Идеальный любовник (завершено)

— Мы все это уже проходили, воробей, — помрачнел мужчина и отстранился. — Ты повторяешься.

— Не называй меня так! У меня есть имя! Лера! Для тебя я только Лера! Понял урод?! — соскочила с кровати действительно нахохленным воробьем, откуда только силы взялись, банка вследствие моих кенгуриных прыжков выскользнула из рук и разбилась. — И не смей ко мне прикасаться и приставать!

— Это мы еще обсудим, — холодно отозвался он. — На столе тебя ждет завтрак. Приятного аппетита.

— Мне ничего от тебя не надо! — выбежала из комнаты и заперлась в ванной. — Ненавижу!

— Я уберу осколки, воробышек, — оставил он последнее слово за собой.

Почему подобное должно было произойти именно со мной? Да, мысль была эгоистичная, это понимала, но от этого было не легче. Все вчерашние и позавчерашние мысли вернулись, алкоголь избавил меня от личного ада ненадолго, совсем ненадолго. Снова зудела жалость к себе, голова все еще болела, а тело плохо слушалось и жизнь предстала в черных тонах.

Разоблачилась, залезла под душ и попыталась расслабиться. Получилось плохо, звонок телефона, каким-то чудом услышанный мной сквозь шум воды, ворвался в мой релакс. В мозгу вспыхнул аварийный сигнал и в глазах замелькал проблесковый маячок. Отец, наверняка он, будет давать ценные указания перед торжественным приемом.

— Днюха! — взвыла я, как только вспомнила, какой сегодня день.

Выскочила из ванной, замоталась в полотенце и поскакала раненым оленем на встречу с мобилой. Мобильник выудила с трудом из сумки, висевшей на ручке двери в прихожей.

— Да, пап! — чуть ли не по струнке смирно вытянулась, готовясь к трепке.

— Привет, дочь! — папуля сделал вид, что не в курсе моих вчерашних подвигов. — Готова сегодня к бою?

— Угу, — промычала в ответ, узрев наблюдающего за мной Германа.

— Не чувствую энтузиазма в голосе, — усмехнулся папочка. — Ждем тебя к шести. И ухажер что б был, — помолчал. — Оба!

Услышав это, залилась краской и только промямлила в трубку:

— Перебьются.

— Чтоб были, — отрезал отец и положил трубку.

И где я ему Андрея возьму? Но лучше, если парень сам придет, а то с папочки станется притащить его за шкирку. Вот это ситуация, так ситуация. Чувствую, что самое худшее сегодня еще впереди.

— Как приятно получить приглашение от такого серьезного человека, — вывел меня из транса, заключавшегося в пристальном изучении мобилы, Герман.

— Чего? — крупно затормозила я.

— Надо было передать, что обязательно буду, вот чего, воробей, — улыбнулся нахал и подошел ко мне поближе. — Пора выходить из тени.

— Ой! — только сейчас до меня дошло, что стою в луже, которая натекла с моих мокрых, босых ног и из одежды на мне только полотенце. Попыталась сбежать от надвигающейся опасности, но поскользнулась на мокром линолеуме и грохнулась прямо на пятую точку.

— У тебя день рождения, а я так и не сделал подарок, — сокрушенно покачал головой Герман.

— Да разве, — намекнула на вполне определенные обстоятельства, совпавшие как раз с моим днем рождения.

— Это не считается, — с довольной улыбкой, он наблюдал за тем, как пытаюсь подняться так, чтобы не показать слишком много обнаженной плоти.

Минималистичный стиль не моя стезя. Натягиваешь ткань на попу, грудь норовит выскочить наружу, пытаешься прикрыть грудь, обнажаются бедра. Да еще и полотенце уже держится на мне только потому, что прижимаю рукой к груди.

— Давай помогу, — коварно протянул мужчина мне руку.

Не думая о последствиях, протянула свою, ту самую, которая пыталась натянуть полотенце на попу. Резкий рывок и упираюсь носом в обнаженный мужской торс. Что-то похожее на разряд тока, пробежало по телу и не смею поднять глаз и встретиться с взглядом карих глаз. Ладонями мужчина обхватил мое лицо и вынудил все-таки поднять взгляд выше уровня его ключиц. Это было моей большой ошибкой. В глаза так и не посмела посмотреть, а вот разглядывать пухлые, чувственные губы пришлось во всех подробностях, что привело к вполне ожидаемым последствиям. Мысли сменили направление и навязчиво передо мной стояла картинка того, как мужчина склоняется ко мне, целует в губы и полотенце летит вниз, потому что противостоять я уже не в силах.

Герман действительно склонился ко мне, но губы проигнорировал, просто прильнул к шее, в жарком, влажном поцелуе. С трудом выдохнула воздух и еле удержалась от того, чтобы не выгнуться навстречу удовольствию.

— Отпусти меня, — попросила тихо-тихо, шепотом.

— Нет, воробышек, не отпущу. Ты слишком сладкая, чтобы так просто отказаться. Хватит скрывать уже то, что ты хочешь меня так же сильно как и я тебя, — мужчина отвлекся от моей шеи и попытался заглянуть мне в глаза.

Но я упорно отворачивала лицо, не желая выдавать обуревавшие меня чувства, пусть это было и глупо. Герман и так читает меня как открытую книгу. Вот и сейчас, не дождавшись ответа, подхватил меня на руки и понес к кровати. Я же вцепилась в полотенце, как в последнюю надежду на спасение, упорно гипнотизируя взглядом свои руки. Воевать со мной из-за полотенца мужчина не стал, просто положил меня на кровать, стянул с себя джинсы, оставшись обнаженным, невольно приковав к себе мой взгляд. Или он сделал это с расчетом? Но оторваться от великолепного зрелища было невозможно. Широкие плечи, гладкая загорелая кожа, рельефная мускулатура, которой было как раз столько, чтобы выглядеть спортивно и сексуально..., и то, что было интересней всего для меня, еще вчерашней девственницы. Точнее позавчерашней. Любопытство так и било через край, хотелось потрогать и лучше рассмотреть то, что так сильно отличает мужчин от женщин.

Поймав мой заинтересованный взгляд, Герман усмехнулся и плюхнулся рядом со мной, на кровать. Тут же смутилась и попыталась отвлечься разглядыванием "пейзажа" за окном, но получалось не очень. Так и хотелось прикоснуться, подсмотреть.

— Ты можешь потрогать, если хочешь, — непринужденно предложил он.

Промолчала, смутившись окончательно. Поняв мое состояние, мужчина просто нежно провел по моей щеке рукой, а потом поцеловал. Не так как утром, когда поцелуй был больше платоническим, чем чувственным. Сейчас он целовал меня властно, требовательно, желая ответа. Долго сопротивляться напору не получилось, слишком сладким был поцелуй, слишком сильные эмоции и желания он рождал. Со стоном обхватила руками любовника за шею, забыв про полотенце, снова окунаясь в невероятное наслаждение от прикосновений. Сладкая дрожь пробегала по коже там, где мужчина касался ее пальцами и языком. Грудь, живот, ноги, вездесущий любовник умело будил во мне страсть, с радостью прислушиваясь к моим стонам. Отстранялся, наблюдая за моей реакцией, а потом снова приникал, действуя терпеливо и медленно. Сладкая пытка все длилась, ощущение пустоты внутри становилось все сильнее и сильнее, а мужчина так и не торопился доводить дело до победного завершения, дразня меня, заставляя извиваться в кровати и жалобно шептать что-то не понятное и для меня самой.

— Твоя очередь, — откинулся он на спину. — Ты же хотела посмотреть.

К этому моменту весь имевшийся в запасе стыд смылся, не нравился ему разврат, царивший в комнате, поэтому, немного нерешительно, но приподнялась, желая увидеть как можно больше. Жадный взгляд скользил по совершенному телу, отмечая все, скульптурную красоту, безусловную силу. Неуверенно коснулась нежной плоти пальцем, расширившимися глазами наблюдая за тем, как она в ответ шевельнулась, как живая.

— Ой! — прокомментировала происходящее.

— Может быть ты меня сама, наконец, поцелуешь? — нагло потребовал соблазнитель, пробудив этой фразой во мне проблески здравого смысла. — Не хочешь?

Отрицательно помотала головой, делая над собой моральное усилие, перед решительным рывком к двери, но убежать мне не дали. Герман придавил меня к кровати и прошептал:

— Мы так не договаривались, — и запечатал мне рот поцелуем, чтобы я не смогла возразить.

Снова полыхающий огонь страсти и огромное желание, чтобы наконец-то он ворвался в меня. Снова мозг отключается и, не слушаясь здравых мыслей, ногами обхватываю любовника. Да, ждать мужчина больше не стал, вновь торжествуя победу, упиваясь обладанием мной. А я не могу противиться, двигаюсь в такт с ним, чувствуя как нарастает сладкое чувство в низу живота, чувствуя, что разрядка близка, вот сейчас, прямо сейчас. Тело выгибается навстречу, само, оно не прислушивается к призывам гордости и обиды, оно хочет одного, чтобы любовник не останавливался. Только не в этот момент. Зубами впиваюсь в плечо мужчины, пытаясь сдержать крик удовольствия, но удается плохо, слишком сильно то, что на меня накатывает, и я падаю в бездну наслаждения, снова и снова, не в силах удержаться на плаву.

— Как живется? — вопрос повис в воздухе, меньше всего Герман ожидал увидеть его, мужчину, который стоял посередине комнаты и приветливо улыбался.

— Все еще не оставляешь надежду? — не подал виду, что потрясен, Герман.

— А как же. Раньше или позже ты оступишься, не справишься, и у меня будут неплохие шансы, — черноволосый мужчина стоял, заложив руки за спину и склонив набок голову.

— Как нашел? — Герман сел в кресло.

Разговор происходил в Лериной квартире, в гостиной. Сама хозяйка сейчас судорожно собиралась, ей необходимо было попасть в салон красоты, куда она безбожно опаздывала.

— Ты же знаешь, я с самого начала не спускаю с тебя глаз, — улыбнулся мужчина. — Как ты правильно выразился, не теряю надежды.

— Я не учел твоего появления в своих планах. Сдашь меня? — небрежно осведомился Герман.

— Нет, подожду, когда ты сам себя подставишь, — и исчез.

Невольно, пришли в голову воспоминания о знакомстве с демоном. Первый день в аду, который прошел жутко.

Инквизитор, пока вел восемнадцатилетнего парня к костру, сумел неплохо разъяснить одну истину. Здесь, в этом потустороннем мире, тому, кто попал сюда так, как Герман, не стоило соблазняться всякими выгодными предложениями. Все они на поверку, могли обернуться серьезными проблемами.

Костер и слово Инквизитор были взаимосвязаны, как Герман и думал, но совсем не так, как он представлял. Пустой желудок только скручивало в спазмах, а вырвать так и не получилось. Смотреть на то, что происходило, было сложно, поэтому Герман, остался на самой кромке людского моря, которое смаковало подробности и старался не видеть, хоть это и было сложно. Яркое пламя привлекало внимание, манило взгляд к себе и к тому, кто был привязан у столба.

Хохочущий человек, обряженный в дранные камзол и штаны, бросил факел на кучу хвороста. Полыхнуло сразу, а потом раздался жуткий крик, полный боли. Тело Инквизитора корчилось в муках, а пытка длилась и длилась. Тело горело ни минуту, ни две, ни три. А что-то около двух часов, по внутреннему хронометру Германа, который не выдержал этого зрелища и попытался уйти.

Люди, обряженные в красные хламиды, не дали ему выбраться с площади, а мужчина, с раскосыми восточными глазами и смуглой кожей, сказал шепотом:

— Нельзя уходить, пока казнь не закончится.

И Герману пришлось досмотреть "шоу" до конца. Китаец, либо японец, либо кореец, но кто-то из тех, кого зараженные фашизмом люди зовут "узкоглазыми" стоял рядом и изредка, бросал любопытные взгляды на бледного как мел юношу.

Герман не понимал, зачем увязался следом за носилками, на которых несли обугленное тело Инквизитора. Парень не помнил путь до деревянного домика, в котором был брошен так и не сгоревший монах. Молодой человек просто стоял в дверях и смотрел на носилки, с истертыми ручками, что говорило о том, что ими пользовались часто и на содержимое этих носилок, не в силах отвести взгляд. Сколько времени прошло, он не мог сказать, прежде чем полумертвый Инквизитор, смог что-то прошипеть сквозь стиснутые зубы. Парень так и не разобрал что именно, но оживший монах, послужил неким толчком, для выведения Германа из созерцательного транса.

— Жалеешь? — спросил кто-то за спиной юноши.

Герман промолчал, просто повернулся лицом к говорившему.

— Ни один из находящихся в аду не стоит жалости. Мы все заслужили наказание, как бы нам ни хотелось думать по-другому, — азиат с площади стоял у дома, заложив руки за спину, и рассматривал молодого человека.

— В аду? — переспросил парень.

— Ты не знаешь куда попал? И на суде не был? — пришла очередь удивиться азиату.

— Какой суд? — юноша выглядел ошарашенным. — Я не понимаю о чем ты.

— А что ты вообще знаешь? — хмыкнул собеседник.

— Что куда-то попал. Куда-то, где нет моих родных и ничего не понятно, — честно ответил парень. — Куда-то, где жгут живьем людей.

— Значит, ты точно не был на суде. Иначе бы все знал. Как такое могло произойти? — азиат сделал шаг к двери, заставив Германа посторониться. — В первый раз вижу кого-то в аду, кто не был на суде. Или ты демон?

— Я не демон, — устало отозвался парень и оперся рукой о косяк, голод и переживания последних часов решили дать о себе знать именно сейчас.

Непрошеный гость внимательно вгляделся в лицо парня, подошел ближе, потрогал того за руку и прошептал:

— Не может быть! Ты живой! Как ты сюда попал?

— Мне помогли, кажется, — Герман сполз по косяку вниз и, устроившись на корточках, закинул голову, чтобы видеть небо.

— Не может быть! — еще раз повторил азиат.

— Почему не на процедурах? — вмешался в разговор некто строгий, в черной хламиде.

— У меня в девять вечера, по расписанию, — вежливо отозвался узкоглазый мужчина. — Время еще есть.

— А вы? — строго вопросил черноволосый незнакомец.

— А что я? — изумился Герман.

— Отлынивать собираетесь? — с угрозой спросил, судя по всему, представитель закона. — Сейчас проверим.

В руках мужчины появился свиток. Вглядевшись в него, незнакомец нахмурился:

— Не понимаю! Тебя нет в списках! Откуда ты взялся?

— Оттуда! — ткнул указательным пальцем в небо Герман, так надоели ему глупые вопросы, да и голова уже кружилась от слабости.

— Тогда где ваше разрешение на пересечение границы ада, многоуважаемый ангел? — с издевкой вопросил мужчина в черной хламиде. — Шутить изволите?

Свиток исчез из его рук, вместо него появилась стопка бумажек, исписанная мелким, бисерным почерком.

— Будьте добры, подпишите. Необходимо оформить бумаги, чтобы легализоваться и получить распределение на работы, — радушно улыбнулся незнакомец.

— Что это? — невидящим взглядом вперился Герман в бумаги. — Не понимаю.

Перед глазами от усталости и голода все плыло, разобрать то, что было написано, не получалось. Строчки сплетались в клубок неясного содержания. В руке откуда-то появилось гусиное перо, с которого, на написанное так и норовила сорваться красная, жирная клякса. С трудом отвел руку с зажатым в ней пером в сторону и осторожно стряхнул каплю, да так и замер, задумавшись.

— Поаккуратней! — вклинился в размышления о "вечном" мужчина в хламиде. — Давай, подписывай, я тороплюсь!

— В другой раз, — протянул незнакомцу бумагу с пером Герман, очнувшись от дум. — Сейчас не соображаю ничего.