Остаться человеком

Небо искрилось тысячами молний. Это было прекрасно. Словно на черном бархате блистали сотни ожерелий, цепочек и бриллиантов, словно на черном шелке волос красавицы переливалась драгоценностями золотая сетка. Да, наверное, небо здесь было роковой женщиной — своенравным и волшебно красивым, а во время шторма оно — она? — завораживало, как гнев примадонны...

Это было ужасно. Каждая такая драгоценная вспышка могла в секунду сжечь город. На этой планете все постройки находились под силовыми куполами. Если строители экономили и не ставили защиту, то рано или поздно им приходилось раскаиваться в своей жадности. Похоже, эта земля не любила людей, и старалась всячески уничтожить если не их, то хотя бы то, что сделано их руками.

Аля вспомнила историю, которую ей рассказывали, уже давно. Кто-то выключил купол над городком как раз перед грозой, и от нескольких тысяч людей остался один черный пепел. Впрочем, ненадолго. Городок находился близ урановых копей, а рудники — слишком ценны, чтобы надолго оставлять их без присмотра.

Вопреки жестокости природы, а может — благодаря ей, Аля любила эту планету-завод, планету-рудник, планету-месторождение. Здесь у нее семья, дом. Неважно, что семья — один черный кот, а домик — вагончик близ завода по обогащению урановой руды. Да-да, того самого, что сожгла гроза десять лет назад.

Але нравилось ее одиночество, здесь оно было необходимо, что ли. Наверное, то же самое ощущают эскимосы в своих ледяных пустынях на Земле. Да, Земля...Аля, впрочем, не понимала, почему ее собеседники так вздыхали по Прародине. Они говорили ей: 'Там голубое небо, зеленая трава. Там свежий воздух и чистая вода, там хорошо...'. Ее это не впечатляло. Собеседники платили тем же — они не могли взять в толк, что планету рудников тоже можно любить. Хотя, если бы Аля помнила Землю, она тоже, наверное, тосковала и рисовала бы только голубое небо и зеленую траву.

Больше всего она любила рисовать. Иногда она копировала картинки из земных журналов, чаще — родные пейзажи и грозовое небо. Порой рисунки вырастали в картины.

Дяде Джону больше других нравились рисунки шторма.

Традиция — сосед приходил с гостинцем из поездок, а она дарила ему свои творения. Куда и зачем он ездил, и ездил ли вообще, Аля не знала, просто неделями в его доме — другом вагончике — вечером не горел свет, а днем дядя Джон нигде не появлялся. Это, по ее мнению, означало только длительные командировки.

На столе блеснул диод, значит, кто-то пришел. Аля отложила кисточку и включила визор. Сверток с бантом заслонил весь экран, не позволяя разглядеть гостя, но Аля и так знала, кто пришел. Она побежала открывать дверь. Дядя Джон торжественно, на вытянутых руках, внес подарок. Он раздувал щеки, картинно хмурил брови — изображал фанфары. Это тоже было частью традиции. Аля первым делом накинулась на подарок. В свертке оказались фильмы, с сурдопереводом — ура! Аля кинулась на шею дяде Джону; тот смеялся.

— Чайку поставь, — прочла она по губам.

Кивнула, дескать, сделаю. Спохватилась — в доме-то беспорядок! Она разомкнула объятия и пошла убирать в комнате, она же гостиная, она же кухня, она спальня и кабинет. Единое пространство, усмехнулась Аля, совсем как в старых журналах по дизайну. Краски в шкаф, чашки на стол, гостя на стул, а еще печенье, ложки и заварка. Вроде все.

Дядя Джон, прихлебывая чай, что-то говорил ей. Наверное, делился чем-то своим, для него интересным и важным. Может, о своей жене — у него должна быть жена на Земле — или о своей работе. Вот как улыбается — так улыбается мать, рассказывая о своем ребенке. Дядя Джон знал прекрасно, что у нее нет слуха, но, тем не менее, любил, когда Аля делала вид, что слушает его. У нее это хорошо получалось — она ахала, смеялась и печалилась в нужных местах. Дядя Джон был одним из немногих, кто относился к ней, как к человеку, в его глазах не плескалась жалость при взгляде на ее покрытое старыми ожогами лицо.

Ожоги — единственное, что осталось ей от прошлой жизни. Как она их получила, где — она не помнила, как не помнила, что было до этой планеты. Память ее начиналась с раннего утра в больничной палате. Белый до рези в глазах потолок, заботливые медсестры и разводящие руками врачи. Ей сказали, что она выжила чудом. И все.

Она только знала, что в той жизни она была счастлива. Наверное, были родители и большой дом — может, даже на Земле. Да, это здорово — жить в большой семье, ходить в школу, дружить и воевать со сверстниками. Хотя неизвестно, что лучше для нее. А вдруг глухота ее врожденная? Тогда и на Земле ей пришлось бы несладко. Может, ее болезнь излечима, может, нет — поди знай...

От размышлений Алю оторвал гость, он поставил свою чашку прямо перед ней и знаками пояснил: 'Налей еще'. Она послушно наклонила чайник.

Дядя Джон отхлебнул и указал на шкафчик, где хранились ее папки: 'Давай посмотрим, что нового ты нарисовала'.

Они вместе стали смотреть папки. Дядя Джон что-то говорил, иногда писал в блокноте, что ему нравится, что нет, Аля яростно отписывалась в ответ. Это тоже было традицией.

На одном из рисунков он замолчал. Надолго. Аля глянула — как обычно, из серии 'Шторм'. Черный шелк и драгоценности. 'Можно, я возьму?'— спросил он взглядом. Аля, конечно, кивнула. Дядя Джон вернулся к созерцанию. Аля подумала, что это так приятно, когда твои картины ценят, и преисполнилась молчаливой благодарности к своему другу.

Дядя Джон ходил к ней в гости, дарил подарки и восхищался ее картинками. Единственный, кто дарил ей душевное тепло, кто не забывал ее и ценил. Аля подумала, что ей редкостно повезло — не у всякого есть такой друг.

Но тут его взгляд изменился, теперь он смотрел не на рисунок, а как-то сквозь. Так делают, когда прислушиваются к чему-то. Аля двинула рукой, дядя Джон прижал палец к губам. Аля замерла. Что же он услышал? Сейчас она отдала бы все на свете, чтобы вернуть слух. Что там, за окном?!

Дядя Джон медленно отодвинул штору и — весь как-то поник, сгорбился. Повернулся к Але; она поразилась внезапной перемене. До того в его глазах постоянно жил небольшой такой, азартный шторм, очень похожий на реальный своими силой, целеустремленностью, противоречивостью. А теперь шторм исчез, ушли куда-то сила, задор, и дядя Джон превратился в медузу. Аля видела в кино медуз — вялые, какие-то безнадежные создания. Вот и сосед очень походил на человека, потерявшего надежду.

Он прикрыл глаза и откинулся на стуле. Аля посмотрела на его руки. Костяшки заострились, пальцы удлинились и приобрели металлический блеск. У Али встали дыбом волосы — генетическая модификация?

Она читала, что люди, модифицированные генетически, непредсказуемы и любят убивать. А вдруг он сейчас бросится на нее?

У некоторых медуз есть яд.

Аля бросилась к окну. Какие-то тени. Люди. Много людей. И с оружием, они что — штурмуют ее дом?

Дверь разлетелась в щепы. Человек в маске повел автоматом, за ним в комнату ворвались еще двое. Аля увидела колкую вспышку и почувствовала странный резкий запах. Что-то пролетело мимо; старый ожог отозвался болью. Она посмотрела вслед — кусочек злого металла унесся, оставив дырку в стенке вагончика.

Аля резко обернулась, волосы взметнулись, мешая видеть. Она нетерпеливо откинула их — отодвинула, словно штору. Совсем как в кино про женщин-космонавтов, им тоже мешали волосы в невесомости.

Невесомость, казалось, завладела всеми. Нападавшие застыли в неловких позах, дядя Джон замер в прыжке, а руки его — его пальцы превратились в острейшие кинжалы. Стол кренился, чашки и ложки летели со скатерти, Аля видела пули, что завязли в воздухе, как мухи в меду. Она успела заметить, что нападавшие были молодыми ребятами, и что глаза их полнились яростью, ожиданием смерти, и отчаянным желанием остаться в живых. У одного маска стала мокрой на лбу, а другой схватился за автомат, словно утопающий за спасительную руку. Аля восхитилась, как гибко изогнулся дядя Джон — как лесная кошка, как яростная пантера. Вот бы нарисовать...

'Кого они боятся? Дядю Джона? Не может быть!' — подумала она.

Миг растянулся в вечность...

...Вечность лопнула, и дядя Джон приземлился на того, кто вбежал первым. Опрокинул, полоснул, не глядя, — внутренности склизким комом плеснули на пол. Прыгнул к следующему — из рассеченного горла забила кровь, прямо на Джона, и не попала, — тот уже выбил автомат из рук третьего, вместе с пальцами, и проткнул ему грудь.

Кусочки пальцев спецназовца раскатились по полу. Аля, схватясь за стенку, смотрела, как большой палец мертвым колобком подкатился к ее ногам. Грязный ноготь с заусенцами уткнулся в щель между листами ДВП, чистый, ровный срез уставился на нее недобрым красным глазом с белым зрачком-костью.

Алю вырвало прямо на этот палец.

Дядя Джон медленно вытащил свои руки из хрипящего человека, тот повалился худым мешком. С пальцев-кинжалов стекала кровь. Убийца подошел к мойке, повернул кран и подставил лезвия под струю воды. Алю вновь замутило, колени подогнулись, и она осела на грязный пол.

Вдруг Джон резко присел, капельки веером разлетелись от его пальцев. Аля отдернула голову — нож-мизинец едва не коснулся её лба. В вагончике слишком мало места. Через трупы полетела черная кругляшка и ударила по глазам ярким, жутким, болезненным светом. Аля зажмурилась, цветные круги закружились под веками.

Когда зрение вернулось, она увидела, что дядю Джона — нет, убийцу, мутанта! — другие люди в масках прижали к полу. Ее висок холодило, она скосила глаза — что-то блестящее, металлическое обхватывали безжалостные пальцы. Другие, живые. Аля вспомнила жуткий красный глаз, и ее тело затряслось в спазме.

Аля поймала взгляд мутанта. Он смотрел умоляюще, извиняясь, словно просил не забывать. Джона зажали меж силовыми щитами и повели прочь.

В вагончик осторожно ступил полицейский. Он осмотрел побоище, покачал головой и подошел к Але. Посмотрел на спецназовца, покрутил пальцем у виска, что-то сказал, и металлический холод исчез. Теперь дуло смотрело ей в грудь. Полицейский досадливо покосился на упрямого солдата и обратился к Але. Она показала на свои уши: 'Не слышу'.

Констебль присел на корточки и вытащил блокнот с карандашом.

Еле разбирая неровный почерк, Аля прочла: 'Помнишь историю с урановыми рудниками? Когда выключили купол? Это сделал твой друг'.

Дядя Джон?! Она схватила блокнот, перечла еще и еще. Нет, этого не может быть! Она подняла глаза; полицейский кивал — печальная мудрая черепаха.

Руки вдруг задрожали. Руки? Нет — затряслись стены, а под ногами заработала турбина. Аля почувствовала всем телом вибрирующий, грозный гул. Что это?

Констебль прижал ее к полу, все вновь залило беспощадным светом. Опять та кругляшка? Но почему так дрожит пол? Аля закрыла глаза ладонями, не помогло — вновь поплыли круги под веками. Видать, ей суждено и зрение потерять.

Гул прекратился, полицейский отпустил ее. Аля подняла голову — стен не было, с деревьев исчезла листва, трава лежала, словно по ней проехал каток. 'Это свет так сделал?' — не поняла Аля.

Спецназовцы вдруг сорвались и побежали куда-то, один остался, держа ее под прицелом. 'Да что происходит?' В голове Али все смешалось — подарок, Джон, пальцы-кинжалы, свет, спецназ... Из горла вырвался мучительный, неслышный ей стон.

Полицейский вытащил из кармана телефон, губы его зашевелились. Потом он вынул блокнот из ее пальцев и снова стал писать. Аля впилась взглядом в пляшущие строчки: '...купол выключил...' Это она уже читала. А, вот: 'Твой друг успел взорвать урановый завод'.

'Какой он мне друг?!' — хотела крикнуть Аля. Но...она вспомнила сверток с бантом. И его внимание к ее рисункам. И его необыкновенные глаза. Его чашку, с зайчиком на боку, и красивые пальцы дирижера. 'Да, он мой единственный друг', — согласилась она. И тут же сердце сжалось: 'Что с ним?'

Непослушными пальцами, ломая грифель, она кое-как написала: 'Джон жив?'

Полицейский начертил в ответ: 'Не знаю, мы его упустили'.

Горький, химический дым защипал глаза. А может быть, слезы. Аля посмотрела на небо. Сотни ожерелий, бриллиантовых цепочек били с черного бархата в начавшийся пожар. Это было ужасно, это было прекрасно...

Часть четвертая:

Game over

От автора:

Компьютеры ворвались в нашу повседневность менее двадцати лет назад, но уже сейчас полностью подчинили нас себе. В сети на жестких дисках мы сохраняем фотографии, музыку и тексты, наполняя виртуальное пространство нашими радостями и обидами, восторгом побед и горечью поражений. Мы наполняем сеть жизнью. Как когда-то Создатель вдохнул душу в глину, так и мы наполняем сегодня бесконечное информационное поле частичками нас самих...

Когда-нибудь, наш гомункул проснется, и...

Если честно, мне становится страшно, когда я представляю себе, что же может статься...

Здесь представлены три истории. Сегодня, написанные чуть больше четырёх лет назад "Брутальные схватки...", расползлись по всему интернету (нередко без указания авторства), печатались в газетах, попадали в электронные и бумажные сборники... жили своей жизнью, на которую я уже не влиял. Единожды выпустив текст в сеть, отправил в самостоятельный полет. И всё же, "Схватки", лично для меня, были и остаются лишь маленькой литературной шуткой, написанный на конкурс "Кибертрон". Сегодня же, я хочу представить уважаемому читателю всю трилогию, первая часть которой — "Сделана в России" была написана в конце 80-х годов теперь уже "прошлого" века, а в 2007, лишь доработана — с учетом нынешних реальностей. Да, специально для знатоков процесса: ни "Дума", ни "Кваки" тогда и в природе не было. Несколько лет оставалось до появления "Дюка", тогда в редкой квартире можно было встретить самодельной сборки "Спектрум"... а рассказ был написан. Угадал? Предвидел? Нет конечно. Предвидят писатели уровня автора "Сожжение Хром", а я просто сунул руку во вселенскую кладовую знания, да и вытащил на свет эту историю... мне тогда и двадцати не было. Короче, иногда такое случается.

Сделано в России

...Lucas Arts Entertainment порадовала своих поклонников великолепной игрушкой...

Журнал 'Игромания'

Loading... please wait

Коробку с DVD украшала кособокая голограмма, явно пиратская: 'STAR WARS: KNIGHTS OF THE OLD REPUBLIC IX . Version 1.0. Полностью на русском языке. Made in Russia'.

Я с нетерпением ждал загрузки нового шутера. Восемнадцать гигабайт на жестком диске обещали 'незабываемый вечер в самых красивых уголках галактики', если повторять этикетку. А если проще — просто хороший вечер.

На кухне гремела кастрюлями супруга. Ужин готовила. Что значит ужин в сравнении с суперигрой?

Компьютер завершил установку, и я, предвкушая наслаждение, надел новенький нейрошлем, специально купленный для этой игры, и отрезал себя от реальности. Привычно вздрогнув от холодных присосок мнемоюстов, я позволил миру исчезнуть...