Биос

* * *

Начальником глубоководной станции был Фриман Ли — землянин, с которым Элам доводилось работать и в подготовительный период, и непосредственно на Исис. Пожалуй, он нравился ей больше остальных землян: гибкий в суждениях, невысокий мужчина с крупным торсом и тёмной кожей. Его предками были шерпы, семья трудилась на марсианских фермах по производству воздуха. Беспокойный, шумный тип, но его беспокойство обычно имело под собой почву.

Сейчас он был обеспокоен. После дезинфекции он сразу провёл Элам в ближайший общий зал — восьмиугольное помещение с низким потолком, расположенное между лабораторией микробиологов и инженерной палубой. Элам прикинула, что сейчас они ниже уровня моря, но воочию в этом убедиться было невозможно: Океаническая станция отгорожена от внешнего мира не менее надёжно, чем Марбург или Ямбуку. Распределённая масса и глубокая посадка станции не давали ей раскачиваться на волнах, хотя во время тайфунов станция всё же покачивалась, словно медленный маятник — по крайней мере, так говорили Элам. Сейчас станция была неподвижной.

— Скажу честно, Элам, — сказал Ли, с отсутствующим видом помешивая в чашке чёрный чай, — когда это произошло, я сказал Дегранпре, что хочу провести полную эвакуацию. И я по-прежнему считаю, что мы должны были её провести — и сейчас должны. То, что прикончило Сингха и Деверё и разрушило Шестую гондолу, — оно действовало слишком быстро, с таким не шутят. Кроме того, у нас до сих пор нет очевидных кандидатов на причинный фактор. Там было множество токсичных веществ, но почти все они есть и на остальной станции, в перчаточных боксах. Уникальной для Шестой гондолы могло быть только химическое вещество или вытяжка из какого-нибудь организма, не живой организм.

— Вещества едкие?

— Некоторые из них — очень, и все крайне токсичны. Серьёзный выброс мог легко убить двоих и запустить сирену биологической опасности. Но повредить саму гондолу? Исключено! Никакому агенту или комбинации агентов такое вообще не под силу.

— Насколько мы знаем, — уточнила Элам.

Ли пожал плечами.

— Ты права. Мы не знаем. Но мы говорим о химических веществах в микрограммовых количествах.

— Были ли ещё проблемы, до катастрофы?

— У Шестой гондолы были проблемы с водорослями: они мешали отбору образцов. Ещё они влияли и на массивы сенсоров. Но не спеши с выводами, Элам. Те же проблемы у нас по всей станции, сверху донизу — хотя чем глубже, тем серьёзнее. Но вероятность, что эти два события — токсичный выброс внутри гондолы и полетевшее уплотнение, достаточно серьёзное, чтобы нарушить целостность, — произойдут одновременно, колоссально низка.

— Та же причина, которая вывела из строя уплотнения, могла нарушить и герметичность перчаточных боксов.

— Может быть. Вполне вероятно. И — как считаешь, это не подразумевает высшую степень риска?

Элам задумалась.

— Значит, единственное, в чём Шестая гондола была уникальной — нашествие водорослей на массивы сенсоров?

— Вряд ли это можно назвать уникальным. Дело в степени нашествия. Но в том смысле, в котором ты спрашиваешь — ответ: "да".

— Я могу взглянуть на эти организмы?

— Разумеется.

* * *

Фриман Ли подстраховался от решения Дегранпре, ограничив передвижение сотрудников двумя верхними гондолами цепи, откуда люди при необходимости могли быстро добраться до ангара шаттла. Остальные три гондолы были закрыты наглухо. Из-за этого станция серьёзно снизила скорость работ, а как минимум два многообещающих исследования оказались приостановлены. Но на всё это Ли отвечал категорическим: "Это проблема Дегранпре, не моя".

Ответ совершенно койперовский, подумала Элам.

Она проследовала за ним по узкому колодцу доступа, ведущему в нижнюю часть обитаемых гондол. Минуя переборки, она выхватила взглядом колоссальные стальные перегородки. Они угрожающе нависли над головой, готовые в считанные мгновения герметично захлопнуться. В этом дурацком земном романе Элам попалась фраза — что-то насчёт мыши, попавшей в мышеловку. Мышеловок ей видеть не доводилось, но она, пожалуй, вполне могла представить себе чувство бедного зверька.

Меры предосторожности в лаборатории микробиологии, неизменно строгие под руководством Фримана, после несчастного случая были доведены до абсурда. До дальнейших распоряжений вся биота Исис и все биологически активные вещества считались доказанной биологической угрозой пятого уровня. В защищённом "предбаннике" Элам надела предписываемый протоколом герметичный скафандр с температурными датчиками и автономным запасом воздуха на плече. Такой же надел и Ли; с надетым шлемом он выглядел по-особому: угрюмый, с ввалившимися глазами. Он провёл её через душевую санитарной обработки, затем мимо аналогично одетых мужчин и женщин, работающих у перчаточных боксов разной степени сложности. Ещё один шлюз — и они оказались в небольшой лаборатории, в которой больше никого не было.

Элам ощутила отголоски того страха, который почувствовала, когда впервые попала в зону пятого уровня в земной лаборатории вирусологии. Конечно, тогда ей было гораздо страшнее. Она была наивной студенткой из пояса Койпера, впитавшей в себя рассказы клана Крэйн об ужасах чумных лет на Земле. Между Землёй и койперовскими колониями всегда пролегала широкая биологическая пропасть, в каком-то смысле более глубокая, чем просто разделяющее их расстояние. Койперовские кланы ввели карантин: никто не мог попасть или вернуться туда с Земли без того, чтобы полностью очиститься от всех болезнетворных организмов планеты — вплоть до клеточного уровня. Процедуры дезинфекции в направлении Земля — пояс Койпера были суровыми, физически изнуряющими и длительными, как перелёт по длинной орбите с внутренних областей Солнечной системы. Вспышек земных болезней не отмечалось ни на одном койперовском объекте, но в случае такой вспышки затронутое поселение моментально подверглось бы карантину и дезинфекции; на Земле, с высокой плотностью в основном бедного населения выполнение таких антиэпидемических мер оказалось бы непрактичным.

Элам направилась на Землю после защиты диссертации с тем же настроением, с которым брезгливый социальный работник мог бы согласиться на визит в лепрозорий: с тошнотой внутри, но с самыми лучшими намерениями. Её вакцинировали от всевозможных микрофагов, прионов, бактерий и вирусов; тем не менее, она подхватила классическую "лихорадку неясной этиологии", которая донимала её в течение первого месяца адаптации и излечилась только серией инъекций лейкоцитов. До того момента она ни разу в жизни ничем не болела. Болеть, быть заражённой каким-то невидимым паразитом... в общем, это оказалось куда хуже, чем представляла Элам.

После этого первая попытка работы в стерильной лаборатории наводила на неё ужас. Университет Мадрида был цитаделью "Устройств и Персонала", его наводняли студенты не с Земли — главным образом марсиане, но попадались и экспаты с пояса Койпера вроде неё. Новичкам не дозволялось находиться в помещении с живыми заразными биоагентами. Элам уже поработала с сибирской язвой, ВИЧ, Нельсоном-Кахиллом 1 и 2, Лёнг Денгом и обширным рядом геморрагических ретровирусов, но исключительно дистанционно. Ручная же работа с земными культурами была куда более рискованной: там были собраны воедино все античные ужасы Земли, хищники куда более незаметные и опасные, чем обитатели джунглей — и такие же активные, по-прежнему угрожающие страдающему от голода населению Африки, Азии, Европы. Изогнутые палочки, радужные петли белковых структур — и все сочатся смертью.

Планетарная экология, подумала Элам. Древняя и невероятно враждебная. Становящийся зримым биос — вроде того, с которым работает Тэм, производное инволюции за эволюционные эоны.

Тем не менее, при всей смертельной угрозе всех этих штаммов, Земля позволила человечеству вклиниться в это уравнение. Исис такой роскоши не позволяла.

Элам смотрела, как Ли у перчаточного бокса продевает руки в перчатки. Здесь тоже не было дистанционного управления, за исключением аппаратов, передающих движения рук манипуляторам в глубине бочек для образцов, напоминающих пещеры. Микрокамера перчаточного бокса передавала изображения со шлема Ли на монитор, по которому Элам могла наблюдать за его работой. На экране возникла картинка колонии живых клеток.

— Вот он, мелкий ублюдок, который портит нам наружные уплотнения. Развивается колониями, липкой синей плёнкой. Да, неактивный образец этой культуры на Шестой гондоле был, но я не верю, что здесь есть причинно-следственная связь. На самом деле...

Изображение накренилось, словно тонущий корабль.

— Ли? Ты теряешь фокус.

— Аппаратура древняя, как вся станция. Дегранпре уже больше года подтирается нашими запросами о техподдержке. Робкий ублюдок опасается, как бы невзначай не обидеть финансистов. Секундочку... Так лучше?

Да, гораздо лучше. Элам всмотрелась в организм на экране, борясь с желанием задержать дыхание. Клетка была многоядерной, её зазубренная белковая оболочка шла зубцами, словно шестерёнка в часовом механизме. Митохондриальные органеллы, более разнообразные и сложные, чем аналоги с Земли, курсировали между жирными ядрами и прочной клеточной оболочкой, выполняя быстрый осмотический обмен. Ни один из этих процессов не понимался в той мере, в которой устроил бы микробиологов. Другой биос, другие правила.

— Похоже на нашу слизь, — произнесла Элам.

— Прошу прощения?

— Бактериальный налёт на наружных уплотнениях.

— Он такой же?

— Ну, не совсем. У вас морские организмы, наши переносятся по воздуху. Я не узнаю вон те гранулярные огранеллы в миотических канальцах. Но то, как они разрастаются колониями — это до жути знакомо. Э-э-э, Ли, ты снова теряешь картинку.

— Твою мать! — пронзительно выругался Фриман Ли, что было совсем на него непохоже.

Его плечи резко выпрямились. Возникла пауза. Изображение расплылось неузнаваемой мешаниной цветных пикселей, и на этот раз фокус не возвращался.

А затем Ли произнёс тонким голосом:

— Покинь помещение, Элам.

Неожиданно возник шипящий звук, который она не могла идентифицировать. Только сейчас Элам почувствовала первый укол настоящего страха — покалывание в челюсти, приглушённое гудение в ушах.

— В чём дело, Ли?

Тот не ответил. Его тело внутри скафандра начало содрогаться.

Во рту разом пересохло.

— Господи, Ли...

— Я сказал, выматывайся отсюда ко всем чертям!

Элам пришла в движение, не рассуждая. Лабораторные рефлексы она выработала давным-давно, но они пристали к ней намертво. Ли не просил её о помощи; он отдал ей прямой приказ, на который его сподвигло нечто увиденное в перчаточном боксе.

Она бросилась к дверному проёму, но перегородка уже скользила вниз — хорошо смазанная стальная плита. С рёвом ожила вентиляция на потолке, разрежая потенциально заражённый воздух и протягивая его через нанофильтры и фильтры HEPA. По всей гондоле завыла сирена. Словно ребёнок плачет, безумно подумала Элам. Проём становился всё уже; Элам бежала к нему, отчётливо сознавая, что времени катастрофически не хватает. По сути, её уже можно было считать запертой в лаборатории.

Плита встала на место, и Элам развернулась. Сейчас герметичность стала абсолютной. Вентиляторы остановились, хотя сирена по-прежнему верещала.

Фриман Ли вытащил руки из перчаточного бокса. Что-то слой за слоем снимало части его скафандра и перчаток, превращая непроницаемые мембраны в струпья луковой шелухи. Кое-где стали видны целые участки открытой кожи, на которых начали формироваться пузыри.

Невозможно быстро!

Фриман сорвал с себя очки. Лицо превратилось в кровавую маску, из ноздрей хлынула кровь, глаза стали алыми от лопнувших капилляров.

Он сказал что-то неразборчивое — может быть, назвал её по имени — и рухнул на пол.

Сердце Элам бешено забилось. Она не кричала: ей казалось, что сирена уже вопит за неё, что все ужасы мира слились воедино в этом жутком вое. Пол под её ногами, казалось, повело; она жёстко уселась на копчик в каком-то метре от подёргивающегося тела Фримана Ли.

Элам поднесла пальцы к собственному носу, отвела руку и тупо уставилась на яркие пятна крови.

Значит, смерть, подумала она. Всё это красное месиво. Так неопрятно!

Элам закрыла глаза.

— 9

Когда прибыла последняя сфера Хиггса, Кеньон Дегранпре находился у маленького иллюминатора в своём кабинете и смотрел в нужном направлении; так уж совпало, что вращение ОСИ дало нужную ориентацию.

Событие было не слишком зрелищным. Дегранпре видел такое и раньше; просто вспышка в усыпанном звёздами небе, и всё — скоротечная, как молния: разлетающиеся во все стороны фотоны и высокоэнергетические частицы, после которых остаётся лишь послесвечение, синее гало Черенкова. Каждый запуск корабля Хиггса истязал окружающий вакуум, принуждая виртуальные частицы становиться что ни на есть реальными. Это было не просто путешествие, но и своего рода акт сотворения.

На расстоянии в полмиллиона миль сфера Хиггса с тщательно укрытым грузом, разумеется, была не видна — крохотное пятнышко на фоне тьмы. Буксир уже вылетел с ОСИ, чтобы доставить сферу к станции; транспондер сферы транслировал её местонахождение и состояние. Но, разумеется, она появилась именно там, где её ожидали. Запуски Хиггса всегда выверены до долей километра.

Рабочий Трест направил Дегранпре грузовую декларацию; сейчас тот держал её в руке. На борту этого невидимого корабля — целый ряд незнакомых и зловещих грузов. Радикально новые сборки для тьюринговских фабрик Исис. Малые роботизированные зонды, которые нужно будет запустить во внешнюю систему. И, далеко не самое малозначимое, — новый человек, "наблюдатель". Аврион Теофилус: сам по себе тайна и угроза. В довольно старом издании "Книги Семьи", которое было у Дегранпре, о Теофилусе было сказано, что это высокопоставленный сотрудник "Устройств и Персонала", имеющий некоторые связи в подразделении Психологии. Кроме того, он дальний родственник Куонтриллов и Сомерсетов из Атланты. И это могло означать... впрочем, могло означать что угодно.

Дегранпре обратился к планшету и вызвал дело Зои Фишер, в который раз пытаясь найти в нём подсказки. Помимо очевидной связи с Теофилусом (он был её куратором), в деле не было никаких намёков на его тайные планы. Или на её... если принять версию, что Зоя Фишер — своего рода "собака УиП на сене". Дегранпре не представлял, какие земные конфликты может запустить судьба одной девочки из пробирки, при всех её новых технологиях и лингвистических способностях. Но ход истории часто поворачивали и более мелкие детали: пуля, микроб, не вовремя сказанное слово.

Не находя себе места, Дегранпре связался с диспетчерской, чтобы получить подробности о тьюринговских сборках. Из планшета донеслись звуки какой-то неразберихи, после чего на голосовой канал связи вышла Роза Бекер, начальник второй смены.

— Сэр, у нас проблемы с телеметрией.

Дегранпре закрыл глаза. Господи, нет! Пожалуйста, не сейчас.

— Какой телеметрией?