Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Эту ставим обратно на своё место! А где, ты говоришь, кладовка? Показывай!
Коля, довольный оказанным доверием и вниманием, проводил нас к двери и открыл её:
— Вот тут сколько всего!
Действительно, по нашим теперешним делам тут было целое богатство. Комната, узкий пенал глубиной два и длинной пять метров была по всему периметру заполнена полуметровыми в ширину стеллажами, на которых лежали продукты и нужные в хозяйстве вещи.
Интересно, оно сразу тут было, или, когда мальчишки копать начали, появилось? Ни пылинки. Ни запаха. Уголь в ведре под печкой должен пахнуть. Тут всё должно им провонять! Запаха нет! Его словно прибавили только что, сейчас. В нос ударил ядрёный чесночный аромат. Сухих колбас, подвешенных в проходе под потолком и сала, завёрнутого в кусок холстины. Сейчас умру! Захлебнусь слюной и умру.
— 'Шпингалет', где доски для нарезки лежат?
— Там в ящике стола у печки. Доставай бегом.
— И нож?
— И нож, только аккуратнее. Не порежься.
Сложно сказать чего тут нет. Было всё в приличных количествах. Брезентовые рукавицы. Свечи парафиновые, тут их три ящика, а ламп десять штук, не считая той что на кухне. На полу — канистры, бутыли, ящики. На полках — коробки, свёртки, пачки, мешки. На одной стороне — продовольствие длительного хранения, на другой — промышленные товары. Быстро пробежался по тому, что на глаза попадалось, а они от жадности разбегаются, фокус теряют.
Сухофрукты, чай 'со слоном', соль, солдатская тушёнка в банках, где мясо, а не "ухо-горло-нос-сиськи-письки-хвост". Сушёная морковь. Сушёный лук. Сухое молоко. Масло топлёное вологодское в маленьких деревянных кадушках. Сырные головки, сахарные головки в пергаментной бумаге. Мука и крупы в мешках. Какао-порошок 'Золотой якорь'. Под потолком висели кольца сухой колбасы. На стене вязанками косицы лука и чеснока. Синие солдатские шерстяные одеяла. Простыни пачками. Мыло хозяйственное и банное. Полотенца вафельные пачками. В холщовых мешках слегка пожелтевшая советская офицерская форма номер раз, брюки и белая рубашка. Панамы. Отдельно стоял медный самовар на подносе, рядом колено трубы с ручкой.
— Всё, Петруха, помираю!
— Зачем? — испугано встревожился молодой.
— За шкафом! От счастья неимоверного. Коленька, иди родной — я тебя обниму. Какой ты у меня. У нас — молодец!
Довольный Колян пришёл обниматься.
Я поднял его на руки и спросил:
— Письмо здесь нашёл или в буфете?
— На-а, в шкафу! — продолжать он не стал, осёкся.
А я напрягся.
— Ну пойдём посмотрим, что там в шкафу есть. Чего здесь нет.
С Колькой на руках мы подошли к шкафу, я, не опуская его с рук, открыл дверцу и присвистнул от увиденной картины. На верхней полке лежала деревянная кобура в оплётке из кожи с портупеей и ремнём, на который были надеты четыре кожаных чехольчика кармашка под обоймы. Ниже на полке лежали пятидесяти патронные пачки с маузеровскими 7.63х25 патронами. А в шкатулке из дуба он же, приклад лежит — смерть врагам советской власти, 'Маузер К-96 Боло'. Двенадцать пачек и двенадцать пятидесяти патронных пачек 9х29R или 38 Special. Сердце охолонуло догадкой. Я так по-доброму посмотрел в глаза Коле и спросил:
— Ты куда, отрок, второй пистоль спрятал? Неси давай — он тебе без патронов все равно не нужен, а все патроны здесь на полке лежат.
Колька повинной серой мышкой шмыгнул наружу и принёс небольшой револьвер в кожаной кобуре с пятикамерным барабаном.
— Ладная игрушка. Студент! Вскрытие показало, что клиент не в меру шустр и ушл, так что глаз да глаз, пока мы юное дарование не потеряли. Ты меня понял? — я помотал револьвером перед его носом. — Это — тебе, но никаких кобур — закажем такую же поясную сумку, как у меня для скрытого ношения, а пока пусть тут полежит. На будущее, Коля, больше так не делай — оружие это важно и, не дай бог, оно попадёт не в те руки. Чтобы большого расстройства у тебя не было — вот забирай.
Я протянул ему настоящий армейский бинокль в кожаном футляре с нижней полки шкафа. Там лежало две штуки, так что ничего критического важного, если он его разобьёт или потеряет, не случится.
— Будешь у нас наблюдателем! — Я взъерошил пальцами волосы у него на голове.
Петрович кивнул в знак согласия и сообщил:
— Лампы пустые.
— Конечно, пустые — керосин на полу в десятилитровых канистрах стоит.
— Откуда вы знаете?
— От ума. Ламп и канистр ровно одинаково десять. Точно такая же жестяная стоит под плитой, у неё пробкой на цепочке носик заткнут. Бери её и заполни три лампы. Не переливай! Коля, где доска и нож? Будем резать сало и есть кашу с тушёнкой, а для этого сейчас затопим печь и вывалим это всё на сковороду.
Сковороды и кастрюли лежали справа от печи в шкафчике, наверху — чугунные сковородки, внизу — эмалированные кастрюли. Сковородок было три: большая, средняя и маленькая для за жарки и пассировки. В ведре под плитой находился не уголь, как я сначала подумал, а топливные брикеты.
Заправив топку совком брикетов я плеснул немного керосина на один из них. Повернул шиберную задвижку на трубе и запалил спичкой мокрый брикет. Пламя весело побежало по угольному окатышу. Закрыл дверцу, открыл поддувало. Внутри сразу загудело пламя. Проверил духовку и нашёл там решётку, противень и две хлебные формы.
От нагревающегося чугуна запахло сгоревшей пылью и окалиной. Так всегда бывает когда долго не протапливали чугунную печь.
Студент справился с лампами и сейчас расставлял их по периметру комнаты.
— Одну сюда давай, другую на стол, а третью пока на буфет поставь. Если не сложно — сходи с Колей за водой, набирай по пол ведра, он пусть тебе светит. Воду сливайте в бак у мойки. Я с готовкой разберусь.
Ребятишки мои ушли, а я стал проводить углублённый осмотр.
В шкафчиках под столешницей лежали несколько кухонных полотенец. Достал одно и повесил на крючок у умывальника. Принёс мыло из кладовки и положил в стоявшее рядом на полке фарфоровое блюдечко со сбитой кромкой.
Студент вылил почти два полных ведра в бак и пошёл ещё.
Ковшиком на длинной ручке я заполнил пустой рукомойник. С удовольствием скинул рубашку и помыл руки, шею и лицо. Отсутствовал звук утекающей воды и мне стало интересно, что там под мойкой — ведро или труба? Оказалась толстая чугунная труба, которая уходила неизвестно куда, но принимала воду без ограничений, как сейчас так и впоследствии.
На полках вдоль другой стены в жестяных банках обнаружились пакетики со специями. Среди них завалялся пакет сухих дрожжей. Под левой столешницей внутри лежали разделочные доски, широкие миски, сито, миска с серой солью. В другом шкафчике — керамические поливные горшки и чугунный сотейник.
Сходил в кладовую — пришлось брать лампу, нашёл мешок с мукой. Набрал её большой ложкой в подходящий, по моему мнению, для хранения керамический бочонок с крышкой. Таких несколько, потом наберу в них круп. Попробовал муку на язык. Ржаная, то-то меня её серый цвет смутил. Нашёл пшеничную, но помол тоже грубый. Так даже лучше — мне не для батонов и оладий, хотя оладьи из такой муки самые вкусные. Достал медный чайник с деревянной ручкой, сполоснул его и поставил на плиту — пусть греется. Посмотрел что в верхних ящиках, там столовые и кухонные приборы разложены в два ящика по деревянным клеткам. Евро-кухня по стандартам 30-40 годов двадцатого века. Нашёл жестяную трёхлитровую квадратную банку с оливковым маслом Экстра Вёржен.
— Это не годится!
Туплю — вот же оно самое лучшее. Вологодское топлёное. Только сейчас обратил внимание, что в кладовке заметно прохладнее чем в зале. Дверь тут нужно держать закрытой, еще не холодильник, но всё же.
— Зачем мне сейчас масло?
От обилия впечатлений голова совсем перестала работать. Скрутил с косицы пару луковиц и головку чеснока. Со стеллажа взял банку тушёнки.
— Так-то лучше будет.
Тушёнку вывалил на сковороду вместе с мелко нарезанным луком и сверху во всю эту вкуснотищу добавил рисовую кашу с 'мясом'. По комнате потёк слюновыделительный запах нормальной еды.
Пока оно под крышкой доходит, ошпарил кастрюлю и развёл в тёплой воде дрожи. Подумал, добавил сахарного песка, немного соли и сухого молока. Всё это постояло, и я стал замешивать тесто. Много не делал, старался угадать на две формы. Точнее на одну — в форму нужно закладывать только половину объёма, иначе всё вылезет в духовку потом.
Кастрюлю накрыл крышкой и отнёс в кладовую на холодный пол, к утру поднимется — еще раз на крутую вымешу и будет хлеб.
Мои водоносы наполнили бак.
— Виктор Палыч, мы всё! Телефон почти сел.
— Значит заканчиваем и моем руки.
— Воду куда, что не влезла?
— Поставь вёдра на пол. Я сейчас её рукомойник перелью. Мыло в тарелочке. Полотенце висит. Садитесь, сейчас кушать будем. Только чай соображу. В буфете нашёл бело-голубой фарфоровый чайник с военно-морской символикой производства Дулевской фабрики 59 г. Сервиз оказался большим столовым и чайным, персон на двадцать, с маркировкой ВМФ. Что ещё больше усугубляло моё подозрение в том, что нас внимательно слушают. Конечно, тут не хватает стола, но если его поставить, тут будет не развернуться.
Мои голодные оглоеды накинулись на кашу и проглотили её со скоростью электровеника. Потом у нас был чай с сушками и сгущённым молоком.
— Командор, а давайте завтра переставим наш тент сюда ближе ко входу и накроем вход?
— Мысль дельная, но неразумная — у нас тут труба.
— Спуск не от самого угла начинается.
— Стойки крайние как ставить будем?
— Укоротим, а с той стороны вкопаем. Тент немного ниже будет.
— Допустим, у меня даже мысль есть — дёрн весь порезать и пустить его на стенки, чтобы боковины так не продувались. Колышков и шпагата можно дополнительно заказать. А потом дерн можно резать каждый день и стенки изнутри глиной обмазать для эстетики. Почти дом получится, но сильный шторм эта конструкция все равно не выдержит. Пустая работа — сейчас важнее посадками заняться и прудом. Тент перенесём для меньшего хождения и палатку большую поставим. На этом пока всё. Стенки ветрозащитные из дёрна вокруг будем выкладывать вечерами.
— Виктор Палыч, а что в бумаге написано?
— Хотел сказать в какой, но тут вспомнил про Колино 'письмо' в кармане. Сейчас почитаем.
Платформа: 5
Тип поверхности и рельефа: 6Г.
Агрессивность среды: общий режим сезонно.
Плотность биоценоза: средняя.
Техногенная плотность: низкая.
Тип поселения: особое — Спасатель
Форма поселения: скрытая, тип 2, без сателлит комплекса.
Стержневой этноформат: русский.
Характер инфокоммутации: отсутствует.
Характер донор-акций: дискретный, общий режим.
Вводная донор-акция: эксклюзивное оружие — идентификатор
Наблюдение: особый режим.
Генеральная задача: общий режим.
Дополнительные задачи: отсутствуют.
Степень самостоятельности: полная.
Ожидаемая адаптация: средняя.
Ожидаемый откат: не определён.
Ожидаемая организация: выше средней.
Ожидаемая дезорганизация: низкая.
Условия для входа в спасательный режим:
Создание стабильно функционирующего монокластера из 24 человек. При достижении численности в 120 человек — формирование селективного кластера.
Срок завершения организационного периода не определён.
Для внешнего вхождения в режим необходимо дать подтверждение через инфоканал личного интеркома.
Тут же загорелся экран лежащего кухонном столе интеркома. Пришлось встать и прочитать сообщение:
Принять особый режим: Спасатель. Да/Нет.
С грустью понимаю, что придётся нажимать эту кнопку 'Да'. Вот и всё, Виктор Павлович, отбегался ты на вольных хлебах, помыли побрили и снова в строй поставили. Судьба...
Нажал и сразу побежали по экрану строки.
Доступно изменение конфигурация интеркома по особому протоколу — Спасатель.
Применить Да/Нет.
Применить!
По руке холодной кляксой потёк псевдо металл или пластик, превращаясь в широкий мягкий браслет толщиной три миллиметра.
Реконфигурация закончена.
Запустить модификацию скрытого ношения? Да/Нет.
Да!
Пластина словно растаяла в воздухе я её чувствовал, но не видел. На месте неснимаемого браслета была моя первозданная кожа и никаких намёков на слишком умный девайс.
Коснувшись запястья я расколдовал прибор и тот появился снова, только я убрал руку — он исчез. При попытке снять он легко отделился и медленно выпрямился в тонкую трех миллиметровую пластину десять на пятнадцать сантиметров. При прикосновении к коже он снова становился мягким и прилипал к запястью, обволакивая руку.
В невидимом режиме я попросил коснуться его Колю. Тот с опаской дотронулся пальцем до руки, но ничего не изменилось. Выходит активировать его могу только я и никто другой.
Интерком снова ожил:
Текущая суточная ширина канала 5 килограмм общего веса.
1. Группа предметов и товаров материального жизнеобеспечения и потребления — ассортимент неограниченный по качественному и количественному составу.
2. Группа вооружений — ассортимент вариативно ограничен по количественному и качественному составу.
3. Характер ежедневной поставки — неограниченное количество позиций выбора за сеанс весом не более установленной ширины канала. Общий вес поставки может изменяться и переносится на следующие сутки однократно.
4. Время отклика системы с момента окончания ввода перечня до момента начала работы канала — не более 2 минут.
5. Время сеанса ежедневной донор-акции от начала ввода до завершения поставки — не более 40 минут.
— Получается ты, Виктор Палыч — у НИХ Спасатель.
Я тяжело вздохнул.
— Я у НАС всю жизнь спасатель! Ноша моя тяжкая...
День Девятый.
Все не так как кажется.
Однажды, очень давно я слышал странную сентенцию от одного очень военного человека, он при мне сказал своему подчиненному, тоже совсем военному, истину, известную только избранным.
— Знаешь чем отличается офицер Красной Армии от офицера Пожарной Охраны? Не знаешь! Офицера Красной Армии в училище пять лет учат выполнять приказы, а офицера Пожарной Охраны — принимать самостоятельные решения. Ибо разная специфика, поэтому он тебя послал куда?
— Туда!
— Ты проверил — там всё в порядке?
— Так точно!
— Почему не доложил?
— Разрешите доложить! Сходил в указанном направлении согласно предписанной диспозиции и установил, что искомого там нет!
— Вы и это умудрились пролюбить!
— Я старше по званию!
— Он при исполнении!
— Он шпак из МВД.
— Он офицер в первую очередь! Во вторую — ОН руководитель тушения пожаром и никто не вправе вмешиваться в его действия. Ни я, ни комдив, ни даже министр обороны! Как иногда с вами сложно одевать сапоги на свежую голову. Но не отнять — строем с песнями вы ходите красиво! Почему без шапки?
— Я в шапке! —
— Почему в помещении в головном уборе? Голову нужно беречь — вы в неё едите!
Я проснулся или ещё сплю? Нет, никуда я не хочу. Устал. Устал просчитывать вероятности. Устал каждый день ждать, когда придут, поднимут с дивана. Помоют, побреют и поставят в строй с остальными. Старые, кривые, хромые остатки пойдут и спасут в последний раз всех. В конце все сдохнут счастливыми.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |