонью пригоршню воды из корыта и ополоснул лицо. Какое это оказывается блаженство — вода. Вода за ночь отстоялась, и казалось чистой. Пахла по-прежнему не ахти, но после стольких дней без воды, и когда каждый глоток считаешь, запахом можно пренебречь. Под утро Андрей вскипятил на костре с полведра и напился от пуза. Может это вода в голове плещется? Подумал он. Хотя плескаться ей положено было в другом месте. И она оттуда уже просилась наружу.

Никуда не пойду, пока все не дочитаю, угрюмо решил он. Чтение не было самым любимым занятием Сивуча. Читать его отец учил через "нехочу", используя в качестве побудительного мотива широкий офицерский ремень. Без обид. Его ремня все воспитуемые отведали. Потому и слушались его по привычке, когда до бойцов выросли. А если Андрея он порол на глазах Трисеева, или того же Пермякова, какой для них Андрей авторитет? Если такой же поротый? Эх, и чего там дальше?

А дальше надо было закопать Опраксина. Не по-людски это. Да и пахнуть он начал. Только чем? Подразделение из инвентаря оставило в подвале лишь ржавое ведро, да обломок лопаты.

Андрей, выйдя из подвала на улицу, зажмурился от яркого света, и сразу взмок от жары. Рядом с домом под засохшим кустом шиповника был свежий холмик с крестом из связанных палок. Вот значит, где упокоились Кочур, Курбан, и Пермяков. Пусть земля им будет пухом. А Опраксина мне хоронить оставили? Н-да, его при жизни никто не любил, и хоронить не стали. Ничего другого, кроме как раскопать свежую могилу, и добавить в нее прапорщика, Андрей придумывать не стал.

Разгребать холмик обломком лопаты оказалось не так быстро, как думалось. Пот застил глаза, скатывался со лба через брови, стекал ручейками за ушами, по шее, по спине, пропитывал куртку под мышками и на груди. Постираться бы..., мечтал Андрей. Несло от него как от потной лошади. И лошадью тоже несло. Неделю назад его Фроньку на мясо пустили. Утирая пот со лба рукавом, он вдруг почувствовал на своей спине взгляд. Резко повернувшись, обнаружил давешнего незнакомца в черном блестящем панцире из скорлупы местных жуков переростков. И не жарко ему? Незнакомец, молча стоял у дома напротив, и наблюдал за Андреем. Бросив прощальный взгляд, развернулся и ни слова не говоря, пошел вдоль улицы.

— Эй! Ты! Как там тебя?! Иди сюда, поговорить надо! — крикнул Сивуч, инстинктивно, понятия не имея, зачем ему собственно этот пришлый. И о чем с ним говорить? Но тот к крику Андрея остался безучастен, словно оглох.

— Стой! Стрелять буду!

Сивуч вытащил из кобуры незаряженный пистолет и побежал за незнакомцем. Но тот нырнул в ближайший подъезд. Когда запыхавшийся Андрей распахнул скрипучую дверь и ворвался в подъезд, то чуть не напоролся на острие ножа, упершегося ему в горло. Пистолет, ломая пальцы, вывернулся из его руки и перекочевал в руку незнакомца.

— Что тебе нужно? — прошипел незнакомец.

— Я? Мне? — растерялся Андрей.

— Тебе.

— Поговорить хотел. Хотел узнать как вы тут живете? И вообще..

— Нормально живем. А вот, что тебе здесь понадобилось?

— Мне нужно знать, где стоит здание института.

-Чего???

Андрей запоздало сообразил, что сморозил глупость. Еще сказал бы: Не подскажете, как пройти к ядерному реактору, и где там у него кнопка?

— В общем, так, — продолжил незнакомец, сурово смотря из под края своей уродливой черной каски, — твои люди одумались и вернулись в лес. И тебе советую пойти за ними, если жизнь дорога.

— Не пугай, пуганный, — ощерился Андрей.

— Ну, значит, тебя это не расстроит.

Незнакомец коротко замахнулся, чтобы врезать Сивучу по голове пистолетом, но тот был наготове. Резко пригнувшись, он бросился на черного, ударив его лбом в нос, а руками пытаясь поймать руку с ножом. И они упали на бетонные ступеньки лестницы, ведущей на первый этаж.

* * *

Повезло. Полковнику повезло один раз, а мне дважды. После выпитого содержимого пузыря ящерицы, кислого, с неприятным запахом, сравнимым разве что с протухшей рыбой, жажда мучить перестала. А после второго, так стало вообще хорошо. А вот, что было плохо... Словом, когда я развязал вещмешок, на меня дохнуло разлагающимся кабаном. К концу второго дня пути мясо испортилось. Такое бы не случилось, будь у нас соли побольше, и жарили бы подольше. Эх! Мать моя женщина! А отец мужчина! Жалко столько продуктов выкидывать, а делать нечего. Перебрали с полковником куски, что меньше пахли, обглодали, остальное выкинули на песок. Смотрю с сожалением, как катятся куски отборного мяса вниз по бархану, наматывая на себя песчинки, превращаясь в этакие песчаные мячики. И вдруг на моих глазах они втягиваются внутрь бархана. Словно у песчаного холма открылся рот.

— Гы?! — указываю я пальцем полковнику. И на моих глазах бархан втягивает в себя последний кусок.

— Что?

— Ты, что не видел?

— А что я должен был видеть?

Вот пень дырявый, проглядел.

— Мясо наше песок всосал на моих глазах, смотри. Ни одного куска не осталось.

Но этот баран упрямый даже вниз не глянул, а озабочено посмотрел на меня.

— Перегрелся ты Максим на солнце. Может голову тряпкой какой прикроешь?

— Да пошел ты!

И мы пошли дальше. Увиденное, не давало мне покоя. Что это было? И стоит ли этого опасаться? Загадка. Впрочем, вскоре я о происшедшем забыл.

Мы увидели нечто. Сначала заметили стайку мелких существ, размером с кошку, которые подчистую объедали редкие кустики перекати-поле. Сивуч всадил стрелу в одно из них. Да не в перекати-поле, в животное. Остальные отбежали подальше до ближайшего куста, и принялись жевать этот совершенно сухой несъедобный продукт местного производства. Словно ничего и не произошло. Наше появление и потеря сородича, их не сильно обеспокоило. Видимо, с людьми им встречаться не доводилось.

Мы же, осмотрев добычу, единогласно признали в ней зайца, и честно, поделив тушку пополам, съели. Ну и что, что уши у него короткие, а лапы широкие? А мордой он совсем на зайца не похож? Ну и что, что рожки на голове? Какое нам дело до его семейных проблем? Ну и что, что есть нам не хотелось? И заяц этот по вкусу был как тот сухостой, что он жевал. Главное это было еда. Потому, как неизвестно когда еще поесть придется. А оставлять на потом на такой жаре мясо, лучше сразу выкинуть. И тут появились они... Поначалу я принял их за собак. Но как-то странно они бежали, переваливаясь и припадая на передние лапы. Когда они приблизились ближе, я увидел, что у этих уродцев задние лапы короче передних. Зайцы наши задали стрекоча. И мы убедились, что с такими широкими лапами по песку бегать им легче. Они почти летели, легко отталкиваясь от вязкой и сыпучей поверхности. Четыре собаки погнались за ними. За песчаными зайцами, гнались песчаные волки. Поистине, как говорил Хаймович: Быт определяет сознание. А так же окраску, особенности тела, и пищеварения. Ну, последнее он не говорил, это я уже отсебятину попер.

Умчалась толпа и ладно. Но то, что они вернуться через полчаса, я не знал. Затылком почувствовал.

— Сивуч! Сзади!

То ли охота у волков не удалась, то ли аппетит приходит во время еды. Но волко-собаки вернулись, и напали сзади. И тут мы убедились, что не так уж они несуразно сделаны и неловки. Спина к спине мы стать не успели. Все произошло слишком быстро. Я повел тесаком перед собой и собака отскочила. Обнажая от досады кривые желтые клыки. Сивучу повезло больше. Он сходу шашкой рубанул, рассадив псу плечо и ребра до самого сердца. Трое против двоих. Уже не плохо. Может быть, все бы так быстро и закончилось. Но псы, не взяв нас с наскока, отошли на безопасное расстояние и остановились в ожидании. Полковник потянул стрелу из колчана за спиной.

-Фьють!— пропела стрела. Собак почуяла и в последний момент увернулась. Стрела глубоко зарылась в песок.

-Фьють!

И опять мимо.

— Однако на них стрел не напасешься, — сказал Сивуч, задумчиво прицеливаясь, выбирая в какую из них пустить. Собаки кучковаться не стали. Они разбежались на три стороны. Двое по бокам, а одна позади нас. Та, что лежала рядом ощутимо воняла падалью. Но не потому, что успела протухнуть. В питании была неразборчива.

— Чуешь полковник, чем пахнет?

— И ты так пахнуть будешь, если не перестанешь умываться по утрам, — оскалился Сивуч.

Это он намекал, что мой вещмешок, где мясо лежало, пах теперь не очень.

— Дожить бы нам до утра, — обронил я, предчувствуя дальнейшее развитие событий.

То, что они теперь не отстанут, я не сомневался. А ведь солнце на закате. И костра разжечь не с чего. Ситуация.

* * *

Вот и все. Распростертое тело, так неудобно лежащее на ступеньках с ножом, воткнутым подмышку. Лезвие было достаточно длинное, чтобы достать до сердца. Андрею не в первый раз приходилось убивать человека, вернее нелюдь, как определил он незнакомца. Сколько их было на его счету? Он никогда над этим не задумывался, не считал, и не помнил их лиц. Сколько поселений прошли, столько трупов. Помнил он только первого.

Было ему лет 15 или 16, когда отец впервые взял его на зачистку территории. И хоть Андрей уже неплохо рубил ветки шашкой, неплохо стрелял из лука. Но все оказалось не так, как он себе это представлял. Мутант не ветка, и ни в какую не хотел умирать. Наоборот, он пытался убить Андрея. И лишь когда шашка младшего Сивуча вошла мутанту в мягкое брюхо, Андрей запомнил и тот стекленеющий взгляд, полный боли и ненависти, и то с какой легкостью вошла сталь в теплое, живое тело. Переболев одну ночь, он больше никогда не смотрел тому, кого убивал, в глаза, никогда не останавливался на полпути добивая врага, не обращал внимание на то, кто перед ним: женщина, старик, ребенок. Это все были нелюди. А значит, места им не было на этой земле.