Дом на краю

— Я...

— Подожди, послушай! — Сестра вцепилась в мою руку. — Бабушка говорила — ты должна стремиться к большему, и ты стремилась. Она считала, что твое место не здесь, и ты уехала. Она видела тебя замужем за питерцем, и ты вышла за Толика. Я не хочу сказать, что чувств совсем не было, но... Возможно, это были иные чувства — не любовь?

Я не знала, что ответить. К тому же, если тогда была "не любовь", кто может дать гарантию, что сейчас это именно она? Может, я вновь выдаю желаемое за действительное? Недооцениваю происходящее?

— Ладно, тебе решать, — Ольга хоть и решила, видимо, больше не давить не удержалась. — Но я бы на твоем месте не думала. Вовчик хороший парень. Зовет тебя с собой, даже не попробовав.

— Леля!

— Что? Хочешь сказать, я не права? Между вами что-то было? — выразительно вскинув брови.

Я вновь промолчала.

— Вот видишь. Это хоть что-то, но значит, — поднявшись, сестра повернулась к окну. — А где твой найденыш? Почему будка заперта?

— А я разве не говорила? — мысленно выдохнув.

— Нет. Что случилось? — стремительно повернувшись.

— Его карги заклевали. Вот такая печальная история.

* * *

Иногда, когда совершенно отчаешься или не к кому обратиться за советом, на ум приходят самые неожиданные идеи. Моя была продиктована невозможностью поделиться с близкими людьми и иссякающими страницами ежедневника, в котором осталось неисписанными всего лишь пять с половиной листов.

На этот раз дом бабы Дуси произвел на меня еще более гнетущее впечатление. Перед глазами невольно возник образ старухи такой же скособоченной и убогой, как и ее жилище. Стало не по себе, и желание повернуть обратно засвербело внутри, но я устояла.

Памятуя о негостеприимности хозяйки, задержалась перед калиткой, размышляя, как лучше возвестить о себе — стучать бессмысленно, окликнуть? Или все же войти? Но принимать решение не пришлось. Меня словно бы ждали.

— Чё стоишь? Входи, — откуда-то из-за забора, заставив меня дернуться и ойкнуть от неожиданности. — Али передумала?

Подрагивающей рукой я толкнула калитку. Баба Дуся стояла прямо за ней, на расстоянии позволившей двери открыться. Чуть позади, навострив уши, сидел черный пес. Красный язык свешивался из пасти, не то приветствуя, не то... Не знаю что, не додумала.

— Зубок! — хозяйка махнула рукой в моем направлении, и пасть захлопнулась, в ее обладатель сорвался с места.

Я не успела ни вскрикнуть, ни отступить, только внутренне сжалась, готовясь к нападению, а гладкошерстный кобель уже выскочил за калитку, обдав мои ноги горячим дыханием. Или показалось?

— Пошли, — скабрезно скалясь, баба Дуся вновь махнула рукой, теперь уже в направлении дома. — Не серчай, потчевать не стану, а вот кипяточком с заваркою поделюсь, коли желание есть.

В полнейшем замешательстве я наблюдала за тем, как старуха разворачивается, как идет по тропинке, как, нагнувшись, выбрасывает из-под ног обломленную ветку.

— Ступай, ступай... Я на улице говорить не стану, — уже подле крыльца, взявшись одной рукой за перила.

Я вынудила себя сдвинуться с места: осторожный первый шаг, чуть более уверенный второй и далее почти решительно. Разве не за этим пришла?

В доме, в отличие от двора, чистота и порядок. На полу дорожки, на столе скатерть. Блестит стальными боками дровяная печь, висят на крюках кастрюли — этот дом постарше нашего будет.

Я присела на лавку перед столом, укрытую лоскутным покрывалом, думая о том, что внутренне убранство жилища как-то уж слишком противоречит внешнему виду хозяйки, словно белое черному. А ведь при взгляде с наружи не только не скажешь, даже не помыслишь такого — баба Дуся полна неожиданностей.

— Ну, чё молчишь? Сказывай, — поставив передо мною обещанное угощение и сев напротив. — Али не сдюжишь?

Я обняла чашку, согревая вопреки жаркому дню заледеневшие руки. Безумно хотелось промочить горло, но не решилась. Прокашлялась.

— Напрасно ты вернулась, — опередила меня хозяйка. — Не жди добра. Не про тебя оно, — пасмурно.

— Почему? — словно прокаркала. И вновь прокашлялась. В горле саднило.

— Да ты пей, пей... Не боись — не отравлю, — хмыкнула баба Дуся. — Не враг я тебе. Не друг, но и не враг.

— А кто враг?

— О-о-о... Много их, всех не перечесть. Да и не стану. Не за тем ты ко мне.

— Не за тем, — едва успевая за собственными мыслями, но все же собралась. — Мне снятся сны...

— Пустое! Не о том спрашиваешь!

— А о чем нужно? — испугавшись сокрытой в словах непримиримости. Или даже злобы?

— О родне спроси. О сестре, о бабке.

— О бабушке? Причем тут бабушка? — вот уж о ком я точно не собиралась говорить, так это о ней.

— Дурная ты! Глупая и слепая! Даром что видящая! — привстав и стукнув ладонью по столу, словно точку поставила. — Ходи со двора! — белесые глаза смотрят пристально и недобро.

— Что? — спрятав руки под стол.

— Ходи, говорю! Пришла — вопросов не знаешь! Беду влечешь! — вновь хлопнув рукою.

— Я... я не уйду, — подавляя желание послушаться. — Я не уйду! — громко.

— Не уйдет она... Ишь... — старуха неожиданно подобрела. Опустилась обратно на лавку. — Пей, коли обидеть не хочешь, — почти ласково. — Раиска никогда от моего угощения не отказывалась, — кривясь улыбкою. — Негоже хозяев обижать — не простят, — с хитрецою.

* * *

Это странно — задавать вопросы, к которым тебя планомерно подводят. Спрашивать, и не понимать для чего. А получая ответы, недоумевать, что же это все-таки значит.

Чем дальше, тем более я терялась в сомнениях. Тем чаще мелькали мысли о шарлатанах и вымогателях, хотя здесь с меня мзды не просили. Да и давать не собиралась. Как было сказано — не за тем пришла.

— То есть... у бабушки был дар? И я его унаследовала? Вы серьезно?

— А ты не фыркай, не фыркай! Слушай, что говорят! — насуплено. — Зря Раиска сама не открылась. Ох, зря! Сколько бед накликала, дурында гордая, — уже понуро. — Ворочается, поди, в гробу. Места не находит.

Мне стало обидно:

— Зачем вы так?

— Как так? По сердцу? О снах запамятовала?

— Нет, но...

— Вот и смекай... Само пришло, али досталося?

— Каждому человеку снятся сны, — отодвинув опустевшую чашку: не заметила, как выпила.

— Снятся, — баба Дуся затрясла головой. — Да токо не до всякого духи охочи.

— Кто? Какие...

Я смолкла, пронзенная сощуренным взглядом, а старуха тем временем продолжила.

— И уж-то я о даре говорила? Коли ходишь меж двух миров, то не дар — проклятие. Не видать тебе покоя, Ярослава, покуда навь разуметь не научишься, — словно пророча.

Вновь стало зябко. Я поежилась и обхватила плечи руками, стремясь сохранить стремительно убывающее тепло. Напрасная трата сил. Холод расползался откуда-то изнутри.

Этот мой жест не остался не замеченным. Баба Дуся потянулась за чашкой.

— Еще горяченького сготовлю. Стынешь, поди.

— Берегла тебя Раиска. Шибко берегла. Гнала с дому, да не выгнала. Не сдюжила. А ведь говорила ей, бестолочи, но так упертая ж. Не будет Ярке доли моей, и все тут.

Я не знала, что ответить, и лишь немного замялась перед калиткой — уходить или еще послушать?

Баба Дуся подстегнула.

— Ходи, милочка, ходи. Нет в тебе веры, а коли нет — пустое все. Да и не к спеху. Есть еще времечко. Успеется.

— Что успеется? — не смогла не поинтересоваться я.

— Все успеется, — неопределенно взмахнув рукой.

Домой я возвращалась разочарованная, исполненная сомнений, сожалений и вконец запутавшаяся. Сложно сказать, чего именно ожидала от этой встречи, но точно не того, что получила. Скорее всего, хотелось конкретики — сделай вот это, и получишь то-то. Реального. А имела еще больше необъяснимого. Единственное за что смог зацепиться мой метущийся разум — дар-проклятие. Но и о нем я не могла сказать ничего определенного, кроме того, что если таковой имел место быть, то проснулся он весьма неожиданно. К гадалке не ходи — ранее ничего подобного в моей жизни не наблюдалось! Человека, способного расставить все по своим местам — бабушки не было в живых, а кроме нее ответить на мои вопросы некому. Баба Дуся по каким-то причинам не захотела, о чем заявила вполне однозначно. Подтвердила только, что все видимое во снах подлинно. И это спокойное "подлинно" теперь не давало мне покоя.

Занятая своими мыслями, я едва не прошла мимо Варвары Ильиничны, как позднее выяснилось заметившей меня заблаговременно и ожидавшей на перекрестке.

— У тебя стряслось что? Кличу, кличу... С Оленькой все хорошо? С сыночком ее?

— С Оленькой? — я рассеянно повторила, еще не успев переключиться со своих мыслей на действительность. — Все хорошо. И с Ольгой, и со Святом. Не волнуйтесь. Вы домой? — забирая из рук бабушкиной подруги сумку.

— Домой, домой... За хлебушком ходила, свеженького захотелось. И все ж ты бледненькая какая-то.

— Ничего. Не выспалась просто, — отмахнулась я.

— Не выспалась? — тетя Варя заулыбалась. — Дело молодое, — понимающе. — Друг твой как?

— Друг? — Меня бросило в краску. — Нормально. Уезжать собирается, — пробормотала, поддержав спускающеюся с тротуара старушку.

— Уезжать? Что ж так? Я думала... Ну-ка погодь, — Варвара Ильинична остановилась посреди дороги.

Я заозиралась, пытаясь понять причину, и увидела полицейскую машину в конце путиковой улицы. Рядом толпился народ, в основной массе пожилой, но были и помоложе.

— Неужто Полечку нашли? — охнула бабушкина подруга и, не доживаясь меня, повернула в сторону собравшихся. С неприятным чувством в груди я двинулась следом.

Пока мы добирались, мимо проехал автомобиль Скорой помощи. Бригада вошла в дом. Я молчала, страшась собственных подозрения. Также как и слова Варвары Ильиничны, набор сотрудников специальных служб оптимизма не внушал.

— Что тут в вас? Объявилась? — остановившись возле одной из глазеющих.

Бабулька заломила руки, затрясла головой:

— Нашли, Варенька, нашли... убиенную.

Бабушкина подруга схватилась за сердце, и мне захотелось последовать ее примеру.

— Ох ты батюшки! Где?

— На погосте на старом. Средь могил лежала, — ответила ей другая старушка.

— Истязали бедняжку. Живого места нет, — добавила первая.

— А Скорая за кем?

— Так Ирочке плохо. Не выдержало сердечко. Как бы тоже не померла, — всхлипнула вторая и промокнула глаза платочком.

И еще несколько рядом запричитали, зашмыгали носами.

— Ох, горюшко-то какое...

— Бедная Полюшка... Такая девочка была...

— Такая умница...

— Какой ж изверг ее...

Я невольно попятилась. Голова шла кругом от калейдоскопа воспоминаний — реальных и мнимых. Листовка "разыскивается", улыбающееся лицо на ней, темница, распятие, боль, но тут дверь открылась, и на улицу вышел сотрудник в форме. Следом еще один. За ними понурый, седовласый мужчина. Народ подался вперед и получил отпор.

— Расступитесь! Нечего толпиться! Идите по домам!

Кто-то выкрикнул:

— Дима, кто ее?! Кто убийца?!

Полицейский только руки вскинул:

— Дайте пройти! Дорогу! — прокладывая путь к машине. — Все узнаете, когда придет время! — уже возле открытой для него дверцы.

И еще что-то, чего я не уяснила, прослушала, увидев сидящего на заднем сидении Владимира. Задаваться вопросом, что он там делает, совершенно не хотелось.

Глава 12

— Осторожно, осторожно!.. Голову держи! — услышала я и в испуге распахнула глаза, поняв, что меня несут.

Это был Вовка.

— Что происходит? Куда ты меня? — лихорадочно восстанавливая в памяти цепочку событий. — Тебя арестовали?

Лицо друга разгладилось. Из глаз ушла тревога, а губы изогнулись в слабой улыбке. Он остановился. Ответил:

— Нет, конечно, Яр. Что за глупость?

— Но ты был в машине... — обхватив руками мужскую шею.

Упасть не боялась, хотела стать ближе.

Рядом причитала тебя Варя. Я слышала, но как будто издалека. Продолжала смотреть на Вовку. Ждала и боялась. И цеплялась за него, словно могли отобрать. Страх не отпускал.

Вовка вновь нахмурился.

— Как ты себя чувствуешь? Поставлю?

Я замотала головой, зажмурилась и вновь открыла глаза, услышав:

— Все в порядке? Помощь нужна?

— Не знаю, — в голосе друга неуверенность.

Я разжала руки.

— Поставь. Нормально. Не нужна.

— Вот и хорошо.

Судя по тону, медбрат обрадовался и поспешил ретироваться, обойдя любопытствующих старушек. Я не знала, куда деть себя под сочувственными взглядами, но мучиться пришлось недолго. Из дома, поддерживая с двух сторон, вывели убитую горем мать, и внимание собравшихся переключилось. Только не мое.

— Вов, что происходит? Почему ты здесь? — вновь повторила я, вцепившись в его руку. — Не скрывай ничего!

— Да я не скрываю, Яр. Ты что? Просто попросили помочь.

— Кто? В чем помочь? — подспудно догадываясь. Эксперт в области ритуальных убийств! — Ее... опять эти? — язык не повернулся сказать сатанисты.

Ответить Владимир не успел: окликнули по имени-отчеству. Он оглянулся, поднял руку, кивнул и потянул меня за собой.

— Пойдем, попрошу довезти тебя до дома.

— Нет-нет... Не нужно. Я дойду, — засопротивлялась, пытаясь вырваться.

— Яра... — Вовка глянул хмуро и крепче сжал запястье. — Ты только что свалилась в обморок! Никаких дойду!

— Это... Это... Это от голода. Я не завтракала сегодня, — в попытке отвертеться. Категорически не хотелось садиться в полицейский автомобиль. Почему-то казалось, что если окажусь внутри, то стану сопричастной к произошедшему с девушкой.

— Не убедила, — Владимир вновь зашагал к машине.

— Вов, серьезно... Не хочу мешаться, — озираясь в поисках поддержки и упираясь, точно щенок на поводке. Вот только голову из ошейника не вытащишь — в моем случае руку — Вовка держал крепко. Да и обратиться за заступничеством не к кому. Варвара Ильинична, как назло, куда-то пропала.

— Вов... ну перестань...

— Мужики, подбросим на Аткарскую? Плохо стало, — оставив без внимания мое нытье.

Мужики — парень лет двадцати с небольшим и двое мужчин в районе сорока оказались весьма сговорчивы. Ответил тот, что выглядел постарше, одетый по форме.

— Без проблем. Здесь недалеко.

Вовка благодарно кивнул и подтолкнул меня к машине.

— Садись.

Клокочущие в груди возражения так и остались невысказанными, разбились о его непреклонный взгляд, и я понуро забралась внутрь. Справа от меня устроился седовласый мужчина, что вместе с полицейскими вышел из дома, слева Владимир. Один из сотрудников остался на месте — тот, что по-гражданке. Тронулись.

Первым заговорил седовласый:

— Дим, когда вы отдадите нам... ее? — через ком в горле. Как мне показалось, не смог выговорить "тело".

— Валерий Павлович, вы же знаете порядок.

— Знаю, но... Это моя дочь.

— Я все понимаю. Постараюсь ускорить процесс, но... Вызвали эксперта из Саратова. Не только от меня зависит, — извиняясь.

— У вас же есть эксперт, — склонив голову в мою сторону.