Лагерь волшебников. Химия vs Биология

— Ты что, специально меня там одну бросил, чтобы какую-то свою дурацкую теорию проверить? — возмутилась я не шуточно. Нет, каков, а!

С виду обыкновенная безобидная белка, а шпионские игры затеял, словно он великий следователь-расследователь.

— Теория совершенно не дурацкая, как видишь, — не без самодовольства возразил Генрих. — Теперь мы знаем, что комендант предпочтет личную беседу с тобой, нежели допрос при директоре лагеря. Из чего можем сделать вывод, что у мистера Амори к твоей персоне особое отношение.

Белка с мозгами аналитика. Невероятно, но факт. Похоже, у Генриха действительно есть какой-то план. А я думала, он просто надо мной издевается. Хотя одно другому не мешает.

— Не знаю, что ты придумал, но я не хочу знать, что ты придумал, потому что то, что ты придумал, мне точно не понравится! — вот так! Хватит с меня одной неудачной попытки глупого расследования.

Подозревать коменданта-химика-следователя поистине глупо. Если он в чем-то и виноват, так только в том, что стал комендантом третьей башни. В остальном винить его не буду.

— О, mon amie, — произнес Генрих с тягостным вздохом, — ты слепо смотришь вперед и ничего не видишь... — грызун — философ. — Ты хочешь узнать, кто тебя чуть не убил? — он вскочил на меня, как на Мирти в палате. — Хочешь?! — безумно вопрошал он, глядя на меня в упор своими большими круглыми оранжевыми глазами. К такому поведению еще стоит привыкнуть... Но, думаю, это бесполезная трата сил. Генрих совершенно непредсказуем.

— Х-хочу, — ответила, слегка обескураженная его выпадом.

— Вот, сразу бы так, — он разгладил складки на вороте моей рубашки, упал на кресло и закидывая в рот одну виноградинку за другой, напевал себе под нос: — ... и справедливость восстановим, врага в могилу мы сведем...

Может, просто сходить к мистеру Амори и в лоб спросить все, что хочет Генрих узнать? Просто с таким решительным кровожадным настроем мы больше бед натворим, чем пользы принесем. И пусть Генрих уверен в обратном, мне кажется именно так все и будет.

Глава 4

Киса вернулась в комнату уже за полночь. За это время мне два раза приносили еду, один раз по личному заказу Генриха. На кухне он уже давно подсуетился, так что одна кухарка знала его вкусы отменно и о длинном языке тоже была осведомлена.

Мне Генрих ни на минуту не давал скучать. Куда там! Он снова и снова обрисовывал всевозможные планы, от которых я снова и снова отказывалась. Заявиться в комнату к коменданту в нижнем кружевном белье, кое грызун в отделе у Кисы нашел, он предлагает всякий раз после моего очередного отказа. Мотивируя тем, что тогда мы узнаем абсолютно все и сразу. Я категорически против руками, ногами и остальными частями тела. В общем этот маленький шпион решил: завтра я иду за справкой, затем по расписанию на химию и там, как он выразился, будет стратегическое место назначения. О сути плана Генрих решил умолчать, потому что: "Ты опять все испортишь отказом", а его идея (по его же словам), настолько гениальна, что просто не может быть отвергнута столь несведущей в детективном деле. То есть мной.

К моменту возвращения Кисы мы сидели по разным углам комнаты и друг с другом не разговаривали, что не осталось незамеченным.

— По какому поводу бойкот? — оценив обстановку спросила подруга, сбрасывая с плеч тонкую летнюю кофточку.

— Она...

— ...Он...

Мы переглянулись хмурыми взглядами с Генрихом.

— Он...

— ...Она...

Еще пара косых взглядов и единогласное:

— Мы не разговариваем!

Киса хмыкнула, с задором глядя на обиженных нас. Хорошо, хоть комментировать не стала, а ведь могла. Она обычно без комментариев не обходится.

— Твоя бывшая соседка весь вечер вилась возле химика, — томно начала Киса, встав ко мне спиной и стянув футболку, — мерзко хихикала и рот не закрывала.

От Барби не стоило ожидать другого. Она его в первый день в оборот взяла. Клещами вцепилась так, что не вырвешься и не выдернешь. Да и какое мне вообще до нее дело? Пусть делает с ним, что хочет.

— И пусть вьется, — более резко, чем рассчитывала ответила я, подогнув под себя ноги.

Киса хмыкнула гораздо отчетливее и скептически ухмыльнулась.

— Мне все равно, — поспешила заверить ее, пока она не успела себе ничего надумать. Не хочется проснуться от ощущения чьих-то клыков на своей шее.

— Mon amour... — Генрих медленно брел в сторону Кисы, с благоговением взирая на ее... хм... диапазон, освобожденный от оков бюстгальтера. — Вы... божественное создание, твое сияние освещает мне путь ярким светом, — начал распаляться он, продолжая движение, — ничто не способно затмить твоей красоты, о, прекрасная Богиня...

Белка, а все туда же. Что с мужиков взять? Увидят пару грудей и всё: слюни пустили, серенады запели, готовы горы свернуть.

Богине хватило ума надеть пеньюар, пусть и не скромный, но хотя бы прикрывающий все выпуклости. Подхватив Генриха на руки усадила его на плечо.

— Был бы ты мужчиной, замуж бы пошла, — со вздохом сказала она, расправляя постель. — Если хочешь, можешь спать со мной. Только, чур, не приставать.

Генрих разве что не описался от радости. С довольной и счастливой мордашкой улегся у стенки и... нет, не заснул. Его оранжевые глаза еще долго светились во тьме. Когда сон меня окончательно сморил, Генрих не спал, смотря в темную пустоту, размышляя о чем-то своем, о беличьем.

Сильные большие руки с умеренной растительностью тянулись к поясу моего легкого шелкового халатика. Изумрудные глаза коменданта горели алчным желанием чего-то, моему уму неизвестного и это будоражило воображение, заставляя сердце трепетно биться, а мурашки разгонять по телу со скоростью света.

Я оказалась в плену между окном и комендантом и это мне нравилось. Я не собиралась препятствовать его шаловливым пальцам, скользящим от шеи к вороту халатика, медленно сдвигая его с плеч. Запах кофе и корицы шел от этого соблазнительного мужчины, приближающегося ко мне медленно, но верно и настойчиво. Судорожный вздох предвкушения неожиданно сорвался с моих губ, вызвав на губах химика сладостную самодовольную ухмылку.

— Такой ты мне нравишься больше, — проговорил он, заправив за ушко упавший на глаза локон из растрепавшейся прически.

Сознание отказалось понимать, как в таком виде можно кому-то нравиться, но меня это не волновало.

Будоражила одна только мысль о том, что он стоит слишком близко, я дышу слишком часто, а он упивается наслаждением, наблюдая за моими прикрытыми глазами, приоткрытыми губами...

— Света-а... — раздался томный голос над ухом. — Расскажешь, что тебе снилось? Ты стонала во сне.

Испуганно подскочила на кровати, ощупывая себя. Халата на мне нет, я в своей постели, я спала... и стонала во сне.

— Извини, — я отвела смущенный взгляд в сторону, чтобы Киса, водрузившая руки на край моей кровати, не заметила проступивший румянец на моих щеках, — мне снилась какая-то ерунда, ужасно стыдно, правда... — я спрыгнула с кровати, стараясь не пересекаться глазами с соседкой.

— Ерунда? — с томными нотками переспросила она. — Нет, Светик, от ерунды стонать не станут.

— Я... Я... Это просто сон. Дурацкий сон и только, — я спряталась за дверью ванной, продолжая убеждать себя, что сон не стоит моего внимания...

Черт возьми, он стоит моего внимания! Я чувствовала запах мистера Амори, я ощущала его прикосновения на своей коже, я... Это сон! Просто сон. Глупый сон, не достойный и толики моего драгоценного внимания. Да.

С твердым намерением никогда больше не вспоминать об этой ночи, встала под струи холодной воды, остужая горящие от стыда щеки.

С этим же намерением я вышла из душа и... Какое оно все-таки непрочное, намерение это. Одного взгляда на коменданта хватило, чтобы перед глазами всплыл сон, а щеки снова запылали алым пламенем.

— Доброе утро, Камински, — мистер Амори сидел на кресле с кружкой кофе в руках. Приятный аромат разнесся по всей комнате. Пустой комнате. В смысле, Кисы уже не было.

— Что вы здесь делаете? — я потуже запахнула махровый халат, стоя в дверях ванной комнаты.

Хотя я и сама могу ответить на этот вопрос. Кофе пьет. Только почему он пьет его в моей комнате, когда у него своя имеется? Даже две. И вообще это моветон врываться с утра без приглашения к девушкам. И пусть я сейчас одна, и... Почему я одна? Киса точно не стала бы упускать возможность побыть с комендантом наедине, тем более он сам пришел.

Завязав пояс на халате на три узла для собственного успокоения, я, переминаясь с ноги на ногу, разглядывала утреннего гостя.

Щетина украшает его, как гирлянда новогоднюю елку. В смысле, ему очень идет. Она, наверно, колючая на ощупь. И потрогать хочется... чтоб убедиться.

Изумрудные глаза пронизывали насквозь, не оставляя потаенных уголков души и тела. Кажется, что он видит все мысли, знает обо мне все, а сейчас просто выжидает момента, чтобы сказать: "Я знаю, зачем вы залезли в мою комнату". Успокаивает то, что я сама не до конца ознакомлена с причиной.

— Нам надо поговорить, — без эмоций, достаточно твердо сказал он, пробуждая во мне желание запереться в ванной и не выходить, пока мистер Амори не уйдет.

— О... о чем? — пальцы в волнении сминали и без того короткий край халата, делая его на порядок короче и привлекая ненужное внимание коменданта к ногам.

Находиться в одной комнате с ним просто невозможно. Он одним своим взглядом вгоняет меня в краску, так что можно смело проводить сравнение между мной и свеклой.

— О вас, — мистер Амори наконец поднял взгляд, посмотрев на этот раз мне в глаза.

— А что со мной не так? — искреннее недоумение отразилось в голосе.

Уголок губ коменданта дернулся, но волю улыбке он не дал.

— У вас все более чем так, — взгляд прошелся по моей фигуре. — Речь пойдет о ваших недоброжелателях и возможных последствиях.

— Последствиях чего?

Комендант сделал большой глоток, словно в кружке не кофе, а что-то покрепче.

— Сядьте, Камински. Хватит мяться в дверях, — потребовал он жестким голосом и уже мягче добавил, — я не кусаюсь.

Знаю я, как вы не кусаетесь... Вы соблазняете и сводите с ума. По крайней мере во сне все было именно так. В здравом уме я ни за что не допустила бы подобного.

— Я склонен предполагать, "шутка" не была случайностью. Подобное наверняка повторится, — он замолчал, ожидая моей реакции, а я никак не смогла отреагировать. — Вам следует быть более осмотрительной. Не вступать в конфликты, не принимать ничего из чужих рук, будь то вода, сладости или еда.

— Подождите, вы хотите сказать, что меня могут убить? Это же бред. Я не сделала никому ничего плохого.

— Давайте обойдемся без истерик, — И как у него получается говорить без эмоций? Талант, не иначе. — Все намного серьезней, чем вы можете себе представить.

— Намного серьезней? — скептицизм вкупе с удивлением сделали свое дело. Комендант нахмурился и вознамерился доказать мне, как я не права, что ставлю его слова под сомнения.

— Не надо иронизировать, Камински. Я не собираюсь объяснять вашим родителям, почему они получили из лагеря гроб, а не живое чадо, — стальные ноты в голосе заставили вздрогнуть и испуганно посмотреть на его холодное, отстраненное лицо.

— Мне кажется, вы преувеличиваете.

— Мне казалось, передо мной достаточно взрослый человек. Достаточно взрослый для того, чтобы понять — я не шучу, Светозара, — он подался вперед, положив руки на подлокотники.

По его выражению лица, никогда не скажешь — шутит он или нет. Оно всегда одно: непроницаемая маска без эмоций. Остается только догадываться, о чем он действительно думает, и что чувствует. Может, он просто меня решил запугать? Чтобы я дрожала от страха по любому поводу и боялась каждого шороха. Но... зачем ему это?

— Мистер Амори, вы можете мне объяснить, что происходит? — мои глаза наверняка сейчас похожи на глаза совенка. Большие и испуганные. — Я решительно ничего не понимаю.

— Вы ведь не глупая девочка, Камински, — как-то по-доброму сказал он. — Неужели думаете, что это была чья-то шутка?

— А разве нет?

— Нет, — резко ответил он. — И я устал это повторять.

Не нравится мне все это. Совсем не нравится. Я приехала отдыхать, в который раз. Это просто лагерь, а из него сделали поле для убийств и место для поимки предполагаемого вымышленного убийцы.

— Мистер Амори, — более звонко начала я, — я не понимаю, почему на меня кто-то должен покушаться. Я не сделала ничего, за что меня могут убить. Извините, но если это все, о чем вы хотели поговорить, я попрошу вас покинуть комнату. Мне надо идти на занятия, — потому что зарядку я уже пропустила и завтра получу за это пятнадцать штрафных кругов.

Комендант сверкнул глазами, забрал со столика пустую кружку из-под кофе и, не сказав ни слова, вышел из комнаты.

— Да-а... — тихо протянула я. — Дела.

Забежав в больничное крыло за справкой, я помчалась на искусство превращений.

На третьем этаже центрального корпуса разместили огромную открытую террасу, так что пребывать здесь — одно удовольствие. Вид на весь лагерь открывается изумительный. Единороги в два раза уменьшили изгородь, изредка прячась за ней от палящего солнца. Нимфы на мостике через озеро поют песни, но до нас доносиятся лишь отдаленные звуки арфы. Пляж забит народом, яблоку негде упасть. Куратор легкими плавными движениями бегает по периметру лагеря, у нее своя зарядка. Из столовой выходят сытые и довольные люди... и нелюди. Желудок, сообразив, что пропустил завтрак, недовольно заворчал.

Комендант стоит у пятой башни и мило беседует с какой-то рыжей дамой. Длинноногая, в короткой юбке, с огненно рыжими волосами, она приковывала к себе взгляды. Один раз взглянул и уже не оторваться. А комендант улыбается, что-то рассказывает... А мне никогда не улыбнется, слова лишнего не скажет... Обидно даже немного. Хотя с чего бы?

— Дорогие ребята, здравствуйте, здравствуйте, — пропыхтел круглый во всех смыслах мужчина, в вразвалочку выходя на террасу.

Мы уже заняли свои места за расставленными полукругом столами, ожидая преподавателя, и вот... пришел.

Низкорослый мужчина, напоминающий шар, перекатываясь с одной ноги на другую, приближался к нам. Маленькие, я бы даже сказала крохотные очки, плотно сидели на его лице, делая глаза огромными. Короткие усы дергались всякий раз, когда он шумно выдыхал и не менее шумно вдыхал. Строгий черный костюм делал его похожим на бильярдный шар, а бабочка на шее норовила отскочить кому-нибудь в глаз.

— Сегодня мы с вами познакомимся, -фух-, с простыми превращениями, — учитель встал перед нами, вытирая платочком пот со лба. — Зовут меня Шарин Катилов. Я буду вести у вас "Искусство превращений".

Несмотря на свой вид, точнее форму, Шарин Катилов оказался очень приятным педагогом. Он подробно рассказал нам о зарождении превращений. Когда впервые была открыта эта техника, кем открыта и как давно она прочно вошла в наш мир и в нашу жизнь.

Превращения не сразу стали называть искусством. Изначально они считались невероятно опасными. Вернее, люди так считали просто потому, что все новое и неизвестное страшит и пугает. Первым испробовал на себе превращения Кориус Берн 223 года назад. Превращение было неудачным и Кориус навсегда застрял в обличие волка. После этого тема превращений стала запретной и о ней не вспоминали 52 года. Тогда ученый Варнес Борд решил доказать всем, что превращения не опасны, если знать технику и правильно применять ее на практике. Он совершил превращение в тигра и благополучно вернулся в свой человеческий облик. Общественность восприняла это явление с ликованием и восторгом, и вскоре была разработана система под руководством Варнеса, получившая название "Искусство Борда", после чего появился такой предмет, как "Искусство превращений".